Россияне могут забыть вкус гречневой каши, как некогда забыли вкус пареной репы. Исследование, подготовленное спецкорреспондентом "Денег" Максимом Квашой совместно с коллегами из Академии народного хозяйства и Высшей школы экономики, показало, что нет смысла искать чьи-то происки или сговор в том, что меньше чем за год ядрица подорожала вчетверо и стоит уже больше 100 рублей за килограмм.
Истории в тарелке
На прошлой неделе я победил собственную жадность и положил в тележку супермаркета кило гречки по 104 руб./кг. Еще полгода назад это обошлось бы мне в 3-4 раза дешевле. Потом задумался и положил еще один. Решение было на редкость информированным: к тому моменту мы с коллегами из РАНХиГС (Государственной академии народного хозяйства и госслужбы) и Высшей школы экономики (ВШЭ) Вадимом Новиковым и Валерием Кизиловым почти закончили исследование рынка гречневой крупы. Одно из зафиксированных в нем наблюдений: если бы не повышенное внимание государства, гречка стоила бы в 2-2,5 раза дороже. Впрочем, удачная покупка радовала меня недолго, уже на кассе я вспомнил еще одну цитату из того же доклада: "Магазины торгуют не отдельными товарами, а корзиной в целом" — ее, впрочем, правильнее приписывать учебникам по экономике розничной торговли. В общем, за относительно дешевую гречку я расплатился в другой части чека, а что это было — масло, баранина, фрукты, сок или сладкое — даже разбираться не стал.
На самом деле "гречневый доклад" оказался чуть ли не самым веселым исследованием из тех, в которых мне доводилось участвовать. Начать с того, что категорически невозможно понять, почему в России (и нескольких соседних странах) вообще едят гречку. Неславянский мир (ну еще и китайцы, но о них будет отдельный разговор) ее потребляет в мизерных количествах. Помню популярную тему разговоров среди русских аспирантов в Штатах: где эту самую ядрицу найти, если не любой американец даже поймет, что такое эта пресловутая buckwheat.
Так, кстати, было не всегда, воскликнут любители живописи, военной и экономической истории, а также, возможно, агротехники. Как же гречишные поля на картинах европейских художников рубежа XIX-XX веков — Ван Гога, Бернара и других? Оказывается, они уничтожены Первой мировой войной: ареалы произрастания этого злака стали местами самых ожесточенных сражений. Гречиха не способствует восстановлению плодородия почв, ее место на полях заняли другие культуры. А бретонцы постепенно забыли вкус гречневых блинчиков.
Очень показательно гречиха исчезла в США. До начала XX века эта страна была одним из крупнейших ее производителей в мире, а продукты из гречки — и каши, и хлопья, и мука, и даже гречневое пиво — занимали немало места на столах американцев. А затем выяснилось, что по сравнению с пшеницей и кукурузой гречиха слабо откликается на внесение азотных удобрений. Иными словами, одна "гречневая калория" обходится значительно дороже пшеничной или кукурузной.
Теперь — прямо на глазах — нечто похожее происходит в Китае. Еще несколько лет назад эта страна была крупнейшим производителем гречки в мире, а потом уступила это место России. И посевы, и урожаи этого злака в КНР за последнее время сильно сократились (см. график 1). Причина не только в том, что китайцы так разбогатели, что могут позволить себе интенсивное сельское хозяйство и минеральные удобрения. И не только в том, что они начинают есть мясо, а значит, растет потребность в дешевом зерне. Есть еще китайский подход к продовольственной безопасности, подразумевающий, что страна должна обеспечивать себя рисом, а остальное можно и импортировать. В условиях поразившей северо-восточные провинции КНР многолетней жестокой засухи рису были отданы все возможные посевные площади. И что-то подсказывает, что гречиха на эти поля уже не вернется.
Впрочем, в нашем рационе она пока остается. И не только потому, что гречневая крупа полезна и при некоторых видах диабета, и барышням для похудания, и детям из-за содержащейся в ней полезных минералов. А просто потому, что мы привыкли ее есть, потому что белковая пища по историческим меркам вошла в рацион русских совсем недавно, наши пищевые привязанности еще не успели окончательно перестроиться.
Возможно, еще перестроятся. Достаточно вспомнить, что в допетровской Руси одним из основных источников углеводов была репа. Наши современники в массе своей не знают даже вкуса той самой — вошедшей в поговорку — "пареной репы". Ее место прочно занял внедренный силой в XVIII веке картофель. Разгадка проста — урожайность.
Когда спрос не равен предложению
Рынок гречки никогда не был ни большим, ни международным. В отличие от пшеницы или ячменя здесь нет ни биржевой торговли, ни сколько-нибудь существенных внешнеторговых потоков, да и доля гречневой крупы в продажах розничных сетей столь мала, что их менеджеры говорят о ней как о мизере. Более того, в последние годы этот рынок стал еще и почти чисто российским: в случае серьезного неурожая сбалансировать предложение за счет импорта практически невозможно.
