Что правильно и что неправильно было сделано в кризис, почему финансовым рынкам нужен единый регулятор, в чем основные проблемы пенсионной реформы, что ждет сферу страхования, а также чем полезно создание национальной платежной системы, корреспонденту "Денег" Петру Рушайло рассказал председатель комитета по финансовым рынкам Госдумы Владислав Резник.
"Я говорил председателю ЦБ, что плавная девальвация — экономически неверное решение"
Принято считать, что предыдущий год стал годом окончания кризиса. Как бы вы оценили его итоги — прежде всего с точки зрения действий законодательной и исполнительной власти?
— С моей точки зрения, абсолютное большинство мер, в том числе в части изменения законодательства, было принято своевременно и правильно. Наверное, единственное, что не следовало делать в кризис,— это управлять торгами в ручном режиме.
То есть?
— Прежде всего приостанавливать биржевые торги, как это делала Федеральная служба по финансовым рынкам. Это было недопустимо и подрывало доверие рынка к происходящему и осмысленности действий властей. К тому же, когда торги приостанавливаются в России, они перемещаются в Лондон — и все. Тогда какой смысл это делать? Второе: примерно в то же время был принят ряд решений по ограничению оборота акций российских эмитентов на западных рынках, что также искажало картину происходящего. К ошибочным мерам, наверное, могу отнести и выделение 175 млрд руб. Внешэкономбанку на интервенции на фондовом рынке. Хотя ВЭБ в итоге и неплохо заработал, все равно мера была явно излишняя и ненужная. Опять-таки потому, что это искажало реальную рыночную картину.
Но аргумент был — деньги идут на поддержку акций ограниченного количества госкомпаний.
— Да, например, на поддержку стоимости акций Сбербанка. Но не думаю, что Сбербанк действительно нуждался в этой поддержке.
А сама по себе плавная девальвация? Довольно необычное решение, согласитесь.
— Девальвация — отдельная тема. Я и тогда председателю ЦБ говорил, что плавная девальвация — экономически неверное решение. С другой стороны, мне председатель ЦБ отвечал: а зачем нам резервы нужны, если их не использовать в подобных критических ситуациях? Действительно, может быть, это было и не лучшее экономическое решение, но оно позволило избежать многих негативных социальных последствий, давало возможность компаниям подготовиться, спланировать свои бюджеты, расходные обязательства, доходы.
Другое дело, что ликвидность, предоставляемая денежными властями, стала тут же уходить с рынка посредством оттока валюты. Но ЦБ быстро опомнился, погрозил кулаком банкам, напугал, и это быстро прекратилось.
И какой вывод?
— У нас в стране, на счастье, оказалась правильная команда в это время — и в правительстве, и в ЦБ. Потому что после принятия решения о том, что делать, они исполнили его великолепно. Хотя лично у меня была тогда точка зрения, что надо было резче опустить рубль, а потом тут же начать повышать его курс. Тогда инфляционных ожиданий было бы меньше. А то многие не чувствовали дна под ногами. Причем надо помнить, что к началу кризиса абсолютное большинство денежных накоплений граждан было в рублевых депозитах. И какая разница в принципе нам, сколько бы стоил доллар: мы же живем в рублевой зоне. Поэтому более резкая девальвация с последующим повышением курса едва ли имела бы большие негативные последствия для населения.
Во время кризиса был принят ряд законодательных актов, которые сильно изменили полномочия того же ЦБ. Какие из них останутся?
— А мы практически все уже вернули на круги своя. Все же эти полномочия давались временно. Например, законодатели дали право ЦБ ограничивать ставку по депозитам, привлекаемым банком от населения. Это была нерыночная мера. И надо отдать должное ЦБ — он очень аккуратно ею пользовался. Но срок ее действия истек 1 января 2011 года, хотя ЦБ и намекал, что неплохо бы продлить ее еще хотя бы на полгода.
Как оценить то, что за время кризиса выросло присутствие государства в экономике? Прежде всего это выразилось в том, что основным источником средств для перекредитования стали госбанки — и у них сейчас в залоге едва ли не вся промышленность.
— То, что именно госбанки стали источником средств, естественно: там ресурсов больше, государство им помогало. Кроме того, были требования к госбанкам увеличивать кредитный портфель на 1-2% в месяц, на них реально давили. Хотя это и смешно: нельзя в процентном отношении требовать увеличения рынка от крупнейших банков. Это же колоссальные деньги. И как покрыть риски заемщиков? И где найти таких заемщиков? Тем не менее мы в этом не одиноки: власти всех стран тем или иным способом заливали рынки деньгами.
