Сверхприбыльный вирус

9 февраля после десятидневного карантина московские школьники вернулись в классы — традиционная эпидемия гриппа в России давно уже воспринимается как неизбежность. Все как всегда: вирусологи уговаривают россиян прививаться, в супермаркетах продаются марлевые повязки, и как понять, где заканчивается медицина и начинается бизнес?

ОЛЕГ КАШИН

"На бытовом уровне вам достаточно знать, что вам делают прививку от гриппа, этого достаточно",— сказала руководитель отдела Института детских инфекций Ирина Бабаченко, когда я попросил ее популярно объяснить мне, почему необходимо прививаться от гриппа. Это "на бытовом уровне достаточно знать" прозвучало даже менее убедительно, чем можно было ожидать, и тогда, чтобы вызвать у Ирины Владимировны хотя бы какие-нибудь эмоции, я сказал ей, что такой ответ выдает в ней участницу глобального фармацевтического заговора: вы, мол, прививайтесь, а мы на вас будем зарабатывать. Удивительно, но вирусолог не обиделась: "Да у нас все на всем зарабатывают! На ЖКХ, что ли, никто не зарабатывает или на общественном транспорте? Но все почему-то ищут жуликов в медицине". Потом добавила: "Все говорят о том, что медицина на вакцинах зарабатывает, но все забывают, что медицина ведь и тратится на вакцины. Вам же не воду вливают, правда же?"

"Вливают" действительно совсем не воду — руководитель лаборатории московского НИИ вирусологии им. Д. И. Ивановского Елена Бурцева рассказывает, что в этом году россиян прививают трехвалентной вакциной, то есть тремя разными штаммами гриппа, циркулирующими в разных регионах страны. "Это оптимальный вариант, соответствующий официальным рекомендациям Всемирной организации здравоохранения,— говорит Елена Бурцева.— На Дальнем Востоке циркулирует пандемический грипп, который вы любите называть свиным, а в Москве — совсем другой, H3B. В начале сезона вы можете встретиться с пандемическим, а через месяц — с московским, и чтобы не болеть два раза и вообще не болеть, лучше привиться и от того и от другого, тем более что это все равно одна прививка". "Прививки не всегда защищают от заболевания на 100%,— уточняет, в свою очередь, Ирина Бабаченко.— Но на 100% они защищают от тяжелой формы, и те, кто жалуется, что заболели, несмотря на вакцинацию, просто не понимают, что, если бы вакцинации не было, можно было бы и умереть, в конце концов".

Перспектива умереть от чего бы то ни было, безусловно, ужасна, но если умершему уже все равно, что послужило причиной смерти, то для оставшихся в живых иногда бывает жизненно важна причина чужой смерти. У конспирологов популярна анекдотически смешная, с точки зрения нормального (то есть далекого от теории заговоров) человека, книга Мариам Ахундовой о Фредди Меркьюри, в которой подробно описывается убийство солиста Queen силами глобальных фармацевтических компаний: по версии автора этой конспирологической теории, фармацевты убили певца, параллельно распространив через медиа выдуманную причину смерти — СПИД, чтобы виртуальная болезнь стала частью глобального шоу-бизнеса, чтобы человечество боялось ее и не возражало против трат на борьбу с ней.

Такая версия смерти Меркьюри наверняка бред, но полтора года назад я сам был свидетелем того, как посмертный спор о причине смерти (а если совсем честно, то не спор, а соревнование двух недоказуемых версий смерти пациентки) специалисты из двух разных ведомств вели, не скрывая этого, не для установления истины, а для решения собственных аппаратных проблем — такой ведомственный конфликт с летальным исходом.

46-летняя пациентка М., скончавшаяся от пневмонии 18 августа 2009 года, после своей смерти стала буквально пешкой в игре между НИИ вирусологии и Роспотребнадзором. Глава института академик Дмитрий Львов настаивал на том, что М. умерла от гриппа A/H1N1 (то есть от пневмонии, вызванной этим гриппом) и что Россия должна быть включена в официальный список стран, в которых зафиксированы смерти от свиного гриппа. Глава Роспотребнадзора Геннадий Онищенко, напротив, утверждал, что пневмония была просто пневмонией, а сама покойная болела чем угодно (у нее даже был инфаркт), но не гриппом. Я общался тогда с обоими участниками конфликта, оба были крайне эмоциональны (академик называл оппонента инквизитором, главный санитарный врач отвечал ему обвинениями в информационном терроризме), и оба почти не скрывали, почему для каждого из них так важно, чтобы победила именно его версия смерти неизвестной женщины: для вирусологов первая смерть от свиного гриппа означала гарантированный расцвет рынка вакцин со всеми вытекающими материальными выгодами, а ведомство Геннадия Онищенко, напротив, было не заинтересовано в неудобствах, которые обрушились бы на него, окажись Россия в списке стран с зафиксированными смертями от A/H1N1. Тот случай исключительно ценен именно тем, что благодаря ему (точнее, благодаря тяге Геннадия Онищенко к медийной активности) общество смогло увидеть, насколько условны и конъюнктурны вещи, которые мы в силу традиционного уважения к научным степеням привыкли считать бесспорными. На самом деле прав оказывается тот, чьи аппаратные позиции оказываются сильнее,— и никакой науки.