А неурожай как раз и случился. Причем двухлетний (см. график 2). И если в 2009 году ситуация еще не была критической, то в 2010-м в России гречихи было собрано втрое (!) меньше, чем в 2007-м. Центральные регионы страны и Поволжье поразила засуха, а по Алтаю ударили ураганные ветры и около 15% зерна просто осыпалось. Этот регион вообще, как оказалось, в 2010 году буквально спас Россию от потери национальной идентичности в виде гречневой каши: доля Алтайского края в общероссийских сборах гречихи достигла 73% (см. интервью вице-губернатора региона).
Российский потребитель вряд ли когда-нибудь снова увидит гречку по 25 руб. за килограмм
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Цены неминуемо должны были вырасти. Но тут подключились еще и психологические факторы. Сработали обсуждения грядущего дефицита гречки в СМИ и блогах. Измерения, проведенные с помощью системы мониторинга СМИ Public.ru и пульса блогосферы "Яндекса", подтверждают бытовое наблюдение: ажиотаж разгорался с конца июня и достиг пика к концу августа — началу сентября. Именно в этот момент — 2 сентября 2010 года — президент Дмитрий Медведев обсуждал на Госсовете в сильно пострадавшем от засухи Саратове ситуацию на продовольственном рынке. Затем упоминания гречки в газетах и блогах пошли на спад, но что случилось, то случилось: гречка изрядно подорожала, а то и напрочь исчезла с полок магазинов.
Любопытно, кстати, что только гречка вызвала столь пристальное общественное внимание. Произошедшее в то же время двукратное подорожание пшена мало кого заинтересовало. Если вернуться на три года назад, можно вспомнить: всплеск цен на рис 2008 года заметили главным образом специалисты по внешней политике. А ведь в Юго-Восточной Азии он тогда чуть не стал причиной социальных и гуманитарных катастроф (сравнение динамики цен на муку и крупы — см. график 3).
Измерить рост спроса оказалось сложнее. Открытые источники (прежде всего Росстат) не ведут отдельного учета продаж гречки. Есть лишь обобщенные данные о продажах всех круп. Но уже по ним можно сделать вывод, что летом-осенью 2010 года спрос на них вырос. Причем — что, казалось бы, противоречит и экономической теории, и элементарной логике — на фоне роста цен на них. Возможных объяснений два: либо наши сограждане поддались иррациональной панике, либо, напротив, совершенно рационально рассудили, что дальше гречка будет лишь дороже. Совершенно, кстати, справедливо.
После кратковременного замедления в октябре-ноябре 2010 года розничные цены на гречневую крупу вновь ускорили рост. Ценовое "плато" оказалось временным. Кстати, вопрос о том, почему оно появилось, рассматривается в докладе отдельно. Одно из объяснений: гречки просто не было в продаже, ее смело с прилавков паникой, а данные Росстата за этот период не очень хорошо отражают реальность. Можно даже называть их нерыночными — и не только потому, что не вполне понятно, какие именно цены фиксировало в этот момент статведомство, но и из-за явного государственного давления на торговлю. Косвенно эта версия подтверждается и свидетельствами ритейлеров: недовольство населения и властей вынудило многих из них "от греха подальше" вообще убрать с полок эту товарную позицию.
Не повод для наживы
Как следует заработать на гречке у розничной торговли не получилось. Уже в начале 2010 года розничная маржа (разница между оптовой и розничной ценами) резко упала — примерно с 100% оптовой цены сначала до 40%, а затем и до нуля (см. график 4). Зарабатывать на социально-значимом товаре розничные сети, и без того находящиеся под неустанной опекой антимонопольного ведомства, не стали. Да и не смогли бы: как уже было сказано, доля гречки в их продажах крошечная, несравнимая ни с мясными, ни с молочными продуктами.
Существенно снизилась и валовая маржа (разница между розничными ценами и ценами приобретения у сельхозпроизводителей). Так, если в 2002-2010 годах средняя валовая маржа составляла примерно 250%, то в декабре 2010-го - всего 100%. Здесь необходимо напомнить, что обе маржи включают в себя издержки товаропроводящей сети и даже переработки и ни в коем случае не могут использоваться как мерило прибыли посредников. Разве что как косвенный показатель, причем не объема, а лишь динамики.
Важный вывод здесь в том, что и оптовая, и розничная торговля пытались смягчить ценовой шок для потребителей. Отчасти удачно, а отчасти, возможно, напрасно: если бы цены на гречку выросли раньше, не только рост был бы более плавным, но, может статься, удалось бы избежать летней паники.
ФАС на вас нет
Импорт из соседних стран не сможет компенсировать неурожай гречихи в России
Фото: PhotoXpress
За паникой и первой фазой роста цен на гречку последовала реакция государства. С августа по декабрь 2010 года более чем в 20 регионах страны антимонопольное ведомство начало расследования, обвиняя розничную и оптовую торговлю в злоупотреблении доминирующим положением, а также в сговоре. Напрасно. Поведение торговли, особенно динамика розничной маржи, слабо согласуется с тем, что обычно ассоциируется со сговором. Вместо того чтобы продавать меньше, зато дороже, розница увеличила реализацию круп, минимизировав прибыль от этого направления, а то и уйдя в убыток. Именно об этом говорит нулевая, а то и отрицательная розничная маржа по гречневой крупе.
