Деньги запахли

Муамар Каддафи недолго радовался приобретенному статусу исправившегося террориста и любимчика всего мира. Тем не менее этого времени ему хватило, чтобы превратиться в инвестора и мецената, о дружбе с которым в благопристойных столицах теперь пытаются забыть.

КОНСТАНТИН ЗЕМЛЯКОВ

"Мы взвешивали все за и против сотрудничества с таким человеком, как Саиф Каддафи (один из сыновей Муамара Каддафи.— "Власть")... Мы решили сотрудничать. Оглядываясь назад... мы можем сказать, что поступили бы иначе. Мы считали, что, поскольку он не будет контролировать наши исследования, мы можем принять эти деньги. Мы рисковали, и, я думаю, справедливо сказать, что это ударило по нам самим. Я очень смущен, но я не думаю, что тогдашнее решение было принято без колебаний и размышлений",— выступая в конце февраля в одной из передач радиоканала BBC 4, сэр Ховард Дэвис, руководитель Лондонской школы экономики (LSE), вполне объяснимо нервничал. Он должен был объяснить британцам, почему несколько лет назад школа получила £300 тыс. от одного из благотворительных фондов семьи Каддафи и что теперь она намерена делать с этими деньгами, большая часть которых уже потрачена.

Объяснения шли на фоне нешуточных волнений в самой школе — одном из самых престижных учебных заведений мира,— где студенты протестовали против, как они говорили, отвратительных связей LSE с режимом Каддафи.

"Мы требуем, чтобы все деньги были возвращены в виде пособий для ливийских студентов. Даже если это окажет влияние на нынешних студентов LSE, нет сомнений в том, что все мы готовы отдать эти деньги, чтобы иметь возможность честно говорить, что эти деньги возвращены ливийскому народу",— говорил один из руководителей студенческого союза LSE Ашок Кумар. К моменту сдачи номера в печать окончательное решение о том, что делать с деньгами Каддафи, в Лондонской школе экономики принято не было. Однако из сменявших и поправлявших друг друга пресс-релизов руководства школы было видно, что оно намерено каким-то образом избавиться от всех денег, полученных от Каддафи. И вероятно, благодарит бога за то, что Саиф не успел передать школе все деньги, которые он ей обещал, а именно £1,5 млн.

Заодно школа решила пересмотреть дипломную работу Саифа Каддафи на предмет возможных ошибок или иных поводов для того, чтобы признать ее недействительной и лишить неприятного выпускника диплома. Критики школы сейчас говорят, что организация пытается закрыть двери конюшни уже после того, как лошади разбежались. До самого последнего времени видные деятели LSE публиковали в любимой газете британских интеллектуалов The Guardian пространные заметки о том, что Ливия находится на пороге политических реформ, которые проведет Саиф Каддафи, и даже уже после начала восстания продолжали искать и находить различия между диктаторскими режимами Туниса и Египта и менее диктаторским режимом Каддафи.

Возможно, проблемы в Лондонской школе экономики стали самыми публичными из тех, что возникают сейчас у получателей ливийских денег, но это вовсе не значит, что LSE — единственная жертва щедрости клана Каддафи. Так, известная американская певица Нелли Фуртадо признала, что получила от Каддафи $1 млн за выступление на вечеринке в Ливии в 2007 году. Она сообщила, что уже передала миллион на благотворительные цели. В числе других знаменитостей, выступавших перед Каддафи или получавших деньги от них, Энрике Иглесиас, бывший специально приглашенной звездой на вечеринке сыновей Каддафи, Мэрайя Кэрри (оба получили по $1 млн), а также ряд американских рэперов. Пока они молчат о своих связях с режимом и о том, намерены ли теперь расстаться с полученными деньгами.

Превращение Муамара Каддафи в одного из самых крупных мировых инвесторов и спонсоров произошло в относительно короткие сроки. Еще в прошлом веке он был общепризнанным тираном и руководил одной из стран-изгоев, правда, очень богатой: Ливия занимает девятое место в мире по доказанным запасам нефти. Вскоре после того, как США и Британия начали операцию в Ираке, Каддафи обратился к британскому правительству с просьбой о помощи. Ливия была готова рассказать все о своих попытках создать ядерное и иное оружие массового поражения в обмен на снятие санкций и возвращение в семью народов. Это и произошло в марте 2004 года, когда Тони Блэр, тогдашний премьер-министр Великобритании, прибыл в Ливию с официальным визитом. С того момента, как Блэр и Каддафи обменялись рукопожатиями перед камерами, Ливию стали считать нормальной страной.

Каддафи не стал терять ни минуты и немедленно начал вкладывать огромные средства, которые страна получала от торговли нефтью, в иностранные активы. Активизировалась деятельность уже существовавших ливийских инвесткомпаний, были созданы новые, главным среди них стало Ливийское инвестиционное управление (Libyan Investment Authority, LIA).

Блэр тоже в проигрыше не остался. В прошлом году Саиф Каддафи говорил о бывшем премьер-министре как о личном и очень близком друге семьи, который очень часто бывает в Ливии и всегда останавливается у Муамара дома. Кроме того, по словам Саифа, Блэр консультирует (не безвозмездно, скорее всего) это самое Ливийское инвестиционное управление.

