Евродетство

Пытаясь вписать российскую практику защиты детей в международный контекст, "Власть" изучила опыт Германии и Финляндии.

Александр Дельфинов, Берлин, Андрей Шилов, Хельсинки

ГЕРМАНИЯ

Важнейшие организации, занимающиеся случаями насилия в отношении несовершеннолетних и вообще проблемами во взаимоотношениях родителей и детей в Германии, называются управлениями по делам молодежи. Они относятся к местным, коммунальным властям, а их деятельность регулируется Законом о помощи детям и молодежи, принятым в его нынешнем виде в 1990-1991 годах.

Интересной особенностью современного германского управления по делам молодежи является его необычная двойная структура: оно состоит из администрации и комиссии молодежной помощи. Хотя ветви часто действуют параллельно, это можно уподобить разделению исполнительной и законодательной власти. Именно решения комиссии, в которую входят специалисты-педагоги, психологи и просто общественно активные граждане, становятся прямым указанием к действию для администрации.

Официально главная задача управления — осуществлять общественно-государственный контроль за тем, как родители исполняют свои обязанности, и при необходимости предлагать помощь в соответствии с тем, как это определено законодательством в Кодексе социального права. Управление распределяет места в государственных детских садах, в группах продленного дня начальной школы и у финансируемых государством "дневных нянь" для детей ясельного возраста. Кроме этого, учреждение консультирует по вопросам воспитания, усыновления, конфликтным ситуациям, правам родительской опеки и общим правовым вопросам. Решение этих вопросов, однако, находится в ведении судов.

Управления по делам молодежи при этом обязаны поддерживать судебное производство, а все приговоры по таким делам обязательно доводятся до их сведения. В отдельных случаях управление может представлять в суде интересы ребенка, и оно всегда старается найти возможность смягчить приговор в соответствии с официальной германской государственной стратегией "не наказывать, а воспитывать" несовершеннолетних.

Одной из наиболее спорных задач управления является изъятие детей из родительского дома и передача их в специальные учреждения или к приемным родителям. Такое изъятие, согласно Кодексу социального права, должно осуществляться лишь в особых случаях и без нарушения родительских прав. Каким образом может быть начато дело об изъятии ребенка?

Во-первых, сами дети или подростки могут обратиться в управление с просьбой предоставить им возможность покинуть родителей, и если причины будут признаны уважительными, таким детям будет предоставлено альтернативное жилье, например, в так называемых молодежных квартирах. Это своеобразное общежитие, в среднем на полтора десятка человек, с официальным надзирателем и не строгим, но четким распорядком дня. Финансируется "молодежная квартира" из местного бюджета, а организуется за счет негосударственных организаций.

Во-вторых, о том, что с ребенком что-то не в порядке, в управление могут сообщить родители, соседи, детский сад, школа, полиция или любой другой неанонимный источник. Также решения об изъятии ребенка могут быть приняты на основе экспертной оценки, которую осуществляют нередко тоже сотрудники НГО.

С конца 1990-х годов в Германии неоднократно возникали шумные дела о правомочности действий управлений, чаще всего в связи с изъятием детей из семей. В середине нулевых годов стали известны несколько наиболее громких дел, дошедших до Европейского суда по правам человека в Страсбурге (и проигранных там немецкими управлениями).

Одним из широко обсуждаемых в обществе стал случай с семьей Йозефа и Корнелии Хаазе из Мюнстера. В 2001 году у них отобрали семь детей, причем последнего, новорожденного, прямо в роддоме. Случилось это после того, как фрау Хаазе накануне рождения седьмого ребенка обратилась в управление с просьбой о предоставлении помощи на дому (такая возможность существует). Управление взамен потребовало разрешить провести семейную экспертизу. После проведенной экспертизы (приглашенный эксперт дважды посещал дом Хаазе и провел там в общей сложности три часа, причем даже не видел всех детей) управление заключило, что дети находятся в опасности, а родители неспособны выполнять свои обязанности.

Затем в результате настоящей спецоперации все дети были изъяты сотрудниками управления по делам молодежи и переведены в неизвестное для родителей место. Лишь несколько лет спустя, после того как Страсбургский суд вынес решение о грубом нарушении прав человека, дети были возвращены семье Хаазе, и им была выплачена рекордная для Германии компенсация в €53 тыс. Все эти годы родители не только не видели своих детей, но и не знали, где они находятся. За это время у них родился восьмой ребенок, но, опасаясь, что и его заберут, Хаазе жили у знакомых, скрываясь от управления. Интересно, что управление по делам молодежи оценило "стоимость" содержания одного ребенка в €4 тыс. в месяц, то есть €28 тыс. за семерых детей. (При этом через два дня после изъятия детей чета Хаазе получила письмо от управления, содержащее требование принять финансовое участие в обеспечении жизни их детей у чужих людей.) Было также установлено, что решающим фактором для столь жестких действий со стороны управления стала личная неприязнь некоторых его сотрудников к Корнелии Хаазе.