Вмешательство ФАС в данном случае оказалось редким для экономистов подарком. Фактически был поставлен эксперимент: появилась возможность проверить, отличается ли динамика цен в регионах, где применялось регулирование, от мест, где его не было. Наши расчеты существенных различий не выявили. Динамика цен на гречку в большинстве регионов страны была практически идентичной.
Более того, может даже показаться, что вмешательство ФАС в некоторых регионах оказалось контрпродуктивным. Так, в Приволжском федеральном округе средние цены на гречневую крупу до кризиса были ниже среднероссийских. Сейчас они ниже лишь в тех областях, где не было госвмешательства, а в остальных областях — выше. И хотя это скорее анекдот — убедительных доказательств того, что к такой ситуации привело именно вмешательство властей, а не сочетание рыночных факторов нет,— прислушаться к нему стоит.
Еще один "анекдотический" пример — Ярославль. В этом регионе осеннее ценовое "плато" — временное замедление роста цен на гречку — закончилось 12 декабря, именно в тот момент, когда было возбуждено антимонопольное дело.
Впрочем, самый убедительный аргумент в пользу того, что сговора не было, а ФАС напрасно тратит время на его поиски, сформулировал Вадим Новиков: "Торговцам просто не имело смысл сговариваться по поводу цены гречки. Она не важна для их бизнеса, важна лишь общая стоимость заполнения холодильника".
Михаил Щетинин: "Алтайский край — крупяная держава"
ВЕСТИ С ПОЛЕЙ
Вице-губернатор Алтайского края рассказал "Деньгам" о гречке, пшенице, советской ментальности, диверсификации в сельском хозяйстве и даже о планах производства вина.
Как вышло, что ваш регион стал производить почти три четверти всей российской гречихи?
— Начнем с того, что Алтайский край традиционно является крупяной державой: по производству круп мы занимаем второе место в стране после Краснодарского края. В постсоветское время, а возможно, и ранее край давал до 40% всей гречки в стране. В середине 1990-х, правда, было некое "проседание", связанное с сокращением посевных площадей.
Алтайский край располагает примерно 6,5 млн га пахотных земель. В середине 1990-х обрабатывалось лишь около 4,5 млн га, с начала нулевых мы постепенно поднялись до 5,5 млн га и продолжаем увеличивать посевы. Это, конечно, не только под гречку, но в целом под зерновые.
Результат 2010 года — 282 тыс. тонн гречки в бункерном весе, не только из-за того, что мы хорошо сработали. Дело в засухе в Центральной России, из-за которой урожай там оказался низким. У нас ее не было, зато были ураганные ветры, из-за которых урожай оказался примерно на 40 тыс. тонн меньше, чем ожидали исходя из роста посевных площадей.
Можно ли сейчас что-то сказать об урожае-2011? Ясно ли уже, сколько планируется засеять гречихи?
— Могу сказать, что по сравнению с 2010 годом посевы точно не сократятся, это однозначно. Но нужно понимать, что есть такое понятие, как севооборот: почвы должны отдыхать, гречиху сеять постоянно не рекомендуют, ее надо перемещать по полям. Сказать сегодня, что посевы гречихи будут увеличены, я не готов.
Казалось бы, ценовая конъюнктура крайне благоприятна...
— Она столь же благоприятная, например, по пшенице. До недавнего времени рентабельность по пшенице была, как правило, несколько выше, чем по гречихе. Сейчас ситуация, конечно, несколько изменилась. Но надо понимать, что каждое хозяйство выстраивает свой бизнес-план, диверсифицирует риски: нельзя же складывать все яйца в одну корзину.
Для примера: есть у нас такие братья Кожановы, это Михайловский район, они собрали по 24 центнера с гектара гречихи. Это много, особенно для степной Кулунды, где условия не лучшие. Для пшеницы там обычно урожайность где-то в два раза меньше.
Чем, по-вашему, вообще вызван взлет цен на гречку?
— Я думаю, что это порождение ажиотажного спроса, что это связано с ментальностью еще советского человека, привычкой создавать запасы. Привычкой, идущей с 1930-1940-х годов.
То есть мы чем-то похожи на белок?
— (Смеется) Думаю, что так. Ведь больше гречки потреблять не стали, в запас складывали.
Чем Алтай еще удивит страну?
— Это единственное место в Сибири, где вызревает сахарная свекла, в некоторых районах — даже абрикосы. И это не говоря уже о винограде, который есть чуть ли не в каждом саду. Но это, как правило, столовый виноград. А вот в 2009 году у нас заложены виноградники с винными сортами, 12 тыс. лоз. Перезимовали они на удивление хорошо. Так что надеемся, что через два-три года начнется производство вина по французским технологиям. Говорить о конкуренции с Чили и Аргентиной, конечно, еще рано, но шанс занять свою нишу у алтайских вин есть.