Премьер-министр, посетивший на прошлой неделе 1-ю Градскую больницу в Москве, диагностировал тяжелое состояние столичного здравоохранения. Тогда же стало известно: на его модернизацию выделены колоссальные средства — 117 млрд рублей. Как будут использованы эти деньги, что будет с московскими больницами и как мы там будем лечиться, "Огоньку" рассказал Леонид Печатников, министр правительства Москвы, руководитель департамента здравоохранения столицы
— Леонид Михайлович, тяжелое наследство вам досталось?
— Я 25 лет проработал в муниципальном городском здравоохранении, и то, с чем я столкнулся, для меня, собственно, не было неожиданностью...
Дело в том, что, несмотря на то, что Москва, безусловно, обладает колоссальным потенциалом, и врачебным, и научным, не секрет, что более половины, а скорее всего и все 60 процентов основных фондов московских больниц и поликлиник изношены. Больницы находятся в очень тяжелом состоянии. Так сложилось, что большинство больниц Москвы — это больницы павильонного типа, там все находится во множестве разных зданий на одной территории. Этим зданиям десятки, а то и сотни лет, многие из них давно не ремонтировались. На прошлой неделе в 1-й Градской больнице побывал премьер-министр, и его впечатления понятны.
Кроме того, Москва — столичный город, сюда едет масса людей, многие из которых думают, что именно здесь они решат свои проблемы. Они приезжают, пытаются устроиться на лечение в московские больницы. Все это часто бывает не обеспечено бюджетом. Ну ладно бы это были жители Российской Федерации. Но приезжают граждане СНГ, из разных концов бывшего Советского Союза, которые не застрахованы, на которых просто нет денег. Но они же люди! Значит, скорая помощь везет их в больницу, им оказывается помощь. Мы за год пролечиваем полтора миллиона таких больных. Есть даже роддом, который когда-то приказом департамента назначен роддомом для так называемых необследованных рожениц. Что это значит? Как правило, там рожают иностранные гражданки, которые приезжают в столицу уже беременными. И все это делается за московский бюджет. И хотя, надо отдать должное, московский бюджет последнее время растет, но его тоже не хватает.
На совещании и министр здравоохранения и социального развития критиковала московское здравоохранение, и премьер-министр критиковал. И я, пожалуй, мог бы подписаться под каждым их словом. Надо только учитывать, что последние два, как теперь говорят, нетучных года отразились и на здравоохранении. Хотя и раньше больницы снаружи приводились в порядок: красились, штукатурились, оснащались медикаментами. Но вот капитальных ремонтов, серьезного оснащения действительно современным оборудованием не было. Поэтому во многих больницах оснащение прошлого века. Оно, может быть, уже и морально, и физически устарело, но продолжает работать. И общее состояние московского здравоохранения, конечно, не может быть признано удовлетворительным.
Есть еще одна проблема. Мне бы не хотелось на этом месте быть смотрителем богоугодных заведений Земляникой. А многие наши больницы превратились в богоугодные заведения. А больница — это не богоугодное заведение. Это место, где больного могут быстро и эффективно вылечить или ликвидировать обострение заболевания. Человек не должен лежать в больнице месяцами, он не должен рассматривать больницу как место, где можно обогреться и поесть за казенный счет. Для этих целей должны существовать совершенно другие заведения, где в стоимость койки не будут входить дорогостоящее оборудование, высокие технологии. И вот эта проблема непростая. Превратить больницы из "объектов социальной защиты" в объекты высокотехнологичной медицинской помощи — это та задача, которую ставит нынешнее руководство Москвы.
Я никогда прежде не был знаком с Сергеем Семеновичем Собяниным. Первый раз в жизни я его увидел, когда он пригласил меня, чтобы предложить это место. До этого — только по телевизору. Но для меня оказалось абсолютным сюрпризом то, что московский мэр четко понимает, по какому пути надо идти. И не боится ради этой реформы применять, может быть, не очень популярные меры. Лечение гипертонии или сердечной недостаточности, или просто изменение времени приема таблеток,— этого нельзя делать на койке, оснащенной компьютерным томографом, магнитным резонансом и прочей дорогостоящей техникой.
— Но ведь в поликлиниках этого тоже не делают. Я имею в виду помощь пожилым людям...
