Шум и ярость Вуди Аллена

Вуди Аллен — это привычка. Как у супругов, готовящихся к золотой свадьбе: совместность существования не вызывает вопросов — потому что именно это, совместное, и есть жизнь. С Алленом тоже так — раз он снимает, значит, мы смотрим. А там уж можно обсудить: "настоящий" ли это Аллен, или нет, очарование, или разочарование... Но сам алгоритм недоумений и колебаний не вызывает — просто так устроено.

Это длится так давно, что стало уже частью действительности. Шутка про яйца из "Энни Холл" (1977): "Парень приходит к психиатру и говорит: "знаете, мой брат сошел с ума — он думает, что он курица". "Что ж вы не сдадите его в лечебницу?" "Но мне же нужны яйца"". И ее нешуточное продолжение:"С человеческими отношениями тоже так; они абсолютно иррациональны, абсурдны и сумасбродны — но они нужны нам. Потому что большинству из нас нужны яйца". Разговор о современном искусстве в "Манхэттене" (1979): "У этой скульптуры вдохновляющий отрицательный потенциал". Или, например, знаменитое определение счастья из "Разбирая Гарри" (1997): "Ты жив, а это и значит — ты счастлив".

В последних алленовских опусах эта сентенция насчет счастья оказывается видоизмененной, вернее, распространенной: ты счастлив, значит ты прав. В его новом фильме "Ты встретишь таинственного незнакомца" эта мысль вывернута наизнанку: если ты не счастлив, значит ты не прав. И значит — так тебе и надо.

Это выглядит практически окончательной расправой с персонажами, с которыми у Аллена, вообще-то, всегда были сложные отношения. Практически все они — включая самого себя из ранних и не очень фильмов, а также тех жен и возлюбленных, которых часто играли настоящие жены и возлюбленные,— его раздражали. Суетливостью, узколобостью, высокомерием, болтливостью, бездействием. Но в то же время он прекрасно понимал (и демонстрировал это понимание на экране), что без вот этих иногда карикатурных даже интеллигентов, с их разговорами об Исайе Берлине и Маршалле Маклюэне, ему будет не про кого снимать кино.

Правда, Аллен многажды пытался отойти от этого своего материала, иногда очень удачно (в прекрасном "Матчпойнте", например, герои совершенно равнодушны к последним интеллектуальным веяньям), но неизменно к нему возвращался. В "Незнакомце" он снова среди вроде бы творческих бездельников, среди тех, у кого жизнь уходит в слова. Но, несмотря на то, что Аллен — вновь на своей площадке, ожидать привычного алленовского бога из машины и счастья для всех на этот раз не следует. Все, кто заслужил наказания, будут наказаны.

Наоми Уотс играет галеристку, Антонио Бандерас — владельца ее галереи, к которому она неравнодушна, Энтони Хопкинс — ее молодящегося отца, любителя оперы, Джема Джонс — ее слегка свихнувшуюся мать, Джош Бролин — ее мужа, писателя-неудачника, Фрида Пинто — его возлюбленную, музыкального терапевта. И если все эти персонажи не рассуждают об умном, модном и философском, то только потому, что уставший от такой болтовни режиссер не дает им этого делать. В итоге говорить им не о чем — разве что об отношениях. Но их отношения, если и приносят яйца, то какие-то протухшие.

В "Незнакомце", как, кстати, и в большинстве последних алленовских творений, нет ничего еврейского — в том смысле, что ни один из героев не выражает, как в ранних фильмах, опасения, что в связи с его финансовыми трудностями "папа потеряет место в синагоге". Ничего еврейского — кроме разве что режиссера. Который, по обычаю всех умников этой национальности, оставляет за собой последнее слово, не оставляя места для разночтений. Это кино начинается и заканчивается цитатой из Шекспира: "жизнь полна шума и ярости, но лишена смысла". По большому счету оно, действительно, именно про это — только не по-шекспировски, а по-вудиалленовски.

В прокате с 17 февраля