Смерть от свиного гриппа тогда так и не доказали, Онищенко победил, но потраченные в прошлом году на борьбу с гриппом 4 млрд руб. из федерального бюджета — сумма, расходование которой трудно объяснить простым "на ЖКХ тоже зарабатывают". И как ни комично выглядит разоблачение заговоров, трудно отделаться от чувства, что ежегодная мода на грипп имеет больше отношения к медиа, чем к медицине. В последние годы даже почему-то сломалась вековая традиция обозначать гриппозные эпидемии по месту фиксирования их первых вспышек. Классические "испанка" и гонконгский грипп, видимо, показались бы современному глобальному потребителю слишком локализованными: если грипп мексиканский (пандемический A/H1N1 пришел из Мексики), то какое до него дело европейскому телезрителю? Другое дело — свиной грипп. Звучит загадочно, зато свиньи водятся везде, и если грипп назвать свиным, то угроза будет понятна даже самым отсталым слоям населения.

Что-то похожее происходило с другой большой страшилкой десятилетия — глобальным потеплением. "В Байкале крокодилы, баобабы вдоль Волги-реки" — апокалиптическая картинка выглядела убедительной, пока внимательные оппоненты не обнаружили в докладах Межправительственной группы по климатическим изменениям (IPCC) раскавыченные цитаты из научно-популярной литературы вплоть до фантастических рассказов для детей (в докладе IPCC было предсказано полное таяние ледников в Гималаях к 2035 году, гибель 40% лесов Амазонии и затопление 55% территории Нидерландов — позднее выяснилось, что прогнозы были взяты из рассказа, напечатанного в детском научно-популярном журнале). Прошлой весной, когда об этой истории написали в газетах, секретариат ООН анонсировал проверку деятельности IPCC "группой ученых высокого уровня", но когда я спросил директора Института глобального климата и экологии Росгидромета академика РАН Юрия Израэля (до 2008 года он был вице-председателем IPCC) о перспективах такой проверки, академик с подкупающей честностью ответил, что "проверка будет удачной, только если ООН сможет найти достаточное количество солидных людей, способных ее осуществить, но все солидные люди и так являются членами IPCC". С гриппом, судя по всему, все происходит точно так же: может быть, Всемирная организация здравоохранения и могла бы разобраться в том, насколько он опасен и насколько эффективна борьба с ним, но никогда не сделает этого, потому что нынешнее положение вещей вполне устраивает тех, для кого борьба с гриппом — это работа, и если победить его, то просто не с чем будет бороться. Один из наиболее известных критиков общепринятого взгляда на грипп, российский военный эпидемиолог Михаил Супотницкий, приводит примеры очевидных дыр даже в считающейся бесспорной концепции передачи гриппа по цепочке, от человека к человеку: он напоминает, что пик "испанки" в Лондоне, Париже, Берлине и Нью-Йорке пришелся на осень 1918 года — мировая война еще идет, линия фронта еще существует, между Берлином и столицами воюющих с Германией стран нет сколько-нибудь заметной миграции, но грипп все равно вспыхивает везде в одно и то же время. Кроме того, почему-то появление новых видов транспорта никак не повлияло на динамику географического распространения гриппа: с появлением самолетов и океанских лайнеров грипп почему-то не стал распространяться быстрее, чем во времена парусников и кавалерии. Супотницкий считает, что для победы над гриппом нужно заново изучить его природу, "но вместо этого мы слышим одно: дайте денег на вакцины". Этому же эпидемиологу, кстати, принадлежит афоризм времен еще птичьего гриппа: "Если бы в вирусологии существовали репутации, то они утонули бы в птичьем навозе". Судя по тому, что никто до сих пор ни в чем не утонул, факт существования репутаций в этом бизнесе стоит считать недоказанным.

Конечно, это не заговор. Просто существует положение вещей, устраивающее всех, кто имеет к нему отношение. Если бы армиями командовали владельцы заводов ВПК, войны не заканчивались бы никогда. Все как в анекдоте, когда папа-адвокат ругает сына за то, что тот выиграл в суде начатое отцом 20 лет назад дело: "Сынок, это дело кормило нас 20 лет!" Конечно, иногда и целые индустрии умирают на очередном витке прогресса, но в борьбе с гриппом и за прогресс отвечают те, кто заинтересован в том, чтобы эта борьба была вечной. "На будущее: эпидемии будут всегда,— говорит Елена Бурцева из НИИ Ивановского.— Погода, снижение иммунитета накануне весны — с этим просто ничего не сделаешь".

Можно ли представить, что грипп побежден полностью, что вакцины и лекарства (кстати, лекарство от A/H1N1 под говорящим названием SwineFlu появилось в продаже в Великобритании как минимум за неделю до появления свиного гриппа в новостях — конспирологи очень любят ссылаться на этот факт) больше не нужны? Наверное, да. Но только если хотя бы за год до победы над гриппом человечество вдруг узнает о новой страшной инфекции, прививки и лекарства от которой, конечно же, нужны всем и каждому, а стоят — ну чуть дороже, чем прививки и лекарства от гриппа.