Возможности LIA, разумеется, уступали возможностям других арабских инвестиционных фондов, однако за прошедшее с 2004 года время управление разместило в мире более $70 млрд. Причем, как говорят некоторые эксперты, в отличие от других суверенных фондов, которые ориентировались в первую очередь на инвестиционную привлекательность покупаемых активов, ливийцы почти всякую свою покупку делали знаковой.

"Для LIA и других ливийских инвесткомпаний важна была не только финансовая состоятельность сделки, но и ее резонанс. На самом деле во всем этом было что-то от террористов, которые взрывают не военные базы, а самолеты или торговые центры",— говорит американский эксперт Мортимер Снайп.

Британские владения LIA подтверждают символичность всех инвестиций, сделанных ливийцами. Несколько лет назад за относительно небольшую сумму, около £250 тыс., LIA приобрело 3% британского холдинга Pearson, который контролирует одно из крупнейших издательств мира — Penguin Group и, что еще более символично, компанию Financial Times Group, издающую ведущую в мире деловую газету Financial Times и владеющую 50% еженедельника The Economist. Доля 3% делала ливийцев одним из крупнейших индивидуальных акционеров компании.

Комментируя связи Каддафи с Financial Times и Pearson, в холдинге заметили, что им это никогда не нравилось, однако "акционеров не выбирают". Сейчас доля ливийцев в издательстве заморожена в соответствии с решением британского правительства о замораживании всех ливийских активов в стране. В Pearson заявили, что не станут выплачивать дивиденды LIA. Разумеется, до нынешних событий в холдинге не выражали никакого неудовольствия тем, что режим Каддафи — один из крупнейших акционеров компании.

В Лондоне, на Оксфорд-стрит — главной торговой улице Британии и, возможно, всей Европы,— ливийцам принадлежит Portman House, крупный торговый и офисный центр. Еще один офисный центр, принадлежащий LIA, расположен в самом центре лондонского Сити, напротив главного входа в Bank of England. Несомненно, при покупке этой недвижимости ее расположение играло главную роль. Наконец, LIA числится среди акционеров Royal Bank of Scotland.

Еще более тесные связи у Ливии с ее бывшей метрополией Италией. Каддафи достаточно часто бывал в этой стране, и его выходки почти всегда вызывали возмущение у многих итальянцев, однако Сильвио Берлускони называл его своим личным другом, приглашал на саммит G8 и вообще позволял ему практически все. Например, правительство Италии не стало публично высказываться по поводу нескольких встреч Каддафи с итальянскими женщинами, в ходе которых он предлагал им огромные суммы за переход в ислам. А когда во время одного из своих визитов Каддафи везде появлялся с прикрепленной к груди фотографией казни итальянцами некоего ливийского борца за независимость, происшедшей в первой половине XX века, представители принимающей стороны делали вид, что все совершенно нормально.

Главным итальянским активом Каддафи была и остается крупная доля в ведущем банке страны UniCredit — 7,5%. Кроме того, Каддафи владеет двухпроцентными долями в таких символах национальной итальянской промышленности, как автомобильная группа Fiat и военно-промышленная группа Finmeccanica. Наконец, пожалуй, самым громким приобретением Ливии за последние годы стала покупка доли 7,5% в туринском футбольном клубе Juventus. Таким образом, после концерна Fiat, который владеет 60% акций клуба, Ливия является вторым по величине акционером Juventus.

"Мы знаем, что происходит в этой части мира. В случае получения документов о замораживании ливийской доли мы примем соответствующие меры... Но мы нисколько не обеспокоены ситуацией, поскольку мы ничего не можем с ней поделать",— цитировали информагентства президента Juventus Андреа Аньелли.

Наконец, еще одним крупным активом Ливийского инвестиционного управления является крупная доля в гостиничной сети Corinthia, которая управляет одноименными гостиницами класса люкс по всему миру.

Ливия много и охотно инвестировала и в страны Африки, Азии и Океании. И тут речь шла не только о собственно покупках, но и о подарках. К примеру, на Соломоновых островах Ливия построила стадион. В Северной Америке ливийские инвесторы чаще всего вкладывали деньги в уже существующие инвестфонды. На минувшей неделе ряд американских экспертов сообщили, что замораживание ливийских активов в США (американцы обнаружили и заморозили около $30 млрд, принадлежащих ливийским лидерам или государственным учреждениям) сильно ударит по ведущим инвестфондам страны. "LIA, известное своей склонностью к секретности, вложило сотни миллионов долларов в Goldman Sachs Asset Management",— говорит американский эксперт Джек Блад. Другими крупными получателями ливийских денег были инвестфонды Carlyle и Blackstone. Пока они не комментируют происходящее в Ливии, однако, скорее всего, и им придется выступать с заявлениями и объяснениями, похожими на слова главы Лондонской школы экономики, поскольку в последнее время с ливийскими инвестициями приключилась беда. Они начали пахнуть. Точнее, вонять.