Рейтинги не дают ответа на главный вопрос — почему растет популярность политика. Путин не первый премьер, чей рейтинг увеличивается день ото дня. То же самое было и с Евгением Примаковым. Мы решили их сравнить, но уже без всяких процентов.
Кажется, что сравнивать рейтинги действующего премьера с уже не действующим некорректно. Действительно, хозяин Белого дома по определению имеет преимущество. С другой стороны, Путин и Примаков — это не просто премьеры, один бывший, другой настоящий. Путин прямо заявил, что в 2000 году будет баллотироваться в президенты. Примаков сделал то же самое, но не так отчетливо. Значит, сравнивать рейтинги Путина и Примакова можно. Но для чистоты эксперимента начнем сравнение с того, как Путин и Примаков провели в Белом доме свои первые сто дней.
На войне
Нет надежнее средства повысить рейтинг, чем выиграть войну. Настоящую, а не какую-нибудь информационную или, например, толлинговую. У Евгения Примакова был редчайший шанс выиграть большую войну на чужой территории и чужой кровью. Строго говоря, таких шансов было даже два.
Первый раунд конфронтации с НАТО состоялся в декабре 1998 года. В ночь на 17 декабря НАТО неожиданно для Москвы выпустило "Лису в пустыне". 200 "Томагавков" были выпущены по объектам в Ираке, показавшимся спецкомиссии ООН подозрительными. До последнего момента в Москве надеялись убедить Билла Клинтона не применять силу к Саддаму Хусейну. Борис Ельцин не спал ночь и отказался говорить с Клинтоном по телефону. Примаков назвал акцию НАТО "возмутительной". После того как не удалось предотвратить войну, Москва взялась ее прекратить. В Багдаде безвылазно месяц сидел спецпосланник президента Виктор Посувалюк. Принято считать, что его миротворческая деятельность удалась. Посувалюк даже получил за это орден из рук Ельцина. А Примакову лавры не достались.
Второй раунд прошел в Косово. Примаков проиграл и эту войну: сколько Москва ни угрожала НАТО не дать в обиду Белград, Милошевича все равно обидели. Но даже в проигранной войне Примаков сумел набрать очки. Он вовремя развернулся над Атлантикой. Страна рукоплескала, рейтинг зашкаливал.
Выпала война и Путину. В августе Басаев и Хаттаб захватили часть Дагестана. Только что назначенный Путин тут же дал отпор. Через месяц людей Басаева и Хаттаба в Дагестане не стало. Это была первая военная победа Путина. Его рейтинг с нуля поднялся до 10%, а дальше рос по мере продвижения российских войск в глубь Чечни.
В экономике
Принято считать, что Евгений Примаков спас российскую экономику. На самом деле любой премьер, посаженный в кресло после кризиса, обречен на экономический подъем, если он не затеет каких-либо революционных преобразований. Примаков от них удержался, хотя к ним его подталкивали левое большинство в Думе и даже его собственная экономическая программа. Примакова удержал МВФ. Примаков понял, что без восстановления отношений с фондом он не сможет решить главную экономическую проблему — реструктуризацию внешних долгов.
Экономический подъем начался еще зимой и продолжается до сих пор. Оба — и Примаков, и Путин — ставят его себе в заслугу. Различие только в цифрах. При Примакове говорили о двух-трехпроцентном росте ВВП, при Путине — уже о семипроцентном. Парад цифр наверняка продолжится до президентских выборов. Однако не стоит забывать, что цифры роста высчитываются по отношению к провальной осени 1998 года. Если же сравнить показатели с докризисным 1997 годом, то картина получится менее впечатляющей. Российский ВВП только сейчас, по данным Госкомстата, вышел на уровень 1995 года.
Интересно, что и Путин, и команда Примакова об экономическом росте говорят почти одними словами. "Пищевка растет самыми большими темпами — 25%",— с чувством глубокого удовлетворения говорил Юрий Маслюков Геннадию Кулику на февральском заседании правительства. О тех же 25% и, вероятно, в той же "пищевке" говорит сейчас Путин Сергею Доренко. Может быть, эти 25% и не фантом. Каждый из премьеров имел в виду рост за год. И в самом деле первой жертвой кризиса стал импорт продовольствия. Его и заменили, как смогли, отечественные продукты.
В политике
С точки зрения Запада Примаков и Путин похожи. Оба вышли из органов. Оба не чураются антизападной риторики.
На самом деле Примаков для Запада приятнее Путина — он более прогнозируем. Разворот самолета Примакова не был неожиданностью для Вашингтона. Конечно, такой театральный жест был опасен для его реноме на Западе вообще. Но он не мог в тот момент не сделать выбор в пользу внутриполитического рейтинга. И этот выбор на Западе поняли.
Путин пока имеет на Западе репутацию не столько политика, сколько силовика. По крайней мере, такой вывод был сделан партнерами Путина на саммите Россия--ЕС в Хельсинки, где российский премьер жестко отстаивал необходимость чеченской кампании. Правда, после его встречи с Клинтоном в Осло американцы заговорили о новом Путине. Теперь он не мачо в камуфляже, а человек в бабочке, с которым можно договариваться. Тем не менее он остался трудным и неразгаданным партнером для Запада. И до тех пор, пока Запад его не "полюбит", это также работает на его внутриполитический рейтинг.
В народе
Примаков и Путин, как истые спецслужбисты, люди закрытые. Но как публичным политикам им приходится раскрываться.
