На фестивале в Локарно было показано два фильма об одной и той же стране, одной и той же эпохе: "Барак" Валерия Огородникова и "Восток--Запад" Режиса Варнье. Действие каждого завязывается вскоре после войны. Место действия — киевская коммунальная квартира и уральский вариант коммуналки — барак для бывших ссыльных.
И в том и в другом фильме присутствуют слежка, стукачество, травля и — с другой стороны — связавшие обитателей коммунального жилья личные драмы, романы, любовь, ревность. Наконец, самое главное сходство — присутствие в сюжетах обоих фильмов иностранцев. В "Бараке" это бывший немецкий военнопленный, в фильме "Восток--Запад" — русский реэмигрант с женой-француженкой и сыном. Которые оказались жильцами тех же коммуналок, а в более широком смысле — заложниками исторических обстоятельств.
Появление этих залетных птиц сразу задает внешнюю точку зрения, которая позволяет взглянуть на хорошо знакомый сюжет как бы со стороны. Эта точка зрения объясняет и интересы западных копродюсеров (немецких и французских), и причину, по которой они приняли участие в этих кинопроектах. Французская звезда Сандрин Боннер, которой приходится мыться под общим душем и выносить допросы в НКВД, дает шанс европейской публике кожей ощутить "ужасы сталинизма".
Эти ужасы — таков психологический закон — не были бы так ужасны, если бы распространялись в фильме только на "аборигенов". И даже никому не известный немецкий артист из "Барака", проведший на съемках несколько месяцев и ставший "почти русским", все-таки неуловимо отличим от своих российских партнеров чужой манерой и психофизикой. Говорят, когда в деревню завезли немецкую ветчину, он зажмурил глаза, принюхался и прошептал: "Хеймат!" — "Родина!"
Но точно так же мы ностальгически принюхиваемся к ушедшему времени, которое, понятное дело, было ужасно и все-таки обладает какой-то таинственной притягательностью. Можно говорить о мистической ауре старых фотографий, костюмов, мелодий; можно по-обывательски вздохнуть, что, мол, раньше и колбаса была жирнее, и масло маслянистее. Так или иначе, ностальгия по прошлому тоже есть универсальный закон, который уже породил в мировом кино целую стилевую волну "ретро", где образ 40-х и 50-х годов занимает почетное место.
Вместе с этим образом, однако, вместе с мелодиями, запахами и модами тех благословенных лет всплывает исторический фон тоталитаризма. Вот почему Фассбиндера, создателя "Лили Марлен", подозревали в том, не ностальгирует ли он по эстетике нацизма. Вот почему Ивана Дыховичного, автора "Прорвы", упрекали за то, что он показал сталинскую Москву как красочный и бравурный праздник.
Даже "Покаяние", открывшее серию кинематографических "расчетов с прошлым", не имело на Западе ожидаемого успеха. Ив Монтан, возглавлявший в 1987-м каннское жюри, не поверил в искренность покаяния своих экс-товарищей по компартии. Из фильмов "серии" самый большой резонанс в мире получил датированный 1990-м годом опус Виталия Каневского "Замри, умри, воскресни", где послевоенное время было показано без жирных разоблачительных акцентов, в смягченной постгермановской тональности. Восемь лет спустя сам Герман не стал триумфатором в Канне со своим бескомпромиссно радикальным "Хрусталевым".
К тому времени приоритеты в мире кино поменялись, пришло время михалковской концепции "Утомленных солнцем", то есть истории в обертке мелодрамы. Расчеты с прошлым остались в прошлом, ностальгия же канонизирована, независимо от того, что является ее предметом — уходящая натура дворянских гнезд, запах советской родины или нежные детские пяточки.
Вот почему в Локарно два внешне похожих фильма имели две различных судьбы: "Барак" сразу занял место среди лидеров конкурса, "Восток--Запад", показанный на открытии, оставил большинство фестивальной публики равнодушным. Варяг Варнье представляет холодный и трезвый взгляд извне на сталинскую Россию — как страну варварскую и дикую, откуда приличный человек должен только уносить ноги. Почвенно укорененный уралец Огородников знает, конечно, что жизнь в деревне Сатка, да еще в оны годы, не сахар. Но это жизнь органическая, с естественными цветами и запахами. Тепло, исходящее из барака Огородникова, оказалось ближе фестивальному залу, чем разоблачительный холод Варнье.
Андрей Ъ-Плахов,обозреватель