В субботу днем российский премьер Владимир Путин прилетел в Южно-Сахалинск и ошарашил японскую общественность проектом по развороту кораблей с российским сжиженным газом с европейского направления на японское. А специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ был ошарашен реакцией жителей Дальнего Востока на события в Японии.
На улицах Южно-Сахалинска в разгар субботнего дня людей больше, чем в Москве на Красной площади. И не потому, что они боятся землетрясения и высыпали на улицу, хотя бы для того чтобы побыть вместе в эти часы, каждый из которых может стать радиоактивным.
Просто у них много хлопот: магазины, рынок...
Рыбный рынок состоит из множества мелких магазинчиков и палаток, таких, которые московский мэр Сергей Собянин сносит легко и радостно, как Илья Муромец — "кистенем махнет — лежат улицы, на округ поворотит — ложатся переюлки...".
Здесь икра черная и красная производства многих фабричек и заводиков, а брать надо производства курильского "Гидростроя" — темна и жирна, и стоит дорого. Полки выложены огромным количеством рыбы вяленой и, наоборот, живой, вернее живучей. Здесь рядами стоит любимый южносахалинцами сироп клоповника, а также "капуста морская для суши" (а не для моря, очевидно).
Я спрашиваю девушку, которая особенно настырно старается продать нам настойку клоповника, не чувствует ли она признаков надвигающейся радиации, а то ведь в городе только и говорят об этом.
— Нет! — признается она.— Я вот этой капусты объелась страшно, видеть ее не могу!..
И она, отвернувшись, показывает на морскую капусту для суши.
— Зачем?! — с состраданием спрашиваю я.— Из-за йода в ней?
— Да,— вздыхает она.— Надо же быть готовой!
Возле стенда с "чулочно-носочными изделиями для всей семьи" другая девушка предлагает нам купить тоже рыбу:
— Подвезли свежих малоротов! — отчитывается она передо мной.
— И немножко радиоактивности, да? — беззлобно уточняю я.
— Да что вы тут говорите! — вдруг кричит она на весь магазин, причем и соседний тоже.— Мы пуганые! Вот из-за таких, как вы, паника в городе!
— Что вы, шуток не понимаете... — бормочу я.— Я просто хотел сказать, что, может, малороты с берегов Японии приплыли...
— Ничего себе шутки! — кипит она, как радиоактивные стержни в третьем блоке "Фукусимы-1".— Это ж радиация!! А почему вы думаете, что малороты оттуда?..
— Да это тоже шутка! — говорю я и раскаиваюсь: здесь шуток на эту тему не понимают уже несколько дней.
На улице я вижу громкоговоритель на березе. Он не молчит: приятным женским голосом рассказывает, что радиационный фон в норме, сегодня ожидается от 7 до 16 микрорентген в час, и поводов для беспокойства нет никаких. Прямое включение с березы — раз в полчаса. И таких берез сотни по городу.
На одном из зданий я вижу большой телемонитор, который повторяет эту информацию бегущей строкой. На экране в это время — кадры из треснувшей и залитой Японии, где спасатели вытаскивают из развалин трупы, а из поврежденных реакторов "Фукусимы-1" валит подозрительно плотный белый пар. Лица у прохожих, которые застыли у монитора, быстро становятся такими же белыми.
— Паники нет,— говорит мне пресс-секретарь главного управления МЧС по Сахалинской области Александр Невельский, стоящий рядом с работающим дозиметром в руках.— Нет никакой паники!
Он словно убеждает в этом самого себя. Если до сих пор паники у меня, например, и правда, не было, то тут она, конечно, сама собой откуда-то предательски появляется.
— Просто,— продолжает Александр Невельский,— есть люди,— которые заботятся о жизни своих близких, жен, родителей... близких, короче!
— И что они? — переспрашиваю я.
— С такими людьми мы ведем работу,— отвечает он, напряженно вглядываясь в дозиметр.— Дело в том, что если даже представить себе фантастическое развитие событий... если представить, что несочетаемое... Как правильно сказать?.. — вдруг жалобно переспрашивает он у меня.
— Сочтется,— подсказываю я.
— Да,— удовлетворенно кивает он.— Если даже несочетаемое сочтется и все пойдет к нам... Нет, все равно ничего не будет! У меня же тоже ребенок...
— Я понимаю,— успокаиваю я его.
— Нет, это не надо писать! — кричит он, увидев человека с диктофоном рядом с нами.— Конечно, волнение есть! А у кого его нет?!
В аптеке продавщица рассказывает, что самыми тяжелыми были 14-е, 15-е и 16-е марта, когда был самый большой ажиотаж.
— Смели весь йодомарин,— говорит она.— Вчера завезли, правда, новую партию йода по 25 миллиграммов упаковка, пока есть.
— Что с ним делают? — интересуюсь я.
