некролог
Вчера от сердечного приступа в своей квартире в Москве скончалась Людмила Гурченко.
Семьдесят пять лет пролетели как пять минут и пять вечеров. Весть о смерти Людмилы Гурченко, полгода назад отметившей почтенный юбилей, но выглядевшей хрупкой дивой без возраста, поразила ее многочисленных поклонников. Им трудно поверить, что танец этой удивительной женщины с осиной талией может прерваться. Хочется сказать: она прожила свою жизнь танцуя. Если бы на самом деле танцу и песне досталось в ней совсем не такое большое место, как драмам, страданиям, борьбе и труду.
Появившись в "Карнавальной ночи" и "Девушке с гитарой", мигрантка из Харькова, выпускница вгиковской мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой открыла эпоху несколько запоздалого и экзотичного советского маньеризма, пришедшего на смену сталинскому ампиру. Феерическая Людмила Гурченко стала "священным чудовищем" жанрового, музыкального кино, сменив Любовь Орлову и наделив этот тип демократичными человеческими чертами, востребованными во времена хрущевской оттепели. Своими героическими усилиями актриса пронесла на своих плечах этот легкомысленный жанр, столь мало приспособленный для советских реалий, через полвека, включая "Соломенную шляпку", "Мою морячку", "Старые песни о главном", телевизионные бенефисы и множество концертных телепрограмм.
А ведь при этом всегда существовала и другая Гурченко — актриса остродраматическая, склонная к художественному психоанализу, бесстрашно, в ущерб внешнему лоску, проникающая в женскую сущность своих героинь на сцене и перед камерой. Здесь выстраивается другой ряд фильмов — от "Рабочего поселка" до "Сибириады", от "Полетов во сне и наяву" до "Вокзала для двоих". Она создала на экране собственный, абсолютно индивидуальный тип ретроженщины, который великолепно варьируется в "Семейной мелодраме" и "Второй попытке Виктора Крохина", в "Двадцати днях без войны" и "Пяти вечерах". Даже среди вышколенных голливудских профи не так много найдется актрис, способных блистать в столь широком жанровом диапазоне.
Однако счастливой ее судьбу можно признать лишь в горемычном советском смысле: слава у нее была всенародной, а гонорары и условия жизни — "как у всех". Вот почему в ее устах не коробила вечная российская присказка: "Только бы не было войны". Если бы актриса такого масштаба работала в крупной зарубежной киноиндустрии, она могла бы потеснить и Элизабет Тейлор, и Джину Лоллобриджиду, и Жанну Моро. Львиной долей своего успеха Гурченко обязана собственному незаурядному характеру и упрямству. Она не раз исчезала из кинематографа в самый разгар славы и появлялась вновь в тот момент, когда от нее ничего нового вроде уже не ждали. Почти покинув экран в образе юной и наивной девушки, вернулась в облике многоопытной, утомленной, но никогда не сдающейся женщины.
Еще больше смелости и дерзости, иногда на грани фола, потребовалось от нее в ранге звезды первой величины. Будучи всегда узнаваемой в своем фирменном, эксцентричном стиле игры, Гурченко проявляла редкую для знаменитой актрисы склонность к эксперименту, а иногда и к вызову и эпатажу: последним таким вызовом стал ее режиссерский дебют — фильм "Пестрые сумерки", к которому она сама написала музыку, сама сыграла главную роль и сама спела.
Соединяя, вопреки канонам, бравурные и лирические краски, решительно смешивая жанры и стили, сражаясь с возрастом и неизбежной смертью, она стала первой актрисой постклассической эпохи.