Российский премьер Владимир Путин вчера прилетел в город Воткинск, где проинспектировал работу Воткинского завода, производящего ракеты и другую спецтехнику высшего предназначения. Кроме того, он проинспектировал работу мирового сообщества по решению проблемы Ливии. Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ уверен, что Владимир Путин так жестко не высказывался на тему международного положения со времени мюнхенской речи и войны в Ираке.
В механосборочном цехе Воткинского завода я увидел большое количество рабочих в новенькой синей униформе (ее выдали им только утром, и уже одно это означало: премьер приехал на завод не напрасно).
В основном рабочие с драчевыми напильниками в руках работали с металлическими деталями, обтачивая их под суперстандарты суперракет.
Неподготовленному человеку могло показаться странным, что на таком высокотехнологическом предприятии, каким считается Воткинский завод, можно встретить людей с драчевыми напильниками.
Но потом, когда узнаешь, что автоматы по производству деталей, которые подлежат обтачиванию, завезены из ГДР и Чехословакии в 1980 году, перестаешь удивляться и этому, и тому, что сотрудницы ОТК проверяют и принимают работу со штангенциркулями в руках.
Теперь мне окончательно стало понятно, почему завод закрытый: лишние люди не должны увидеть ни штангенциркулей, ни напильников. Не хватало еще, чтобы рухнул миф о том, что зато мы делаем ракеты.
— А что вы обтачиваете сейчас? — спросил я у одного рабочего.
— Как что? — удивился он.— Деталь.
Перед ним лежал металлический обруч диаметром метра полтора и шириной сантиметров десять, а рядом стояли еще 10-12 обручей.
— Эти детали потом собираются все вместе,— пояснил рабочий.
— И что получается? — зашел я, кажется, слишком далеко.
— Как чего? — удивился он.— Ракета.
Я изучил стенгазету цеха. В ней были зафиксированы оценки за культуру производства в цехе, выставленные различным подразделениям за текущий отрезок времени. Только четверки. На пять баллов не работает никто. Но и на три тоже. Даже служба завхоза получила твердую четверку за свое поведение.
А ведь это ее заслуга в том, что в механосборочном цехе кадок с цветами больше, чем готовых деталей (или это недоработки остальных служб, отвечающих за производство этих деталей).
— А вы что изготавливаете? — спросил я у другого рабочего, увлеченно действующего рашпилем.
— Я чего? — переспросил он.— А сейчас... вот!
Он принес журнал описания деталей, на обложке которого была надпись "15ж55" и еще несколько цифр, которые я не стану называть из принципиальных соображений.
— Это типа че-то "Искандера"...— помявшись, рассказал рабочий.— Допуска по этим деталям жесткие, пройдешься напильничком — и все встало. А то машины эти не справляются с тонкостями.
Начальнику механосборочного цеха Юрию Винокурову я задал только один вопрос:
— В Америке тоже напильниками доводят такие детали?
Ответ его был коротким и непримиримым:
— Нет.
В этом же цехе, по рассказу главного технолога завода Александра Чиркова, делаются детали для ракеты "Тополь-М" и многострадальной "Булавы". Господин Чирков рассказал также, что на техническое перевооружение завода до 2020 года необходимо 15 млрд руб. и что оборудование изношено в среднем на 83%. (Позже на совещании премьер заявил, что на модернизацию всего ВПК страны планируется направить 20 трлн руб., до 2020 года полностью будут перевооружены средства ПВО, а с 2013 года производство ракетных комплексов будет удвоено — в рамках общей федеральной целевой программы, рассчитанной до 2020 года.)
Очевидно, над производством ракет здесь и в самом деле трудились не покладая рук, так что процент изношенности оборудования никакого удивления вызвать не может. Вызывает удивление, почему процессы модернизации и программы госвооружений стороной обходят этот амбициозный завод. Пусть даже эти деньги будут израсходованы на новые напильники — и то будет безусловная польза.
Это тем более удивительно, что "за технологическую оснастку отв. Путятин".
В конце концов я увидел здесь и человека, который молоточком по гвоздичку выстукивал что-то на небольшой металлической детали — по-моему, какую-то грустную мелодию. (Тем более что основателем Воткинского завода является Илья Чайковский, отец Петра.)
Владимиру Путину рассказали, что части изделия "Булава-30" изготавливаются из цельных кусков металла. Шедший рядом со мной вице-премьер правительства России Сергей Иванов рассказал, с территории завода регулярно вывозят 10 тонн металлической стружки.
— Литье не проходит тут,— негромко пояснил мне Сергей Иванов.— По прочности не проходит. Но надо понимать: для производства ракет — это наше все!
