Волки и отцы

В начале марта власти Кочубеевского района Ставропольского края объявили о том, что дикие волки уничтожили целое стадо овец, принадлежащее местному фермеру. Но, как выяснил на месте корреспондент "Ъ" ОЛЕГ КАШИН, непосредственно от волчьих зубов погибло только пять овец. В гибели остальных животных фермер обвиняет российскую армию, а краевые власти считают, что во всем виновато "смутное время".

36-летний Рустам Исаев смеется, когда я спрашиваю, как зовут эту овцу — никак не зовут, нет у нее имени, но это даже странно, потому что по всем остальным признакам это необыкновенная овца. Она пасется одна в специальном загоне, Исаев говорит о ней совсем не в овцеводческих выражениях ("у нее стресс", "была в положении"), и, что важнее всего, у нее есть настоящая и вполне трагическая биография. Это единственная овца, которую Исаев вытащил из оврага живой. Троих своих неродившихся ягнят она потеряла, но сама осталась жива, и Исаев, гладя ее, как ребенка, по голове, говорит, что она ходит по этому загону из угла в угол, потому что не понимает, куда делись ягнята.

О волках Исаев говорит спокойно — он вообще считает, что волки не виноваты.

— Они только пятерых зарезали, а всего я потерял... Знаете, я почему-то сразу себе сказал, что потерял 120, придумал себе такую утешительную цифру. Вытаскивал их из оврага и говорил себе: всего 120, ничего страшного. Когда вытаскивал, не считал. Потом живых пересчитал, вычел, получилось, что погибло 257 голов.

Формальный убийца — овраг с обрывом 40 метров. Когда волки стали вгрызаться в отару, овцы перепугались и пошли к обрыву. Задние напирали на передних, передние падали, следующие падали на них — почти все овцы умерли от удушья, хозяин сделал такой вывод, потому что у всех овец из носа шла кровь. По времени заняло все не более минуты — Исаев говорит, что два раза смотрел на часы, и оба раза был полдень — и когда все началось, и когда закончилось. Но, может быть, у него просто встали часы.

Отару пасли вдвоем, сам Исаев и пастух Юра, бомж из Невинномысска, работающий у фермера за кров и еду. Когда волки ушли, Юра побежал к соседу — рядом находится хозяйство брата Исаева Али, у Али есть трактор, а овец из оврага можно было вытащить только трактором, привязывая каждую тросом. В овраг спускался сам Рустам.

— Самое страшное было — вот вытаскиваешь их, вытаскиваешь, а их не становится меньше. Они как-то так спрессовались, как зерно в ведре. А я, как по зернышку из ведра, их вынимал. Потом сжигали весь день — на мясо их уже нельзя было брать, шкуры тоже в нетоварном виде.

Все погибшие овцы были окотными, то есть беременными матками, и все погибли, как говорит Исаев, абортированными, то есть из оврага пришлось доставать не только мертвых маток, но и неродившихся ягнят (до окота оставалось 2-3 недели). Их он учитывает, когда я спрашиваю его о материальных потерях, поэтому получается, если оценивать одну овцу в 5 тыс. руб., то потерял Исаев, по его подсчетам, 2,5 млн руб.: "Ну хорошо, пускай полтора, но все равно ведь потерял". Застрахованы овцы не были, сбережений у Исаева, по его словам, нет, и отару ему восстанавливать не на что.

— Даже сижу, думаю — ну ведь погорельцам государство помогает, а я же даже хуже, чем погорелец. Просить, конечно, никого ни о чем не буду, но даже снилось однажды: приезжает какой-то человек, дает мне денег. На, Рустик, купи себе новых овцематок. А государство — что государство, оно же их и погубило.

Логика странная — волки не виноваты, а государство виновато. Рустам объясняет, показывая на холмы: овец он пас вон там, где лесополоса, из которой вышли волки, и овраг, в который упали овцы. А вон там — пологий склон холма, на котором нет ни лесополос, ни оврагов, и на котором, между прочим, пас совхозную (племсовхоз назывался "Родина", сейчас его нет) отару покойный отец Рустама. Но сейчас травы на этом склоне нет, она сгорела, причем сгорает трава на этом холме каждый год, потому что за холмом на бывших пастбищах совхоза — полигон 202-го десантного полка, базирующегося в Ставрополе. На идущей по вершине холма заросшей дороге стоит запрещающий знак, на котором написано "Стой, стреляют! Проезд и проход запрещен", и с холма видны расставленные внизу ростовые мишени. Десантники приезжают 3-4 раза в месяц на гусеничных БМП, стреляют из крупнокалиберных пулеметов и, как говорит Рустам, "из всего, что у них есть".

— Каждый раз, когда стрельбы, трава на холме загорается,— рассказывает брат Рустама Али, дом которого находится ближе к холму, почти в зоне обстрела. Почти — потому что, когда Али жаловался командиру десантников, тот ему ответил, что прицельно по его дому они не бьют. Прицельно не бьют, но в стене дома Али — дырка от пулеметной болванки, которую кто-то из детей обвел в кружочек мелом и подписал "Привет!". Собранная за 12 лет существования полигона коллекция таких болванок лежит у Али в гараже — он говорит, что их было больше, но дети растащили на сувениры. У Али есть работник Федор, летом Федора однажды чуть не убили:

— Он косил сено у холма, начали пулять, он бегом ко мне, перепуганный — пули свистят. Я ему говорю: если свистит, то это хорошо, уже мимо тебя пролетела. Свою пулю не услышишь.

Прошлогодний сенокос вообще закончился для Али неудачно. Сено, собранное в брикеты (здесь их называют рулонами), сгорело после очередных стрельб осенью. Али говорит, что в огне погибло 600 рулонов, а каждый рулон стоит 500 руб., "но это, конечно, не овцы, сено не так жалко".

