Расслоение по-нашему, по-бразильски

Несмотря на бурный рост зарплат и доходов населения в прошедшем десятилетии, уровень неравенства в России упорно не снижается и, может быть, он даже выше, чем считает официальная статистика. Социальная политика властей, похоже, не в силах что-то изменить. Чтобы окончательно не встать на латиноамериканский путь, нужны более глубокие перемены.

МАКСИМ КВАША

Обидны мне ваши слова

"Россия идет не по европейскому, а по латиноамериканскому пути" — это не отрывок из кухонных разговоров обиженных на жизнь интеллигентов, а цитата из исследования "Неравенство в России во время трансформации". Авторы, профессор Высшей школы экономики Леонид Григорьев и его аспирантка Алла Салмина, вовсе не диссиденты, а вполне вписанные в экспертный истеблишмент люди. В опубликованном недавно докладе они попробовали разобраться, как вышло, что реформы в России и Восточной Европе начались практически одновременно, но наши соседи и по структуре распределения доходов, и по модели общества все ближе к западноевропейским странам, а нам, как бы обидно это ни звучало, ближе Мексика и Аргентина. А значит, и подходить к анализу и решению наших проблем надо так, как это делается в третьем мире, а не в развитых странах.

Но чтобы разобраться в аргументации ученых, придется сначала напомнить смысл некоторых терминов и хотя бы вкратце описать некоторые данные, с которыми работают экономисты, изучающие доходы населения.

Во-первых, это, конечно, средняя зарплата и средний доход на душу населения. Разница довольно очевидна: есть иждивенцы, есть доходы, не являющиеся зарплатой,— пенсии, социальные выплаты, доходы от собственности и предпринимательской деятельности. В России все эти виды доходов на протяжении последнего десятилетия бурно росли — в какой-то мере благодаря росту цен на нефть, в какой-то — благодаря экономическому росту. В январе 2011 года, по данным Росстата, средняя зарплата составила 21,9 тыс. руб., среднедушевой доход — 14 тыс. руб.

Во-вторых, это децили и квинтили. Население разбивается на 10- и 20-процентные группы по величине зарплат и доходов. Это дает довольно грубые, зато весьма наглядные способы оценить дифференциацию доходов и зарплат. Есть коэффициенты фондов — соотношение среднего дохода или зарплаты среди 10% наиболее и наименее обеспеченных. И есть децильный коэффициент — аналогичное соотношение, для которого применяются не средние доходы, а максимальный доход в нижней дециле и минимальный — в верхней.

В 2009 году в РФ коэффициент фондов (зарплатный) составлял 14,7, значительно меньше, чем почти 40 в 2001-м. Аналогичную, хотя и значительно менее выраженную динамику демонстрирует децильный коэффициент по Москве, любезно предоставленный столичным статведомством. Казалось бы, налицо уменьшение неравенства? Не факт.

Публикуемые тем же Росстатом данные о распределении доходов по квинтилям демонстрируют исключительное постоянство: с 1992 года доля денежных доходов, приходящаяся на каждую из этих групп, практически не изменилась. В 2009 году на долю наиболее обеспеченных 20% жителей в РФ приходилось 47,8% всех доходов, наименее обеспеченных — 5,1%. В Москве — 56,5 и 3,4% соответственно. Абсолютные значения средних доходов по квинтилям можно найти в таблице: среднемесячный доход верхних 20% в России — 40 тыс., в Москве — 118 тыс., а в Санкт-Петербурге — 55 тыс. руб.

Редкое постоянство (и высокий уровень неравенства) демонстрирует и индекс Gini — более тонкий инструмент. Он характеризует степень отклонения линии фактического распределения общего объема доходов от линии их равномерного распределения. Его величина может варьироваться от 0 до 1 (или 100%), и чем выше значение показателя, тем более неравномерно распределены доходы. В России, по официальным данным, он застыл около 42% — много выше, чем в европейских странах, и лишь немногим меньше, чем в знаменитой своим неравенством Латинской Америке.

Откуда разница? Часть данных статведомство получает от предприятий, часть — из выборочных обследований домохозяйств. В них не попадают не только олигархи, но даже верхушка среднего класса. Так что, скорее всего, расслоение по Росстату занижено.

Кроме того, сравнивая неравенство в России и за границей, надо учитывать, что методики Росстата еще и отличаются от принятых в странах ОЭСР. Среди исследователей есть опасения, что переход на общепринятые методики приведет к значительному росту оценки социального расслоения, напоминает Алла Салмина. И тогда мы уж точно догоним Бразилию. По крайней мере, на бумаге. И не по самому приятному показателю.

Еще одна проблема — данные о доходах публикуются с довольно большим опозданием. Именно поэтому в этой статье приходится оперировать показателями 2009-го, в лучшем случае — 2010 года. Зато в 2010-м стал доступен еще один показатель — оценка доли работников, получающих достаточно большие зарплаты (см. диаграмму ниже). В первую очередь следует обратить внимание на то, что всего 2% работников получают больше 75 тыс. руб. в месяц, всего 5% — больше 50 тыс. А наш средний класс — это зарплаты в 15-50 тыс. Московская ипотека ему недоступна.