— О поликлиниках мы еще поговорим. Сейчас хочу подчеркнуть: то, что пожилым людям надо помогать,— это не обсуждается. Вопрос стоит иначе: необходимо выделение больниц разного уровня. Не по уровню комфортности и квалификации врачей, а по уровню компетенции. У каждого медицинского учреждения должен быть свой уровень компетенции, в зависимости от которого она и оснащается. То есть, если больница оснащена кардиохирургической, нейрохирургической техникой, если у нее есть аппараты для гемодиализа, то не нужно там лечить больного с банальной пневмонией. Это может сделать либо поликлиника, либо больница другого профиля. Известно, что при наличии высоких технологий в больнице человека с неосложненной формой аппендицита можно выписать после операции на вторые сутки. Почему этого не делают? Есть две причины. Главная причина — профессиональная. Врачи боятся отпустить человека в поликлинику, потому что сегодня они его отпускают в никуда. И вторая причина: тарифы ОМС составлены сегодня таким образом, что пока человек не пролежит в больнице семь-десять дней, случай не считается законченным и не оплачивается страховкой. И вот человек уже хорошо себя чувствует, но выписать его не могут, потому что иначе больница не получит денег. Для некоторых болезней придуманы сроки. Но ведь мы понимаем, что сроки болезни зависят не только от болезни, но и от пациента. Вот от этого мы будем немедленно отказываться. То есть мы готовимся к смене стандартов и протоколов лечения.
Есть проблема плановых больных. Плановый пациент должен поступать в эту больницу хорошо обследованным. Но где ему сегодня обследоваться? В поликлиниках? Абсолютно невозможно. И человек, попадая на операцию, неделю лежит, чтобы пройти предоперационное обследование. И только после этого его возьмут на операцию, а потом он еще неделю должен лежать, чтобы случай был законченным по тарифам ОМС. Это вещи, которые сейчас тоже необходимо менять.
— И все-таки вы обещали объяснить, что будет с нашими поликлиниками.
— Это главная проблема, которую надо решать. У нас сегодня нагрузка между стационарами и поликлиниками распределяется примерно как 60 к 40. А должно быть ровно наоборот. Стационар должен нести не более 40 процентов нагрузки, а 60 процентов нагрузки должны нести поликлиники. Но для этого они должны быть нормально оснащены. Когда-то в каждом округе Москвы по предложению Евгения Чазова был создан клинико-диагностический центр. Хорошо оснащенный, который, по идее, должен был обслуживать более мелкие поликлиники, где невозможно было поставить компьютерный томограф. К сожалению, эти клинико-диагностические центры перестали работать на поликлиники. Им разрешили вести хозрасчетную деятельность, и сейчас они по два-три талона в месяц дают поликлиникам, а в основном за хорошие деньги обслуживают отнюдь не москвичей. Я не склонен запрещать никакой хозрасчетной деятельности, упаси бог. Но эта деятельность может быть разрешена только при условии выполнения той программы госгарантий, под которой стоит подпись мэра города. Извольте исполнить свой долг, получите за это деньги из бюджета и в оставшееся время работать за дополнительные деньги.
— Что еще предполагает программа модернизации столичного здравоохранения?
— Абсолютно беспрецедентное вливание денег в систему здравоохранения предусматривает капитальные, текущие ремонты, новое строительство и оснащение огромного количества больниц и поликлиник. Только за два года на эти цели предусмотрено 117 млрд рублей. Это 4 млрд долларов на модернизацию столичного здравоохранения.
Но в медицине, как известно, денег много не бывает. Медицина — вещь очень капиталоемкая, поэтому задача, которая стоит перед нами,— очень рационально использовать эти деньги. Я объясню, чтобы было понятно. Для того чтобы человек после аппендицита мог быть выписан на вторые сутки, в больнице должна быть лапароскопическая техника. А после больницы этот человек должен прийти в поликлинику, где есть хороший хирург и оборудование, которое проконтролировало бы весь послеоперационный период. Но нарушение в одном из этих звеньев на выходе дает ноль. Я не могу рекомендовать сделать компьютерную томографию, если нет компьютерного томографа, понимаете?
Поэтому задача номер один — это оснащение, задача номер два — реструктуризация. Как мы ее понимаем сегодня в департаменте здравоохранения? В каждом округе будет выделено 2,5-3 тысячи высокотехнологичных, высокоспециализированных коек, которые будут оснащены на современном уровне и могут быть использованы с максимальным эффектом. Второе. Будут выделены, в дополнение к уже существующим клинико-диагностическим центрам, крупные поликлиники, тоже очень хорошо оснащенные — их будет три, четыре, иногда пять на округ, их число зависит от населения округа. И в эти крупные амбулаторные центры, как мы их называем, будут вынесены стационары одного дня и стационарзамещающие технологии. К каждому амбулаторному центру будут прикреплены пять-шесть маленьких поликлиник, в которых будут работать участковые врачи и узкие специалисты. Из этих звеньев получается многоступенчатая система здравоохранения, и для каждого из этих звеньев будет разработан свой предел компетенции. Должно быть ясно: вот эти болезни можно лечить на этом уровне, при таком табеле оснащенности, а другие болезни можно лечить на следующем уровне, и наконец, есть болезни, которые лечатся на высокотехнологичных койках. Чтобы человек, которому нужно всего лишь сделать рентген, не пошел делать магнитно-резонансную томографию. То есть, речь идет о создании технологической цепочки.
— Где же вы возьмете столько специалистов, которые будут хорошо разбираться в современной технике?
— В Москве это не очень большая проблема. Другое дело, что эти люди стремятся заработать и не очень хотят идти в участковые врачи. Это правда. Но если мы сумеем все-таки создать систему мотиваций и врач будет понимать, что для того, чтобы попасть на следующий этап профессионального развития, ему лучше бы поработать участковым врачом, это сработает. Сейчас я не говорю даже о деньгах, а только о профессиональной мотивации.
— Постойте, а куда же денутся те врачи, с которыми мы ежедневно сталкиваемся в поликлиниках и на которых столько жалуемся?
— Но если нам удастся создать высокотехнологичную медицину, то у нас будет высвобождаться не так уж мало докторов. Понимаете, в медицине надо создавать рынок труда.
— Но вы же согласитесь, что в вашей профессии крайне важен человеческий фактор. И большинство людей, которые являются потребителями медуслуг, поражаются даже не тому, что там чего-то нет в поликлинике или больнице, а врачебной черствости, отсутствию интереса к больному, корысти врача. С этим что-то можно сделать?
— Я не думаю, что среди врачей черствых, бездушных людей больше, чем среди представителей других профессий.
— Вы назвали сумму, которая будет выделена московскому здравоохранению. Действительно, все проблемы московского здравоохранения разрешатся деньгами?
— Нет, что вы! Деньгами все проблемы не решаются нигде и никогда. Да, это абсолютно беспрецедентная сумма. Я еще раз говорю: Москва никогда столько не получала. Поверьте, я не хочу ругать ни своего предшественника, ни бывшего мэра, но московские власти не понимали, в каком реальном состоянии находится здравоохранение. Собянин за те несколько месяцев, что он мэр, объездил самые крупные больницы. Так вот, он никогда не ездил в новые больницы. И он всегда заходил в самые жуткие места, которые есть в больнице.
— Откуда же он знал о существовании этих мест?
— Видимо, по Тюмени, по Ханты-Мансийску. Собянин, к ужасу главных врачей, шел в общую терапию, в неврологию. Я вам скажу больше — когда готовился визит Путина, то думали, в какую больницу повезти. Собянин сказал, что ехать надо туда, где можно увидеть реальную картину дел. Сам он в 1-ю Градскую приехал раньше Путина, осмотрел маршрут, который предполагался. И сказал — вот это надо показать председателю правительства. Лежит человек в коридоре — пусть лежит. А ведь в той же 1-й Градской больнице мы могли показать единственный отремонтированный корпус — с картинами в фойе, церковью внутри!
Вот это меня радует. Потому что я сам никогда бы не стал заниматься очковтирательством, никогда этого не делал и делать не собираюсь. Но самое главное, чему я радуюсь,— этого от меня не требуют. Не требуют!!!
— Много говорили о последствиях московской жары в этом году. Известно, что огромные суммы выделены на кондиционеры. Система здравоохранения действительно может уберечь нас от таких катаклизмов?
— По идее, ни одна больница не может функционировать без общей системы кондиционирования. И когда строится новая больница, делается общая система кондиционирования. В больницах, которые находятся в приспособленных помещениях, возможна только локальная система кондиционирования. Но если в палате еще можно поставить бытовой кондиционер, то в операционных нельзя. Воздух, который идет в операционную, должен быть очищен. Поэтому оборудовать кондиционерами только операционные, реанимации — это уже колоссальные деньги. Хирурги этим летом работали при 50-градусной температуре в операционной. Вы можете себе представить?
На кондиционеры выделили, если я правильно помню, 8 млрд. Огромная сумма, но я не уверен, что за эти деньги удастся кондиционировать каждую палату в каждой больнице.