Фермеры Исаевы живут между поселком Тоннельным и селом Надзорным. Глава Надзорненского сельского поселения Тамара Крашенинникова подтверждает: во всем виноват полигон. В воскресенье в селе были выборы (Крашенинникову на них избрали на второй срок, и местный поэт пенсионер Василий Волобуев написал ей приветствие "Вновь коронована царица, и ей грузинская совсем не пара, то наша русская Тамара"), и накануне стрельбы сорвали ей предвыборное собрание: "Мне выступать, а там такая канонада, просто не слышно ничего". Тамара Крашенинникова описывает ситуацию со стрельбами еще более мрачно, чем братья-фермеры:

— Летом от них пожары — столб огня 5-6 метров высотой, потом огонь ложится на землю, и сгорает все. Сенокосы и пастбища на этом участке полностью уничтожены, полностью непригодны. А птиц сколько погибло, а зайцев? Волк и от этого тоже звереет, зайца нет, он идет на овцу. А самый ужас — это что случилось с Ольгой Михайловной Бурдулей.

О бывшей (теперь она уехала из села) заведующей детским садом Ольге Михайловне Бурдуле я уже слышал от братьев Исаевых, но они пересказывали чужие рассказы, а глава села говорит, что видела сама: в прошлом году на Пасху Ольга Михайловна была на кладбище, а за холмом как раз стреляли, и очередная болванка, падая, сорвала с Ольги Михайловны шелковый шарф — "не ветром, а от непосредственного контакта": "Мы все, кто были вокруг, чуть не умерли от страха".

После того случая председатель сельсовета Василий Валюженич ("Единая Россия") поехал в Ставрополь со специальным письмом к десантникам с просьбой перенести полигон.

— Меня принял командир,— рассказывает Валюженич,— но сказал, что помочь ничем не может — нам, говорит, надо ведь повышать квалификацию, стрелять.

Председатель сельскохозяйственного комитета администрации Кочубеевского района Сергей Федько тоже считает, что, если бы не было полигона, овцы бы не погибли.

— Но причинно-следственная связь не вполне очевидна,— говорит Федько.— Юристы говорят, что судиться с военными бесперспективно: никто не докажет, что Исаев пас овец у оврага потому, что за холмом стреляют.

Федько, как и сам Рустам Исаев, считает, что фермер заслуживает компенсации: "Были бы мы в Чечне, Рамзан бы дал денег и все, но мы не в Чечне". Поэтому пока Федько обсуждает с фермерами и охотничьим обществом возможность большой охоты на волков, чтобы и отомстить, и исключить новые нападения на овец.

Председатель районного охотничьего общества Александр Баринов, которого Федько специально вызвал к себе в кабинет, объясняет, что облавная охота сейчас невозможна — недавно краевое Минприроды выпустило новые правила, согласно которым волк признан пушным зверем, и охота на него разрешается не круглый год, как раньше, а в течение сезона, который закончился 28 февраля.

— Если фермер из зарегистрированного оружия убьет волка у себя во дворе, это будет самооборона,— говорит Баринов.— А если на пастбище — то это уже административка, браконьерство.

Федько, который только что обещал нам организовать охоту, спрашивает теперь, можно ли каким-то образом обойти запрет — а то волк съест у Исаевых и оставшихся овец.

— Нужно чрезвычайное разрешение министерства,— объясняет Баринов.— Нужно написать какую-нибудь серьезную бумагу типа "План мероприятий по депопуляции волка", давайте мы с вами напишем, и я отвезу в министерство.

Краевое министерство природных ресурсов, судя по занимаемой им недвижимости,— ведомство богатое: резиденция министра — новый особняк в классическом стиле, рядом — десятиэтажная башня собственно министерства. За волков отвечает заместитель министра Юрий Гриднев, который говорит, что готов дать кочубеевским охотникам разрешение на отстрел, но ничего из этой затеи не выйдет:

— Стрелков нужно собирать по всему краю,— говорит замминистра,— но допустим, мы их соберем. Но когда выходить на облаву? Сейчас почти сошел снег, начались дожди, дорог нет, а это уже дает волку преимущество. Волк же умнее человека, это вообще самое умное дикое животное. Даже по ситуации с Исаевым: волк лежал и смотрел, анализировал — ага, два человека, без оружия, можно нападать. За такое, конечно, надо наказывать, но волка ведь тоже можно понять. Он не видит в овце овцу, он видит в ней мясо. Так устроена жизнь.

Замминистра Гриднев об устройстве жизни знает практически все. О полигоне, из-за которого выгорают пастбища, ну да, слышал, "но ведь никто не знает, в какой степени полигон влияет на то, что овцы пасутся именно у оврага". О компенсации фермеру Исаеву — "вряд ли ему стоит на что-то рассчитывать".

— Овцы — живые существа, поэтому вы эмоционально к вопросу подходите. Но ведь овца — это товар. Представьте вместо овец арбузы, или помидоры, или резиновые сапоги. Вам было бы жалко 257 пар резиновых сапог?

Замминистра не спорит, что сокращение численности волков в крае — приоритетная задача. Он приводит статистику истребления волков в крае — 450 голов в 2009 году, 600 — в 2010-м, "и в этом — тоже сотни перебьем".

— А знаете, кто виноват? — спрашивает замминистра.— Смутное время виновато. 20 лет назад было, может быть, 20-30 волков на весь край, тогда о волках ходили легенды, никто их не видел. А сейчас тысячи. История на все влияет, сама история. Начались смутные времена, поля заброшены, хозяйство не ведется, а с первой чеченской войны боевые действия согнали волка с мест обитания. Раньше наш край его не интересовал, а теперь он только здесь и селится. Он тоже объект животного мира, ему же надо где-то жить.