Примаков уверен в том, что он лучший журналист России. Все статьи о себе он внимательно изучает. Как правило, прочитанное вызывает у него досаду. О себе он написал бы значительно лучше. Поэтому прессу он не любит и не считает нужным это скрывать. Любимый прием Примакова — мхатовское искусство держать паузу. Он держал ее в первые недели своего премьерства и в первые месяцы по его истечении (его сторонники поспешили назвать это молчание "президентским": дескать, не царское это дело — привлекать к себе внимание). Когда же Примаков начинает говорить, его речь будит воспоминания о позднем Брежневе, что в глазах большой части населения является несомненным плюсом.
У Путина другие сильные стороны. Он берет не паузами и дикцией, а лексикой. Одним упоминанием о сортире Путин повысил свой рейтинг сразу на несколько процентов.
К его недостаткам можно отнести то, что он закрывает от журналистов заседания правительства, чего Примаков не делал. В результате многие находки пропадают даром.
В будущем
Будущим президентом может стать один человек, и мы его не знаем. Зато и Путин, и Примаков хорошо знают нрав нынешнего президента. Для Примакова ельцинский гнев уже позади. Свою политическую карьеру сейчас он делает на конфронтации с Кремлем. Примаков даже публично отказывается от личного приглашения Ельцина.
Если Примаков и оглядывается на Кремль, то только как на мишень. У Путина степень свободы меньше. Вопрос заключается в том, что лучше с точки зрения политической перспективы: иметь Кремль в качестве открытого врага или надеяться на его поддержку?
Обычно на этот вопрос отвечают не задумываясь: эра Ельцина заканчивается, и для его сменщика лучше как можно дальше отстоять от нынешнего Кремля. Для публичных выступлений такой ответ подходит, но для работы штабов кандидатов в президенты — вряд ли. С одной стороны, Кремль не скрывает, что займет активную позицию в предвыборной борьбе. С другой — к президентским выборам Путин вполне может пополнить ряды экс-премьеров. И в том и в другом случае может сработать "эффект Примакова": его рейтинг рос и в период премьерства, и несколько месяцев после отставки.
Так что холодная война, которую сейчас ведет с Кремлем Примаков, и сегодняшняя близость к Кремлю Путина — далеко не самые важные факторы в определении их перспектив. А если суммировать остальные показатели, то выходит, что Путин обставляет Примакова только благодаря чеченской войне. Отними у Путина антитеррористическую операцию — и от его нынешнего имиджа останется не так уж много. Впрочем, пока никто лишать премьера его главного козыря не собирается.
НИКОЛАЙ ВАРДУЛЬ, КОНСТАНТИН СМИРНОВ
-------------------------------------------------------
ЕВГЕНИЙ ПРИМАКОВ И ВЛАДИМИР ПУТИН РАВНЫ ВО ВСЕМ, ПОКА ДЕЛО НЕ ДОХОДИТ ДО ВОЙНЫ
ЧТО ЛУЧШЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЫ: ИМЕТЬ КРЕМЛЬ В КАЧЕСТВЕ ОТКРЫТОГО ВРАГА ИЛИ НАДЕЯТЬСЯ НА ЕГО ПОДДЕРЖКУ?
-------------------------------------------------------
Спорные рейтинги
Ни в одной стране, где существует практика предвыборных опросов, публикация их результатов полностью не запрещена. Однако дебаты о влиянии рейтингов на поведение избирателей и целесообразности их запрета идут почти повсеместно.
В Соединенных Штатах самые жаркие споры по поводу допустимости публикации рейтингов велись десять лет назад. Поводом послужил опыт президентской кампании 1980 года. Тогда поражение на выборах президента Джимми Картера, как утверждали его сторонники, было фактически предрешено регулярной публикацией опросов общественного мнения. По их результатам демократ Картер неизменно отставал от кандидата республиканцев Рональда Рейгана. Особенно вопиющим, по мнению демократов, был тот факт, что благоприятные для Рейгана рейтинги, основанные на опросе избирателей восточного побережья, выходящих с избирательных участков (exit polls), передавались телекомпаниями, когда на Западе голосование было в самом разгаре.
Бывали случаи, когда обнародование рейтингов не приводило к победе их лидеров. В кампании по выборам в парламент Франции в 1978 году, судя по результатам опросов, лидировали левые — социалисты и коммунисты. Тем не менее выборы они проиграли.
Впрочем, свободно на Западе могут публиковаться только рейтинги и опросы, соответствующие определенным требованиям. Почти везде необходимо указание не только компании, проводившей опрос, но и количества опрошенных, а также погрешности. Кроме того, обязательна публикация точной формулировки вопросов.
Одной из наиболее известных форм недобросовестного проведения опросов общественного мнения, запрещенного во многих странах, является агитация под видом опроса (push-polling), появившаяся в 80-х.
Хрестоматийным примером такой агитации считается опрос, проведенный предвыборным штабом Роберта Доула, одного из кандидатов-республиканцев на президентских выборах в США в 1994 году. Тогда штаб Доула заплатил $1 млн компании Campaign Tel за серию телефонных опросов, в которых вопросы о предпочтениях избирателей были сформулированы таким образом, чтобы очернить одного из конкурентов Доула — Стивена Форбса. И хотя результаты этих опросов не были опубликованы, их эффективность не подлежит сомнению. Популярность Форбса в округах, где проводились недобросовестные опросы, была в несколько раз ниже, чем в других.