"Как получилось, что в Дагестане мы потеряли целый район?" — возмутился президент и верховный главнокомандующий Борис Ельцин. Зря возмутился. По-другому получиться и не могло. И вот почему.
11 декабря 1994 года российские войска вошли на территорию Чечни. Можно долго спорить, была ли альтернатива силовому варианту решения проблемы и что произошло бы, если бы Ельцин решился-таки встретиться с Дудаевым, а тот пошел бы на уступки... Ничего этого не было. Россия выбрала войну. Выбрала тупо, насупившись от сознания собственного могущества и совершенно не понимая, на что идет.
Поэтому, едва начав воевать, сама этой войны и испугалась. В Москве никто не был готов к затяжному конфликту, хотя по-другому просто не могло быть.
Конечно, не обещанные Грачевым два часа, но больше шести-восьми недель (именно в эти сроки, по планам Минобороны, операция должны была завершиться) воевать никто не собирался. И когда вопреки заверениям ФСК войска натолкнулись на грамотное и ожесточенное сопротивление дудаевцев, да еще поддержанных местным чеченским и ингушским населением, наступила растерянность. Причем растерялись не только войска, но и политическое руководство страны, которое, как оказалось, было готово к войне ничуть не лучше армии.
В начале января 1995 года Ельцин в своем телеобращении объявил о решении прекратить использование авиации для бомбардировок Чечни. Военные не могли не расценить это как предательство — отказ от применения авиации неизбежно вел к резкому увеличению потерь наступающих федеральных сил.
Конечно, авиация применялась и после выступления президента. И бомбардировки продолжались. Но этой политической уступкой власть показала свою слабость и нерешительность. Москва показала, что не считает войну войной — так, хирургическая операция по удалению фурункула.
А еще через три месяца был объявлен мораторий на ведение боевых действий. К тому времени российская армия контролировала уже большую часть территории Чечни, дудаевцы отошли в горные укрепрайоны.
Тот апрельский мораторий военные до сих пор считают главной стратегической ошибкой Москвы. Им, конечно, можно не верить, когда они говорят, что до полного разгрома чеченцев оставалось пара недель. Но ведь очевидно, что рано или поздно, через месяц или через полгода неспешного (а спешить было некуда) бомбометания последние очаги организованного сопротивления были бы подавлены.
Но началось разложение федеральных войск. Сначала они бессмысленно стояли напротив позиций чеченцев, попадались в их засады, а потом начали просто договариваться с полевыми командирами напрямую: вы не трогаете нас, мы не трогаем вас, пьем водку и ждем дальнейших указаний.
Когда же стало ясно, что никакого мира не будет (а чеченцы к нему и не стремились), в начале 1996 года вновь поступил приказ: добивать. Но противник отдохнул, накопил силы и был готов к продолжению войны. А российскую армию начали торопить — близились президентские выборы. Задача ставилась просто и незатейливо: завершить операцию к 1 марта. Любой ценой. Разрешалось применять любые средства, любые самолеты и любые бомбы — лишь бы успеть... Потом срок продлили еще на две недели, потом еще... Но этого оказалось достаточно лишь для того, чтобы физически уничтожить Джохара Дудаева, создать иллюзию контроля над территорией Чечни и, соответственно, иллюзию победы.
Москва осталась довольна и этим, преемник Дудаева Зелимхан Яндарбиев был принят в Кремле, а Борис Ельцин слетал в Чечню и выиграл президентские выборы.
6 августа Грозный был занят чеченскими боевиками. Находившиеся там подразделения федеральных сил в течение нескольких дней с жестокими боями прорывались к своим — в Ханкалу и Северный. Однако этот оглушительный успех чеченцев мог и должен был стать их последней победой. В свою столицу они стянули практически все оставшиеся силы. Сложилась уникальная ситуация: дотоле трудноуловимый противник сосредоточился в одном месте в неплотном, но все же окружении федеральных сил.
Командующий российской группировкой Константин Пуликовский начал подготовку к последней крупной операции, предложив гражданскому населению покинуть город. Это была бы страшная бойня. Город и его жители были обречены — все выйти все равно не успели бы. Да и часть боевиков наверняка прорвалась бы. Но это был шанс.
Лишил Россию этого шанса Александр Лебедь. Секретарь Совета безопасности и полпред президента в Чечне отменил операцию. А вскоре подписал Хасавюртовский договор, который фактически стал актом капитуляции России.
Впрочем, это тоже был выход. Если бы Москва действительно признала свое поражение и начала относиться к Чечне как к недружественному воинственному соседу, это было бы даже лучше, чем продолжать годами гоняться за боевиками-горцами до их полного физического уничтожения, платя за это жизнями солдат и офицеров и тратя миллиарды на восстановление невосстанавливаемой чеченской экономики.
Говорят, организовать тотальный контроль за сложнейшей по рельефу российско-чеченской границей было бы невозможно. Но Советский Союз держал на настоящем, надежном замке всю свою границу, включая Среднюю Азию и Заполярье. Обтянуть колючей проволокой Чечню и нашпиговать пространство вокруг нее армейской артиллерией и бронетехникой было бы не слишком сложно. Тем более что время позволяло: чеченцы сами были измотаны полуторалетней войной и ни морально, ни физически не были готовы к новым битвам.
Но вместо этого Россия почему-то решила, что с чеченцами можно договориться. И обманула себя. Поскольку иностранным государством Чечня признана так и не была, ответственность за охрану границы с ней возложили на МВД, а не на армию или пограничников. А что такое МВД? Это райотделы внутренних дел, состоящие из местных жителей, облаченных в милицейскую форму. Какие-никакие, но все же войска были отведены в места постоянной дислокации. Малейшие намеки главных российских милиционеров на необходимость нанесения превентивных ударов по Чечне ввиду наличия там баз подготовки террористов моментально порождали скандалы в самой России: "силовиков" обвиняли в реваншизме, кровожадности и всех прочих грехах. На том все и заканчивалось.
Вот так Россия и встретила первую за последние полвека войну на своей территории, которая по сути стала лишь новым этапом старой войны. Россия получила то, что и должна была получить. Чеченцы ведь не скрывали своих намерений. А Москва то ли не поверила, то ли опять недооценила масштабы.
Так вот "в Дагестане мы потеряли целый район". А на самом деле гораздо больше.
ИЛЬЯ БУЛАВИНОВ
ОТКАЗ ОТ ПРИМЕНЕНИЯ АВИАЦИИ НЕИЗБЕЖНО ВЕЛ К РЕЗКОМУ УВЕЛИЧЕНИЮ ПОТЕРЬ НАСТУПАЮЩИХ ФЕДЕРАЛЬНЫХ СИЛ
ОГЛУШИТЕЛЬНЫЙ УСПЕХ ЧЕЧЕНЦЕВ В ГРОЗНОМ МОГ И ДОЛЖЕН БЫЛ СТАТЬ ИХ ПОСЛЕДНЕЙ ПОБЕДОЙ