Что касается залогов. Если предприятие кредитуется, оно и до кризиса выставляло обеспечение под эти деньги. А потом, я не чувствую, что стало сильно больше присутствия государства. Потому что нефтянка — она и так у государства, энергетика — у нас опять создается что-то похожее на РАО ЕЭС в новом виде. Что еще из крупного? Металлургия? Мне не кажется, что там все так уж сильно перешло под госконтроль.
"В функции мегарегулятора я добавил бы и банковский надзор"
Перед Новым годом была не очень понятная история. Минфин опубликовал проект указа президента о присоединении службы по финансовым рынкам к службе страхового надзора. Потом — наоборот, о присоединении ФССН к ФСФР. По сути, реанимируется старая идея создания мегарегулятора.
— Сначала один вариант указа, потом — второй, теперь вроде как третий готовится... Моя точка зрения следующая. Я считаю, что через полтора года у нас будут в соответствии с Конституцией президентские выборы и новое правительство. И в этот момент логично заниматься реорганизацией. Не сейчас.
Что же касается непосредственно вопроса мегарегулятора, то, безусловно, его создавать надо. И я в его функции добавил бы еще и банковский надзор. Поэтому я воспринимаю объединение страхового надзора и надзора за фондовым рынком как правильный и логичный шаг. Главное, чтобы это не произошло автоматически: вот была ФСФР, а стала ФСФР еще с одним отделом. В таком случае это не даст возможности контроля рисков, потому что надо контролировать перетекание рисков из одного сектора в другой, например, если у нас есть ФПГ, в составе которой и страховые, финансовые компании, и банки, и промышленность. Для этого и нужен мегарегулятор.
Но ведь надзор в этих отраслях устроен по-разному. Почему бы не начать с более простых вещей? Например, сколько уже лет обсуждается введение пруденциального надзора на фондовом рынке.
— Мы сейчас как раз начали это делать — приняли в первом чтении закон о введении такой системы. Там предусмотрена возможность контроля определенных параметров, свидетельствующих об устойчивом состоянии участника финансового рынка в более или менее реальном режиме времени. И в тех законах, которые сейчас готовятся, и в тех разработках, которые делает ФССН, также многое готово для введения пруденциального надзора на страховом рынке.
А пенсионные фонды не должны вливаться в ту же схему?
— В общем должны, конечно. Более того, честно говоря, я всегда недоумевал, почему ФССН не регулирует НПФ. Потому что для меня НПФ — это страховщик с одним видом деятельности. Может быть, так сложилось исторически, поскольку многие путают социальное пенсионное обеспечение с пенсионным страхованием.
Кстати, о пенсионном обеспечении. Сейчас идет большая дискуссия о путях пенсионной реформы, начиная с пенсионного возраста и заканчивая схемами выплат.
— Вопрос увеличения пенсионного возраста — огромная политическая проблема. Все понимают, что денег не хватает: посмотрите сами, насколько выросли пенсии за последние десять лет. И в какой-то момент эту проблему придется решать. И в какой-то момент придется увеличить пенсионный возраст. На сколько, как, когда — это все будут плоды политического компромисса. Но то, что придется, очевидно. Если, конечно, цена на нефть не подскочит выше $200 за баррель, если не закроется Суэцкий канал, не прилетят марсиане и помогут или что-нибудь из той же серии не случится.
Но правительство говорит, что пенсионный возраст увеличиваться не будет.
— Ну, значит, не будет.
Это так говорят в связи с тем, что год — предвыборный?
— Нет, раз правительство говорит, что оно сейчас не будет поднимать пенсионный возраст, значит, не будет. В данный момент.
Но вы же говорите, что рано или поздно придется.
— Рано или поздно придется. Но на данный момент правительство определилось: пенсионный возраст подниматься не будет. Это факт. Бояться его увеличения в ближайшую пару лет не стоит. Кроме того, это еще, условно говоря, и счетная задача. Вопрос конкретных параметров пенсионной реформы — это вопрос расчетов. Здесь многое зависит от продолжительности жизни, от качества жизни, от того, какие средства мы вкладываем в медицину. Пока эти расчеты не проведены, лично я делать окончательные выводы, как должна выглядеть реформа, не готов.
А что происходит сейчас на страховом рынке? Множество участников ушли с него в прошлом году.