Такое разное неравенство

И наконец, совсем уж неразрешимая проблема для исследователей. Если неравенство доходов в России с тем или иным успехом можно анализировать с цифрами в руках, то имущественное неравенство описывать практически нечем. На поверхности — список Forbes, высочайшая концентрация капитала. Менее заметен аргумент о том, что большинство населения страны — собственники жилья. А это, например, значит, что малоимущие пенсионеры — люди зачастую далеко не бедные, хотя и с низким доходом.

Можно прибегнуть к международным аналогиям. В США (близких нам по индексу Gini) имущественное расслоение много сильнее подоходного. Там на 20% богатейшего населения приходится 84% богатства, а если вычесть жилье,— 93% (цитируется по "Building a Better America — One Wealth Quintile at a Time", Michael I. Norton, Dan Ariely). Согласно проведенным этими исследователями опросам, такая концентрация собственности просто не укладывается в голове граждан: они полагают, что доля национального пирога самых богатых много меньше — 59%. При этом идеальным они считают более или менее равномерное распределение богатства. И это в стране, построенной на принципах свободного предпринимательства, родине современного капитализма...

Что уж тут говорить о наших гражданах. По данным соцопросов, которые цитируют Григорьев и Салмина, русским свойственно хотеть, чтобы правительство выравнивало уровень неравенства,— меньше, чем грекам, зато значительно сильнее, чем голландцам и датчанам.

Почему Россия не Бразилия

Удивительным образом граждане России довольно спокойно относятся к вопиющему неравенству. Тем более что переход от советской уравниловки был катастрофически быстрым. А вот исследователи продолжают удивляться: в стране с таким высоким качеством человеческого капитала (прежде всего образовательного уровня) и такими равными стартовыми условиями такого серьезного расслоения не должно было произойти. Не получилось же его в Польше, Чехии и даже на Украине.

Григорьев и Салмина полагают, что в первую очередь это результат особенностей приватизации начала 90-х годов, когда приоритет был отдан скорости, собственность была фактически захвачена узким кругом, а интересами среднего класса пришлось пожертвовать. Дополнительную остроту это приобрело из-за крайне высокой концентрации активов в советской экономике.

Второй фактор — глубина и продолжительность кризиса 90-х годов, когда ВВП упал на 43% менее чем за десятилетие. Людям просто не удалось приспособиться к новым реалиям. Шок выражался не только экономическими показателями, но и ростом самоубийств и насильственных смертей (см. диаграмму ниже).

Третий — фактическое исчезновение целых отраслей советской экономики и сопутствующее этому обнищание и массовая эмиграция квалифицированных и прежде высокооплачиваемых работников.

Можно было бы добавить, например, еще и четвертый фактор — очень высокая инфляция, традиционно перераспределяющая ресурсы от бедных к богатым, предприимчивым и имеющим доступ к финансовой инфраструктуре. Проще говоря, тем, кто ближе к печатному станку.

Так или иначе, "неравенство довольно быстро наступало по трем направлениям: появление нуворишей, обнищание бедных, дестабилизация среднего класса".

Следует оговориться: настоящей бедности — жизни на $1-2 в день в России, в отличие от третьего мира, практически нет. Как все еще нет и настоящей безысходности, когда из-за неграмотности или болезней у бедняков нет даже малейшего шанса выбиться в люди.

Зато есть другая неприятность — соотношение доходов в 10-м (самом богатом) и 9-м децилях: около 2 в англосаксонских странах, 2,4 — в России и 2,5-3 — в Латинской Америке. "Такая концентрация доходов представляет серьезные трудности для гармонизации интересов общества по ряду вопросов",— пишут авторы доклада. Проще говоря, чем тоньше влиятельная часть общества, тем слабее общественные институты, тем меньше шансов на контролируемую, честную и здравую деятельность власти.

Государство подравняет?

Нет даже необходимости напоминать о том, сколько раз и в каких ракурсах российское руководство обращалось к темам роста доходов, борьбы с бедностью, уменьшения неравенства и т. п. Но вот данные Росстата об источниках доходов (см. график ниже): в 2000-2007 годах "социальные выплаты" в процентах от общего дохода неуклонно снижались. Лишь бум антикризисных расходов федерального бюджета заставил их хоть немного подрасти. А доля "доходов от предпринимательской деятельности" как начала снижаться в 2000 году, так и продолжает падать. Ничего, в общем, удивительного, ситуация с малым бизнесом печальна, а доходы среднего и крупного попадают в категорию "доходы от собственности" или вообще не попадают в статистику Росстата, поскольку это не доходы, а рост капитализации.

На самом деле возможности государства в борьбе с неравенством ограниченны. И из российской новейшей истории, и из международной практики известно, что структура доходов — вещь консервативная, в значительной мере предопределена распределением собственности и образованием. В общем, задача на поколение или два. Мог бы сработать возврат к прогрессивной шкале налогообложения, рассуждает Салмина и немедленно оговаривается: сейчас это опасно и контрпродуктивно. Лет через 20-25 можно будет и вернуться к этому вопросу. А пока это привело бы и к более низким темпам экономического роста — за счет подавления экономической активности, и к уходу доходов в тень, чего не выдержит уже трещащий по швам бюджет.

Так что если и есть надежды на постепенное снижение социального расслоения, то связывать их нужно с другими мерами: недопущением окончательной деградации системы образования, созданием приемлемого делового климата и даже ростом политической активности, а все это уже, в свою очередь, повлияет на уменьшение неравенства.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран