Предложенная реформа российского образования встретила отторжение у значительной части общества. О том, как власти заручиться поддержкой интеллигенции при проведении социальных реформ, размышляет депутат Мосгордумы Михаил Москвин-Тарханов.
Политическая пропаганда в чем-то сродни симфонической музыке.
Множество отдельных инструментов (газеты, журналы, ТВ- и радиоканалы) играют по нотам свои особые партии, являющиеся частями общей партитуры. Звуки отдельных инструментов причудливо сплетаются в общее произведение, а слушатели, ценители или же профаны, оным внемлют.
Однако чтобы исполнение было услышано залом, нужна хорошая акустика, чтобы мелодии звучали, а ненужный шум и гул подавлялся, гасился. Чтобы слышен был даже на галерке тихий шепот со сцены и не было слышно громкого сморкания в правительственной ложе.
Политическая пропагандистская машина, особенно в авторитарных странах в значительной мере управляемая государством, тоже, подобно гигантскому оркестру, транслирует свои трубные призывы, вкрадчивые уговоры и возбуждающие образы в некое политическое пространство, обладающее своими уникальными "политико-акустическими" свойствами.
В прежнем СССР общественно-политический ландшафт казался ровным, уже хорошо проутюженным коммунизмом, а гулкая пустота его "политико-акустического пространства" дополнялась бесчисленными тарелками вещания на столбах, радиоточками в каждой квартире, единообразными телевизионными программами и обязательной подпиской на "Правду" или "Известия". Но, что удивительно, в этой насыщенной "казенными трансляторами" среде с помощью других "живых голосов" беспрепятственно распространялись иные политические звуки, от новостей радио "Свобода" до страниц самиздата, от политических анекдотов до текстов Евангелия. "Политическая акустика" в СССР была не на высоте, лозунги и призывы гасли в пространстве, а неугодные власти звуки и шумы распространялись. Причиной такого эффекта были сами люди, "живые трансляторы" на уровне малых социальных групп, даже не всегда заметных с высот пропагандистского олимпа. Эти ньюсмейкеры и дикторы сарафанного радио, доморощенные эксперты и кухонные политики при этом были полноправными держателями кредита общественного доверия.
Еще в начале прошлого века в США политики обеих ведущих партий знали, что в большинстве штатов и муниципалитетов для победы на выборах нужно заручиться симпатиями и поддержкой представителей четырех массовых интеллектуальных профессий. Во-первых, врачей, которым люди доверяют свое здоровье, далее учителей, которым они доверяют своих детей, юристов, которым доверяют ведение своих дел, и, наконец, священников, которым доверяют болезни, тайны и проблемы души. В конце столетия ситуация во многих штатах США несколько изменилась: со священником теперь конкурирует психолог, уменьшилось влияние юристов, в то время как увеличился капитал доверия полицейских. Однако врач и учитель неизменно сохраняют свои позиции в обществе в качестве лидеров общественного мнения и трансляторов политически и общественно значимой информации.
Если вернуться в недавнее прошлое нашей страны, то можно отметить, что к началу перестройки полностью утратили свое неформальное влияние в обществе политики, чиновники и силовики. Доверием же в народе пользовались врачи, учителя и отчасти работники науки и культуры. Именно они формировали "политико-акустическую среду", которая эффективно подавляла пропаганду коммунистов и многократно усиливала новые звуки гласности и перестройки. Простой советский интеллигент обеспечивал мощное и яркое звучание в обществе демократических труб и в то же время превращал исполнение представителями Компартии "арий для советского народа" в бессвязный гул и белый шум.
Сегодня, исходя из опыта перестройки, специалисты твердо уверены в трансляционных возможностях интеллигенции в России, особенно в местах ее массового присутствия — Москве и Санкт-Петербурге.
Что следует из сказанного? То, что те, кто хочет бороться за власть или, наоборот, твердо удерживать власть в своих руках, должны пробовать настроить людей массовых интеллигентных профессий "на свои частоты", сделать их трансляторами своей оригинальной "пропагандистской музыки".
Если же, как в СССР, власть имущие войдут с интеллигенцией в состояние отчуждения или конфликта, то этот активный слой сам настроится в резонанс с антиправительственной волной, особенно с наивно-либеральной, отчасти отвечающей взглядам интеллигенции как бедного среднего класса.
Михаил Москвин-Тарханов
Фото: Дмитрий Лекай, Коммерсантъ
И власти важно в связи с этим помочь преодолеть состояние бедности и униженности в рядах образованного слоя. Вот тогда учитель или врач, чей уровень жизни повышается год от года, чьи профессиональные возможности расширяются, условия труда становятся все более комфортными, увеличивается уровень признания, почета и уважения,— потенциальный союзник власти. Будучи лояльным к ней, он не станет активно поддерживать критику в адрес правительства, сведет частное недовольство к шутке, отмахнется от сплетен и слухов и транслирует в общество уверенность в разумности и перспективности государственной политики, даже если в душе у него самого и останется червячок сомнения насчет такой разумности.
Но если, к примеру, начать глубокие и болезненные реформы в сфере образования или здравоохранения, не заручившись глубокой, качественной и массовой поддержкой учителей и врачей, если внести в их сознание неуверенность, оттолкнуть их, то червячок сомнения разрастется до размеров хорошей гремучей змеи. Американские индейцы называют гремучую змею "добрая змея": она долго трещит своей погремушкой, прежде чем укусить. Но если ей наступить на хвост, все-таки укусит.
Если врачи и учителя будут недовольны, возмущены, то эффективность публичной политики власти начнет падать прямо на глазах, а контраргументы внесистемной оппозиции будут слышны все четче, все громче, все яснее. Такая "политико-акустическая среда" будет превращать самые громкие и ясные "мелодии власти" в бессвязный гул и, наоборот, слабый шепот оппозиции будет усиливать и очищать настолько, что его услышат на "галерке", в малых городах и деревнях российской глубинки.
Подобное развитие ситуации может плохо сказаться на перспективах выживания и развития общества. Если сегодня проводить реформы в социальной сфере, в медицине, образовании, науке, то власти как воздух нужна общественная консолидация, доверие интеллигенции и обывателей. В отсутствие доверия реформы не пойдут, заглохнут и деградируют. Пар уйдет в свисток и больно обожжет лишь того, кто неумело свистнул.
Сегодня мы можем видеть, как при наличии широкой демократии в США реформа здравоохранения, предложенная Бараком Обамой, встречает мощное противодействие, но можно быть уверенным в том, что в ходе демократических процедур общество и власть там найдут решения.
В нашей же стране, где демократические процедуры вырождены и ослаблены, где власть могут манить иллюзорные возможности продавить кажущиеся порой такими целесообразными технократические решения в социальной сфере, необходима двойная осторожность. Ведь, как это ни парадоксально звучит, либерально-авторитарная власть в гораздо большей степени зависит от успехов общественных диалогов, чем власть демократическая, надежно поддерживаемая не только конформистами большинства, но и активными гражданами — трансляторами ее политики.