— Да и наружно, и внутренне,— пожимает она плечами.
— И внутренне? — внутренне содрогаюсь я.
— Конечно. А вы что, не знаете: и перекись водорода пьют у нас. И ничего, живы.
Это главное из всего, что я услышал за это утро: слава богу, люди живы, несмотря на все принимаемые (в том числе внутренне) меры безопасности.
На совещании в правительстве области принимают участие лучшие умы атомной отрасли (включая, конечно, главного санитарного врача России Геннадия Онищенко). Премьер Владимир Путин, который опоздал в Южно-Сахалинск на шесть часов (есть рекорд!) и успел до этого залететь к снежному барсу Монголу в Хакасию, откуда можно было бы сделать прекрасный репортаж с петлей на шее (привет барсу от браконьеров), утверждал, что контроль за радиационной безопасностью на Дальнем Востоке налажен должным образом и то, что он увидел в местном ситуационном центре МЧС, окончательно его в этом убедило (репродукторы на березах в докладах сотрудников были, видимо, решающими аргументами).
Премьер представил двух коллег, которые только что побывали в Японии (правда, что-то недолго; зато долго просидели в Хабаровске, ожидая от японских властей разрешения вылететь им на помощь): первого замдиректора "Энергоатома" Владимира Асмолова, который был одним из главных идеологов и практиков ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, и Валерия Стрижова, замдиректора Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН.
Владимир Асмолов рассказал, что поездка была очень полезной. Правда, оказалось, что прежде всего для него:
— Мы получили,— сказал он,— ответы на все вопросы! В основном это были оргвопросы, которые у нас в Москве вызывали непонимание. Мы смогли подтвердить наши прогнозы, и они касаются последствий и для России, и для Японии. И когда мы заверяли вас, Владимир Владимирович, что фон на Дальнем Востоке не превышает фона в Финляндии, где он не больше 30 микрорентген...
Участники совещания, в основном губернаторы, озабоченно переглядывались друг с другом: их долго уверяли, что фон не превысит 16 микрорентген.
— В силу естественных условий,— перебил премьер господина Асмолова.— Там гранит.
— Да,— подтвердил Владимир Асмолов.— Там гранит. Это был наш смелый консервативный прогноз. И теперь мы утверждаем: опасности нет!
Премьер, который прилетел в Южно-Сахалинск, чтобы фактом своего присутствия это, собственно говоря, прежде всего и подтвердить, кивнул.
— Все остальное — спекуляции,— продолжил Владимир Асмолов и в свою очередь подтвердил, что по крайней мере спекуляции есть.
А дыма без огня ведь не бывает... В том числе и на "Фукусиме-1".
— Мы немножко не понимали,— говорил Владимир Асмолов,— почему японцы неадекватно пользовались общемировой базой данных, то есть вообще не пользовались. Да, к сожалению, схема управления у японцев неадекватна ситуации.
Даже если отбросить естественный фон обиды Владимира Асмолова на его долгое сидение в Хабаровске и холодный, как неуловимый ядерный синтез, прием в Японии, его слова звучали тяжелым упреком японским коллегам.
По его мнению, в дни развития аварии на японских АЭС не было людей, которых правительство наделило бы правом принимать решения и ответственностью за них. Но все изменилось, как только в Японию наконец-то прилетел Владимир Асмолов.
— Мы сели вместе коллегами из другой страны, которых тоже долго не пускали в Японию, и оценили ситуацию как она есть,— резюмировал он.
И оказалось, что пожарные машины, которые заливали реакторы водой, подъезжали к ним только на 50 метров, причем все то время, пока на реактор лилась вода, пожарный сидел в кабине.
— А почему не подвинуть машину поближе, а водителю не выйти?! — недоумевал Владимир Асмолов, вспоминая, очевидно, общемировой опыт в этом вопросе.— То же самое с вертолетами! Никакой пользы от них нет!
К счастью, совсем недавно ему позвонили из Японии и сказали, что теперь машины подходят ближе и водителей в них больше нет.
И сразу обстановка, как известно из сообщений мировых СМИ, более или менее стабилизировалась.
Владимир Асмолов не настаивал на том, что это его личная заслуга, но по крайней мере и не отрицал этого. Действительно, это было бы глупо.
После этого Владимир Асмолов защитил атомную энергетику: и от японцев, и от журналистов, и от других спекулянтов, которых хватает в мире:
— Блоки, оставшиеся без воды, один 1971 года выпуска, остальные 1979-го, двое суток боролись сами, без помощи людей! А наши новые блоки рассчитаны на 72 часа,— продолжил он.— Но мы всегда восстанавливали питание за шесть-восемь часов.
Как это — всегда? Мы чего-то не знаем?
В заключение Владимир Асмолов пообещал, что дополнительных смертей от радиации в Японии не будет.
— То есть даже для жителей Японии ситуация дополнительных рисков не несет? — переспросил его премьер.
