На прошлой неделе иранский режиссер Асгхар Фархади стал триумфатором Берлинского фестиваля: на его картину "Надер и Симин, развод" обрушилась лавина призов, включая "Золотого медведя" за лучший фильм. "Огонек" поговорил с режиссером о кино и его стране
Многие деятели искусства давно покинули Иран. Режиссер Джафар Панахи до недавнего времени и не думал уезжать. Но после приговора — запрета на режиссерскую деятельность сроком на 20 лет — он уже не так уверен в своем решении. В знак солидарности с Панахи Берлинале объявило ретроспективу его фильмов, в частности, был показан фильм Панахи "Офсайд". Фильм на первый взгляд безобиден: иранские женщины мечтают попасть на стадион, чтобы посмотреть матч с участием национальной команды, но им это запрещается. Сами съемки картины стали, однако, подвигом. Разрешение на фильм пришлось получать по подложному сценарию. В процессе съемок Панахи сформировал две группы. Одна снимала фильм по разрешенной рукописи, отвлекая цензуру, другая — по сценарию Панахи. Фильм в Иране, конечно, запретили.
В отличие от Панахи, нынешнему труимфатору Берлинале Асгхару Фархади повезло значительно больше. Ему удалось не только вторично приехать в Берлин (в первый раз его картину "Про Элли" наградили "Серебряным медведем"), но и получить почти все возможные награды за свою новую работу "Надер и Симин, развод", включая "Золотого медведя" за лучший фильм и "Серебряных медведей" за лучший актерский состав. Берлину не впервые выбирать призеров по политическим мотивам. Однако четыре приза из семи для одного фильма даже здесь — случай довольно редкий:
— До Берлинского фестиваля многие кинолюбители не интересовались иранским кино. А по прошествии Берлинале публике удалось немало узнать о жизни в вашей стране.
— Я счастлив подобному жюри и благодарен за честь, которой меня удостоили. Награды в Берлине являются не только моей личной заслугой, они чествуют весь иранский кинематограф, всех его режиссеров без исключения. Вам совершенно неважно знать, что лично я думаю на этот счет. Считаю, что положение в современном мире должно оставлять больше вопросов, чем ответов. А последние пусть ищет каждый сам для себя.
— Ваш фильм — о женщине, которая покидает своего мужа. Насколько тема развода актуальна для современного иранского общества?
— Тема развода является актуальной скорее для Запада. У нас же в Иране разведенные супруги считаются в какой-то степени неполноценными. После развода супругам труднее интегрироваться в общество, устроиться на работу, вновь обзавестись семьей. Особенно тяжело приходится женщинам. Кажется, что у них есть только два пути в обществе: жена-мать или проститутка. И то и другое можно причислить к различным формам рабства. Только в первом случае порабощение легализовано, утверждено законом и принято обществом, а во втором — нет. В своем фильме я попытался избежать повторений на тему развода и подойти к теме нейтрально. Не осуждать или морализировать, а показать состояние людей, то, как им приходиться ежедневно выживать, не имея возможности задумываться над общественной моралью и осуждением.
— Главные героини ваших картин — почти всегда женщины...
— Похоже, что среди женщин я нахожу более яркие и интересные личности, чем среди мужчин. Иранский средний класс изо всех сил стремится уловить актуальные тенденции западного общества и как-то модернизироваться. Однако стремление к свободе особенно сильно в женщинах. Вероятно, потому, что именно их общество лишило всех прав. Они просто больше ее хотят. Мне как творческому человеку больно смотреть на то, что происходит в моей стране. А ведь персидская культура когда-то была прогрессивной и в средние века вдохновляла народы всего мира. Об этом, к сожалению, сегодня забывают.
Каждая из женщин-героинь в фильме "Надер и Симин, развод" несчастлива по-своему, но все они одинаково интересны режиссеру Асгхару Фархади
— Современный Иран часто называют тоталитарным. Как развивается в нем иранская культура, как работают творческие люди? Есть ли какие-нибудь параллели с другими государствами, например с бывшим СССР?
