Год "Испания — Россия" начался выставкой "Прадо в Эрмитаже". 25 февраля 66 полотен XIV-XIX веков были осмотрены и одобрены главами государств и их супругами (см. "Ъ" от 26.02). На следующий день Николаевский зал, в котором разместилась экспозиция, открыли для публики. Рогир ван дер Вейден и Босх, Рафаэль и Дюрер, Тициан и Рубенс, Веласкес и Эль Греко, Рибера и Сурбаран, Тьеполо и Гойя - имена на этикетках подавляют волю. О том, что обязательно нужно постараться увидеть на этом пиршестве большого искусства, задумалась КИРА ДОЛИНИНА.
Прадо никогда не вывозил подобное количество вещей своего первого ряда за пределы Испании (случай с женевской экспозицией 1939 года не в счет: тогда вещи спасали от войны). Россия никогда не принимала у себя такого количества главных имен испанской живописи. А если к этому добавить, что в Эрмитаже подобной по представительности выставки не было лет двадцать, то ажиотаж по этому поводу неудивителен. Экспозиция будет иметь огромный успех, что бы о ней ни говорили, что бы ни писали и даже, да простят меня испанцы, что бы они ни привезли вместе с феерическими своими тицианами, веласкесами, рубенсами, тьеполо, менгсами.
Эта выставка — подарок: дар России от Испании в честь "перекрестного года". Ответный дар Испания получит осенью: Эрмитаж пошлет в Прадо свою подборку экспонатов первого ряда. В то же время, эта выставка еще и очень важный для обоих музеев разговор — разговор двух крупнейших императорских собраний. Собраний, в чьей основе лежат личные вкусы, комплексы, характеры и даже минутные настроения высочайших особ. Им есть о чем поговорить между собой: наша тициановская "Даная" и их "Венера", "Святые семейства" Рафаэля обоих музеев, очень разные полотна Мурильо из обеих коллекций готовы к диалогу. Испанский музей может похвастаться исключительно древней родословной и вещами "из-под кисти" первых живописцев Европы: испанские Габсбурги и Бурбоны не столько покупали готовые вещи, сколько нанимали понравившихся им мастеров и заказами и должностями держали их при своем дворе. Екатерина Великая и ее потомки вынуждены были довольствоваться в этом деле коллекционерской практикой. Но суть собраний от этого не меняется — прежде всего, это очень страстные музеи.
Страстность Прадо огромный и суховатый Николаевский зал Зимнего дворца скрыть не смог. На фоне его белых стен истово черный цвет испанских полотен только ужесточился. Все, что есть цветного на этой выставке (Босх, Рафаэль, Ватто, Гойя, Эль Греко), приглушено натиском черных камзолов, белого кружева воротников и манжет, темно-красных мантий и лент. Синие плащи мадонн, обнаженные тела Венер и полуобнаженные прелести придворных и совсем не придворных дам, голубые небеса — все затянуто дымкой, как всегда бывает закрыто бурными облаками небо у все знающего о сущности цвета в испанском искусстве Эль Греко.
Европейское искусство на этой выставке оборачивается не столько буйством красок, сколько испытанием вашего глаза на понимание сути живописи. Прадо вообще в этом смысле самый сложный музей: те, кто работал на испанских монархов, цитировали друг друга постоянно. Веласкес разговаривал с висевшими во дворцах Габсбургов полотнами Тициана, приехавший в Мадрид Рубенс снимал с них копии и общался в Веласкесом, свой разговор, через века, поведет и служивший уже Бурбонам Гойя. Пришлые мастера этот разговор продолжили: серый цвет картин Веласкеса (а через него — и всей испанской живописи) унесет с собой в качестве основного для своей вроде бы чисто импрессионистической палитры посетивший музей в 1864 году Эдуард Мане, отголоски Прадо признавал у себя Илья Репин, "Менины" Веласкеса оказались поворотным пунктом для американца Джона Сарджента, ну а свидетельства того, что сотворили те же "Менины" с три года директорствовавшим в Прадо Пабло Пикассо, вы найдете в любом учебнике по истории искусства.
В анонсах в эрмитажной выставке часто можно было прочитать, что после нее и в Мадрид можно не ездить. Не верьте: в Петербург не привезли и десятой доли того, ради чего стоит ехать в Прадо. Одни только "Менины" достойны паломничества. Однако достоинств самой выставки это нисколько не умаляет. Она все равно останется в вашей памяти большим событием: "Венерой" ли Тициана, или "Портретом Марии Медичи" Рубенса, великолепным и редким Менгсом, изощренной иконографией Тьеполо и, без сомнения, завораживающими портретами кисти Веласкеса. "Король живописцев" — тут с испанцами нельзя не согласиться.