В Санкт-Петербурге проходит фестиваль, посвященный вручению Европейской театральной премии и премии "Новая театральная реальность". Лауреатов последней на сей раз целых шесть, что наводит РОМАНА ДОЛЖАНСКОГО как на радостные, так и на грустные размышления.
Европейская театральная премия (или премия "Европа — театру") вручается в 14-й раз, а ее "дочка", премия "Новая театральная реальность", — в 12-й. Премию эту еще в середине 80-х годов прошлого века, когда Европа стояла на пороге глобальных перемен, придумали итальянские театральные деятели. Имена лауреатов все эти годы определяет международное жюри, а поддержка европейских политических и театральных институций в свое время помогла награде обрести престиж и высокий статус. Всеобщее внимание к премии не в последнюю очередь обеспечивалось приятным местом вручения — сицилийским курортом Таорминой, который ежегодно на несколько дней превращался в своего рода "театральный Давос": сюда привозили спектакли лауреатов, им посвящали лекции и симпозиумы, сюда же на несколько дней слетались директора крупнейших фестивалей, театральные обозреватели важнейших газет, режиссеры и продюсеры, чтобы за кулисами таорминских торжеств завязывать нужные контакты, заключать контракты, да и просто узнавать новости.
В начале нового века таорминские встречи закончились: местные власти перестали спонсировать премию Европы, а европейские институции обеспечить мероприятия такого масштаба не смогли. "Европа — театру" стала бездомной, и с тех пор она, если называть вещи своими именами, вынуждена торговать своим статусом. Ведь на тех, кто захочет провести фестиваль и церемонию вручения уважаемой награды, ложится бремя финансирования фестиваля и приема сотен театральных деятелей — премиальный фонд размером в €60 тыс. является лишь небольшой частью этих затрат. Один раз "Европа — театру" вручалась в Турине, потом на два года обосновалась в Салониках — и двинулась на восток Европы, где престиж еще чего-то стоит. Два года назад фестиваль и церемония проводились во Вроцлаве, год назад должны были встретиться в Стамбуле, но там денег не нашли. В России аккумулировать средства и организовать ассамблею удалось благодаря опытному в деле организации международных фестивалей петербургскому театру "Балтийский дом".
Когда и где будут чествовать следующих лауреатов, пока неизвестно. Может быть, потому что будущее Европейской премии как института неясно, в этом году лауреатов премии "Новая театральная реальность" оказалось так много, как никогда прежде: если список вдруг на этом будет закрыт, почетный титул признанных новаторов сможет носить больше театров и режиссеров. Победителей шесть: петербуржец Андрей Могучий, финский режиссер Кристиан Смедс, англичанка Кэти Митчелл, словак Вилиам Дочоломанский и два театра — португальский "Меридиональ" и "Вестурпорт" из Исландии. Мотивы, по которым были выбраны именно эти имена, наблюдатели склонны толковать по-разному. Одна из версий состоит в том, что это попытка уравновесить "засилье" немцев: мало того что в списке лауреатов Европейской премии за все годы и так было немало представителей Германии, так в этом году лауреатом главной премии стал Петер Штайн. Присутствие в списке лауреатов представителей Португалии, Исландии и Словакии — стран, до сих пор не фигурировавших в списках победителей, — объясняют политкорректностью, боязнью организаторов потерять патронат Европейского союза.
Если и кандидатура Кристиана Смедса казалась кому-то компромиссной, то после показа спектакля Национального театра Финляндии "Мистер Вертиго" все сомнения должны были отпасть. Театральная версия романа американского писателя Пола Остера вдохновила публику не только постановочной изобретательностью и актерскими работами, но и особым чувством театра, свойственным Смедсу, и умением режиссера объединить зрителей, заставить их почувствовать себя особой общностью. Полуфантастический роман о судьбе мальчика, который учится летать — как в переносном, так и в прямом смысле этого слова — стал для финского режиссера поводом рассказать зрителям о непостижимой магии сцены.
В "Мистере Вертиго" покоряет все — и то, с какой фантастической энергией играет мальчика немолодой, с пугающей внешностью бывалого уркагана и гибкостью умелого гимнаста актер Теро Яртти, и то, как простыми средствами Смедс создает чувство причастности мрачноватой тайне полета, и то, как легко управляются актеры со сложной историей, и то, с какой наивной радостью режиссер дает возможность заглянуть в потайные уголки сцены: в первой части "Мистера Вертиго" зрители сидят в амфитеатре, установленном прямо на поворотном круге. Круг то и дело начинает движение, и публика сама "приезжает" к тому или иному эпизоду — их играют по периметру сценической коробки.
Во втором действии путешествовать приходится уже активно — сначала публика сидит в зрительном зале, потом опять приглашается на сцену и рассаживается теперь вокруг места действия, а финал Смедс приглашает зрителей встретить стоя, в центре подмостков, буквально прижавшись друг к другу. Режиссер говорит, что поставить этот спектакль его заставило мистическое минутное впечатление от пустого театра, как-то испытанное им вечером, после спектакля. Теперь он дал возможность и зрителям буквально физически, своим телом, испытать ощущение причастности метафизике театрального пространства. И это незабываемое переживание вполне достойно любой премии.