— Наши творческие деятели находятся в постоянной конфронтации с цензурой. Я не являюсь знатоком истории и не могу со всей уверенностью сравнить наше теперешнее положение с Россией, но мне кажется, что положение современного иранского режиссера напоминает ситуацию режиссера советского в период Сталина. Когда в любой момент государственный аппарат может вмешаться в творческий процесс, внести свои поправки и пожелания, которые нельзя проигнорировать. В противном случае можно оказаться в ситуации Джафара Панахи. Чтобы сегодня снять фильм в Иране, нужно пройти множество инстанций. Сначала должны утвердить сценарий. Ответственным сотрудникам могут понадобиться месяцы, прежде чем они проверят каждый диалог, каждый кадр, определят допустимую длину волос и юбок. Потом необходимо специальное разрешение на фестивальный показ. Затем цензура решает, можно ли прокатывать картину в Иране. Так, что, видите, меня можно назвать счастливцем! Мне удалось не только снять фильм, но и показать его в Берлине.
— Интересуются ли в Иране кино, смотрят ли его, если ли альтернативы государственному кинематографу?
— Может быть, иранское кино смотрели бы и больше, но есть ряд запретов, которые ограничивают интерес к кинематографу. Например, сегодня в Тегеране проживает 13 млн человек, а кино можно посмотреть лишь в 90 кинотеатрах. Во всей стране их существует порядка 200. Кинолюбители предпочитают смотреть кино дома еще и потому, что мужчинам и женщинам — если они не в браке — запрещено совместно посещать кинотеатр. Даже такие фильмы, как "Аватар", выходят в Иране на диске и в сильно сокращенной версии. Если сравнить оригинальные версии с теми, что прокатывают в стране, то удивляешься, что в иранских версиях диалоги короче, женские юбки длиннее, а у блузок исчезает декольте.
— Вам как режиссеру трудно жить среди запретов?
— Ограничение прав и свободы мне легче перенести, чем, скажем, человеку западному. Ведь я родился и вырос в Иране, а значит, с детства привык к контролю в школе, семье, быту. Мне даже кажется, что цензура и контроль способствуют интеллигентности общества, учат лавировать и быть изобретательным, тренируют мозги. Искусство и культура часто переживают наивысший подъем во времена диктатуры. Период спокойствия и демократии нередко порождают посредственность. Как режиссер я в каждой работе стараюсь преодолевать ограничения. Каждый фильм — приключение, и не знаешь, как далеко разрешат пойти и где остановят. В худшем случае произойдет то, что случилось с Панахи.
— За что же был наказан ваш коллега Панахи?
— Официальная версия звучала так: "Тяжкие преступления против национальной безопасности и государственной системы исламской революции". Он снимал фильмы, участвовал в общественных дискуссиях о кино и политике, открыто изображал проблемы современного иранского общества — алкоголизм, проституцию, нарушения прав человека, рабское положение женщин. Режим чувствовал себя под угрозой. Ему не нравилось такое проявление свободы.
— Какой же выход из положения?
— Я думаю, что искусство сильнее политики. Оно апеллирует к сердцам людей, не к их политическим взглядам или общественному положению, а это рано или поздно должно изменить людей.
Визитная карточка
Иранский выездной
Асгхар Фархади родился в 1972 году в Хомейни Шахр (Иран), режиссер и сценарист. Окончил Тегеранский университет, имеет степень бакалавра драматического искусства и магистра в области режиссуры. Писал сценарии для короткометражек, пьес и телесериалов; в 2003 году снял первый фильм "Танцуя в пыли" (серебряный "Святой Георгий" на Московском кинофестивале). Фильм "Красивый город" (2004) был удостоен награды на Чикагском международном фестивале. Фильм "Про Элли" получил "Серебряного медведя" за лучшую режиссуру на 59-м Берлинском фестивале. В 2011 году фильм "Надер и Симин, развод" стал абсолютным триумфатором Берлинале, получив четыре высшие награды из возможных семи.