— У нас сознательная политика на усиление требований к страховым организациям. И естественно, не все это выдерживают. И многие уйдут с рынка к 2012 году, к 1 января, когда требования по уставному капиталу будут минимум 120 млн руб., а для тех, кто хочет заниматься любым видом деятельности,— 480 млн.
Не вырастут ли тарифы из-за этого?
— Нет. У нас уровень конкуренции избыточный. У нас нет оснований считать, что компаний останется так мало, что из-за этого вырастут тарифы.
А ОСАГО? Страховщики постоянно жалуются на убыточность этого продукта. Очевидно, что с их стороны есть давление.
— Дело не в том, что ОСАГО — неокупаемый продукт. В реализации закона есть проблема. Закон принимался в 2002 году — не учитывается инфляция с 2002 года по нынешний день, и не было индексации тарифа. Поэтому, конечно, проблема с тарифами у страховщиков огромная. Это приводит к отвратительному явлению: многие страховщики перестают платить и отправляют клиентов в суд. И только по решению суда выплачивают страховое возмещение.
Скажите, а когда принимался закон, что, не было понятно, что инфляция имеет значение?
— Конечно, было.
Почему же не заложили механизм индексации?
— Нам не позволили. Было очень жесткое настроение вообще в отношении принятия этого закона. Он прошел большинством в два голоса. Поэтому говорить о том, чтобы вписать туда еще и механизм индексации, не приходилось.
А сейчас уже можно это сделать?
— Нет, я думаю, что тема болезненная.
Как тогда решить эту проблему?
— Придется менять тарифы. Правительство не хочет — ну не готово было до этого момента — взять на себя ответственность. Значит, будут меняться коэффициенты. Но все равно я могу сказать точно, что это омерзительное явление, когда не платят. А многие не платят не потому, что не хотят, а потому, что мы неподнятием тарифов загнали их в эту ситуацию.
"Я так же, как и вы, не понял, что такое национальная платежная система"
Накануне Нового года финансовый комитет Госдумы выдал довольно жесткое заключение на законопроект о национальной платежной системе, разработанный ЦБ и Минфином. В чем суть претензий? Я, честно говоря, даже не понял, что кроется под этим термином.
— Во-первых, по моей информации, законопроект полностью был написан ЦБ. Я не знаю ни одного человека в Минфине, который участвовал бы в его написании. Если же о сути претензий, то из того, как это выглядит в законопроекте, я так же, как и вы, не понял, что такое национальная платежная система. Она не описана. Собственно, это первое, что вызвало у меня вопросы. И в заключении комитета об этом говорится. Насколько я понимаю, в свое время шла речь о создании национальной системы платежных карт, которая могла бы составить конкуренцию действующим платежным системам, в первую очередь международным, и которая сопрягалась бы с этими международными системами и могла бы использоваться нашими гражданами и за границей.
Для чего?
— Ну мало ли какая складывается ситуация. Ну вот скажите, зачем нам нужна ГЛОНАСС, когда есть GPRS? Но понятно, что нам нужна ГЛОНАСС, несмотря на то что есть GPRS.
Ну про ГЛОНАСС — это больше вопрос к военным.
— Не только к военным. Я, скажем, помню, когда бомбили Югославию — я в Польше в этот момент был,— вдруг был отключен роуминг. Я не мог, находясь в Польше, никуда дозвониться, и это продолжалось несколько часов. Аналогичным образом на какой-то случай национальная платежная система нужна. И государство вправе иметь собственную карточную платежную систему. Изначально, собственно говоря, так и была поставлена задача. Потом она несколько расширилась, появилась универсальная карта, которая с 1 июля 2112 года должна войти в обиход. Она же будет иметь и банковское приложение. И государство вправе именно через эту систему проводить платежи — социальные, например. В этой части все совершенно верно. И эта идея, эта глава была в законе "О национальной платежной системе". Потом, поскольку сам закон очень спорный, на совещании у президента было решено перенести эту главу в закон о госуслугах.
Но тогда непонятно, что содержательного остается в законе "О национальной платежной системе". И ЦБ решил внести в этот закон главу "Электронные деньги". Но наш комитет это не очень устроило: из текста закона мы просто не поняли, что такое электронные деньги. Правда, сейчас мы приходим к определенным компромиссам по этому закону. Мы все-таки решили, что электронные деньги — одна из форм безналичных расчетов.
А эмитент кто?
— Эмитент, естественно, банки.
А ради чего, собственно, копья ломаются? Что эти дефиниции дадут гражданам?