— Нет,— терпеливо разъяснил г-н Асмолов.— Они нуждаются в медицинской помощи. Но смертельного исхода не будет.
Он, очевидно, искренне хотел, чтобы после этих слов у окружающих прибавилось оптимизма.
— Ситуация счетная, и значит, мы привыкли считать, что контролируемая,— добавил он.— И они, надеюсь, впредь будут использовать наши советы, в том числе насчет вахтового метода (применялся, увы, в Чернобыле).
Было очевидно, что ему больно из-за того, что он вынужден был уехать из Японии неиспользованным.
Губернатор Сергей Дарькин после обстоятельного доклада закончил:
— Приморский край готов к...
Тут он замялся, и премьер оборвал его:
— Спасибо.
Губернатор Хабаровского края Вячеслав Шпорт рассказал, что накануне одна из эвакуированных в край из Японии россиянок, женщина беременная, родила.
— Запишем ее в плюс Хабаровскому краю,— заключил губернатор.
— Поздравляю вас,— взволнованно сказал Вячеславу Шпорту Владимир Путин.
— Хотя она, кстати, из Приморского края,— обнадежился этим поздравлением господин Шпорт.
Сергей Дарькин, очевидно, счел ниже своего достоинства отвечать на явную провокацию в свой адрес.
Главный федеральный санитарный врач России Геннадий Онищенко доложил, что он и его ведомство провели тщательный анализ "пищевой зависимости России от Японии". Выяснилось, что причин для тревоги нет.
— В основном поставляются экзотические вещи... — сказал Геннадий Онищенко.— Зависимость ничтожна. В основном могут пострадать гурманы, которые любят японскую еду.
Но этих людей в расчет не берет не только Геннадий Онищенко, но и весь российский народ.
— И хотелось бы попросить об ответственности для СМИ за сказанные слова,— на мажорной ноте закончил Геннадий Онищенко.— Меньше возможностей говорить доморощенным оракулам, которые когда-то имели какое-то отношение к этим проблемам! Ситуация в целом контролируемая!
В его устах не смущало даже слово " в целом".
Полпред президента в Дальневосточном федеральном округе Виктор Ишаев честно сказал:
— Да, народ стал активно покупать йодосодержащие препараты в аптеках и, главное, употреблять их. Но раз премьер проводит здесь совещание, значит, все хорошо! Приезжайте чаще, Владимир Владимирович!
А то ведь и без аварий в Японии нет никакой уверенности в завтрашнем дне.
Губернатор Сахалинской области Александр Хорошавин развенчал миф о том, что с момента аварии резко подорожали билеты на материк российских авиакомпаний:
— Экономический класс у "Аэрофлота" включает семь тарифов, от 7700 рублей до 79 500 рублей. И это все экономкласс. Так и осталось. Да, билеты раскупаются. Но это не говорит о том, что народ кинулся и уезжает с Дальнего Востока. Ситуация прямо противоположная!
Если считать прилет премьера и еще нескольких самолетов вместе с ним, то конечно.
Премьер в заключение сообщил, что японцам "с ошибками, сложностями, но удается брать ситуацию под контроль" и что "нет ни одного факта ухудшения ситуации для Российской Федерации".
Выходя с совещания, Владимир Асмолов негромко поделился своими ощущениями:
— Энергия из меня так и прет! Подпитался радиацией...
Я посторонился, пропуская его вперед.
Между тем на совещании по развитию топливно-энергетического комплекса на Дальнем Востоке (в этот день премьер еще открыл подачу газа в Южно-Сахалинск: до сих пор столица субъекта федерации жила на угле) премьер еще раз сказал:
— Слава богу, наши специалисты никаких негативных последствий для Дальнего Востока не прогнозируют.
Но самое масштабное заявление премьера, сравнимое с переброской северных рек, касалось снова Японии. Господин Путин заявил, что РФ должна предоставить помощь в корректировке энергетического баланса Японии: "Это касается газа, угля, нефти".
— А если требуется немедленная помощь,— продолжил он,— то мы можем предложить такой вариант: скоординировать с европейскими коллегами поставки газа... то есть те танкеры со сжиженным газом, которые сейчас идут в Европу, разворачиваются и идут в Японию (а Европа получает тот же объем газа из России по трубам). Если, конечно, наши друзья в этом заинтересованы... Более одного миллиона тонн сжиженного газа — прямо в течение месяца. А в целом — до четырех миллионов тонн СПГ,— торжественно закончил премьер.
Реакция японских коллег пока неизвестна (впрочем, присутствовавшие в здании правительства области японские журналисты обрадовались так, словно сжиженный газ пообещали отлить лично им в руки).
Но главное, что пока неизвестна реакция европейских коллег.
Они-то чем провинились?
Ведь теперь надо либо подтвердить, либо опровергнуть.