И Сергей Иванов с некоторым волнением обвел рукой механосборочный цех.
— Наше все? — переспросил я.— А станки гэдээровские еще 1980 года? А люди напильниками ракеты делают,— усомнился я.
— Ну, это, я думаю, для показухи...— так же негромко добавил Сергей Иванов.
Теперь я прозрел и понимал, что перед нами разворачивается, вероятно, грандиозный спектакль, а настоящие суперсовременные станки в безлюдных цехах производят то, что и должны.
Хотелось бы, конечно, так думать — и даже очень.
Пока Владимир Путин продолжал осмотр цеха, я спросил у главы Роскосмоса Анатолия Перминова, как ему живется со слухами о его предстоящей отставке, усилившимися после переноса на неделю старта очередного российского космического корабля, тем более в юбилейный для нашей космонавтики год.
— А хорошо! — ответил господин Перминов.— Американцы ни одного пилотируемого корабля вовремя не запустили — и это воспринимается как должное. А мы в кои-то веки перенесли старт на неделю, надо же устранить неисправность,— и началось. Да, хорошо, потому что корабль уйдет в космос в исправном состоянии. И когда придет время — я сам уйду.
В этот момент премьер подошел к группе рабочих, на несколько минут неохотно расставшихся со своими напильниками и молоточками. Здесь и было сказано то, что потом ушло молниями во все мировые информагентства.
После того как премьер ответил одному рабочему насчет того, что заводу до 2015 года будут выделены 9,8 млрд руб. на модернизацию и перевооружение (в буквальном смысле слова), а не 15 млрд, как хотелось главному технологу, другой рабочий спросил премьера, как он оценивает ситуацию в Ливии.
— Правительство России не занимается внешней политикой,— пожал плечами премьер.— Правительство у нас занимается в основном социально-экономическими вопросами.
Я даже подумал, что Владимир Путин этим сообщением и ограничится: до сих пор обычно так и было. Но не в этот раз.
— Но если вас интересует мое личное мнение,— продолжил он,— то оно у меня, конечно, есть... Прежде всего оно касается определения самого режима ливийского.
Рабочие слушали лекцию о международном положении, казалось, не дыша. Во-первых, они по таким лекциям, видимо, соскучились еще с советского времени. А, во-вторых, на их глазах делалась история (еще не до конца понятно, какая, но история тут была точно, это не вызывало сомнений).
— Российское руководство по этому поводу высказывалось, и Дмитрий Анатольевич говорил: ливийский режим не подходит под определение демократического режима. Это факт, и здесь добавить нечего... Но, безусловно, это сложная страна, многое зависит от отношения между племенами (как, впрочем, и в любой другой стране.— А. К.). И, конечно, это требует особого регулирования.
Было полное впечатление, что премьер готовился к ответу на этот вопрос — и не один день; не менее тщательно, конечно, чем рабочий готовился к этому вопросу.
— Внутриполитическая ситуация в Ливии приобрела характер вооруженной борьбы, но это, конечно, не значит, что кому-то позволено вмешиваться в чужой, даже вооруженный, конфликт извне,— добавил господин Путин.
Премьер заявил, что лично его никак не устраивает резолюция Совбеза ООН по Ливии:
— Эта резолюция, безусловно, является неполноценной и ущербной. Если посмотреть, что написано, станет ясно: она разрешает всем принимать все! Любые действия против суверенного государства! Это мне напоминает средневековый призыв к крестовому походу, когда кто-то призывал кого-то идти в определенное место и чего-то освободить.
То, что сейчас говорил Владимир Путин, говорил как человек, шло, без сомнения, вразрез с государственной линией России по этому вопросу.
— Меня беспокоит даже не сам факт вооруженных действий, они всегда происходили и будут происходить... а та легкость, с которой принимаются решения о применении силы. Бомбили Белград, Буш ввел войска в Афганистан, потом под предлогом, совершенно лживым предлогом ввели войска в Ирак, ликвидировали все иракское руководство... теперь стали бомбить Ливию — под предлогом защиты мирного населения. А от этих ударов гибнет как раз мирное население! Где же логика и совесть?! — с досадой воскликнул Владимир Путин.— Нету ни того ни другого!
Было заметно, что у него накипело. Повод и место высказаться следовало признать идеальными: рабочие оборонного завода стояли за спиной Владимира Путина ракетным щитом.
— Сегодняшняя обстановка лишний раз убеждает в правильности того,— добавил премьер,— что мы делаем по укреплению обороноспособности нашей страны, и новая программа госвооружений призвана добиться этого.
Рабочие расходились, воодушевленные словами премьера.
Они понимали, что, похоже, чем хуже будут идти дела в Ливии, тем лучше — у них на заводе.