— Например, гражданин сможет взять телефон и с этого телефона оплатить, скажем, расходы по коммунальным услугам, билет купить в театр, рассчитаться на кассе магазина.
Что сейчас этому мешает?
— Действующее законодательство. Платежи, которые осуществляются со счета мобильного телефона, со счета оператора, на сегодняшний момент не что иное, как притворная сделка. Оформляется это как возврат аванса. Я положил деньги на счет оператора подвижной связи. А затем оператор по моему указанию, допустим, должен оплатить покупку в интернет-магазине. Я как потребитель этого не вижу, но оплата происходит именно за счет возврата аванса. Это изначально притворная сделка. И все находятся в правовом риске. В случае судебных разбирательств сделка будет признана притворной.
И что вы предлагаете?
— Мы предлагаем узаконить в том числе и платежи с использованием мобильной связи. В этом же направлении сейчас готовится закон "Об электронной цифровой подписи".
Подождите, электронная цифровая подпись (ЭЦП) на рынке давно есть. Не говоря уже о том, что с 1 января заработал единый портал госзакупок — там вообще все через ЭЦП идет.
— Здесь тоже есть проблемы. Действующий закон "Об электронной цифровой подписи" создает довольно большие сложности, связанные с тем, что она должна быть криптографически защищена, требует сертификации ФСБ. Понятно, что не каждую подпись необходимо защищать на уровне технического противодействия иностранным разведкам. Вместе с тем считаю недопустимым использовать зарубежную криптографию у нас в стране. Эти вопросы обсуждаются при подготовке закона ко второму чтению.
Когда ожидается принятие этого закона?
— В ближайшее время.
"Я аплодирую решению о слиянии бирж"
Какие еще ключевые финансовые законы планируется принять в нынешнюю сессию Госдумы?
— Прежде всего отмечу закон о биржах и биржевой деятельности. А также о центральном депозитарии. Для создания международного финансового центра нам нужна инфраструктура фондового рынка. Один из важнейших вопросов здесь — клиринг, данный закон мы приняли. Сейчас нам нужен закон о биржах, который определит, как биржи будут работать.
А что, сейчас они не так работают?
— Они и сейчас работают. Но всегда лучше, когда есть отдельный закон, регулирующий деятельность. Пока же есть отдельные нормы в законе "О рынке ценных бумаг", разного рода нормативно-правовых актах. Специального закона нет.
Если говорить о биржах, не могу не спросить: как вы оцениваете слияние РТС и ММВБ?
— Я аплодирую этому решению, считаю абсолютно правильным. Работать будет проще. Во-первых, сейчас у каждой из бирж своя технология. А мы будем иметь одну общую технологию. Во-вторых, площадки, на которых торгуются разные активы, тоже объединятся. Для тех, кто торгует на рынке, значительно комфортнее, удобнее работать через один шлюз. В-третьих, когда одна биржа — это большое достоинство для инфраструктуры рынка: значительно проще капитализировать и развивать одну, чем две, просто с точки зрения затрачиваемых ресурсов.
Если все так здорово, почему это решение фактически пришлось продавливать сверху, через регуляторов?
— Это бизнес-проблема. Акционеры одной компании в течение энного количества лет вкладывали в нее деньги. Значит, потерять нельзя. И вопрос объединения — это вопрос цены.
Но решен-то этот бизнес-вопрос был политическими методами.
— И политическими тоже, конечно.
Хорошо, к чему в итоге придем? Вот биржи сольются, но конкуренция-то реально идет не между ними — там разные типы активов, а с Лондоном, Франкфуртом...
— Конечно. А у нас есть серьезное конкурентное преимущество, которое мы должны использовать. Нам надо иметь одну биржу, иметь центральный депозитарий. Кстати, обратите внимание, раньше я говорил "один центральный депозитарий", но сейчас, похоже, большинство игроков склонилось к тому, что он будет распределен, то есть будет два.
Два или несколько?
— Два. Понятно, что это ДКК и НДЦ. Третьего нет. То есть он есть, но есть только на бумаге — в виде ФГУПа. Далее, необходимо убрать ограничения по обороту российских акций за рубежом, введенные ФСФР, не следовать дурным примерам по введению налога на оплату топ-менеджмента.
То есть поучаствовать в страновой конкуренции?
— Конечно. И тем самым создать комфортные условия жизни и работы в Москве. И уверяю, какую-то часть оборотов рынка мы сюда можем получить.