В связи с этим случаем (все же исключительным для Германии) высказывались обвинения в финансовой заинтересованности управлений и связанных с ними негосударственных организаций в изъятии детей. К примеру, фирма-посредник, подыскивающая приемных родителей, получала за каждого ребенка примерно четверть суммы, выделяемой на его содержание.

Наиболее радикальные противники управлений требуют их полной отмены, но до этого далеко. Учреждения эти находятся меж двух огней: с одной стороны, есть опасность недоглядеть (случаи гибели детей у недостаточно усердных родителей хоть и не слишком часты, но также порой получают широкую огласку), с другой, можно переусердствовать в деле защиты ребенка, как в случае с семьей Хаазе. В любом случае управления по делам молодежи сегодня — часть немецкой повседневности. И совершенно неверно было бы считать эти учреждения исключительно карательными, ведь они выполняют множество весьма полезных функций: организуют внешкольную и внедетсадовскую работу по развивающему обучению детей, проводят эрготерапию или занятия по языку, оказывают психологическую помощь и нередко способствуют решению конфликтных ситуаций в семье.

Какова статистика по изъятым детям? По данным Федерального статистического управления, в 2009 году взято под опеку 33 710 детей, из них 19 807 были в возрасте от 14 до 18 лет. При этом 14 390 возвращены изначальным опекунам (в это число входят и дети, взятые под опеку через управления в предыдущие годы). 8212 детей и подростков сами обратились в управления. 25 188 были изъяты в связи с угрозой их безопасности или иных правонарушений. 310 детей были изъяты по решению суда против воли родителей. В среднем в 2009 году каждый день в Германии под опеку при посредничестве управлений попадало 90 детей в день. Статистические данные за 2010 год пока не опубликованы.

ФИНЛЯНДИЯ

Термин "ювенальная юстиция" не принят в Финляндии, и систему государственной помощи проблемным детям и семьям в Суоми называют службой защиты детей.

Около 16 тыс. финских детей изъяты из семьи государственными органами защиты ребенка и воспитываются на стороне — в интернатах или в приемных семьях. Это 1% всех детей до 18 лет, и для благополучной во многих отношениях Финляндии цифра выглядит внушительно. Еще больше, 5-6% детей, хотя и остаются с родителями, но их семьи состоят "на учете" в службе защиты ребенка — по-фински говорят "стали клиентами службы".

Торгово-развлекательный комплекс у метро в восточной части Хельсинки: магазин бытовой техники, парикмахерская, прокат DVD, ночной клуб, детская поликлиника и служба защиты детей. Таких отделений службы в полумиллионной столице Финляндии — десять. В каждом отделении около 20 специалистов и на каждом работнике по 50-60 "клиентов". Официально одному человеку рекомендуют вести не больше 35 дел, на практике норму превышают вдвое, и не только в этом офисе.

Должность Линды Бломстедт в переводе звучит как "руководящий специалист по социальной работе" — у нее в офисе даже есть финско-русский словарик, который подготовили, сотрудничая с питерскими коллегами. Но особого иммигрантского уклона в работе офиса не заметно. В 2009 году у абсолютного большинства семей-"клиентов" службы — 2375 человек — родной язык был финский. Русские семьи на втором месте, но их всего 114. Сомалийских 105, арабских 48 и еще пара десятков национальностей — район действительно считается иммигрантским.

"Чаще всего о проблемах нам сообщает полиция,— рассказывает Бломстедт,— на втором месте, пожалуй, школа, а на третьем родители, они сами обращаются за помощью". До 2007 года служба не обязана была сообщать "клиентам", что ими занялись, и время обработки информации не ограничивали, сейчас схема стала строже. За семь рабочих дней соцработники обязаны понять, о чем сигнал, и, если проблема есть, за три месяца нужно решить, браться за нее или нет. Став "клиентами" службы защиты детей, семьи могут оставаться "на учете" годами.

Что же финны считают основанием для "открытия дела"? В чем видят угрозу ребенку, из-за которой государство должно вмешаться? Финский омбудсмен по правам ребенка Мария Кайса Аула по статусу не имеет права высказываться о конкретных случаях, но обобщения как раз по ее части: "Пьянство. Употребление родителями алкоголя в той степени, в которой это может повредить ребенку, думаю, это самая типичная причина. Часто это связано с насилием в семье, конфликтами при разводе, недостатком родительских навыков, усталостью".

Любое насилие по отношению к человеку любого возраста в Финляндии считают преступлением, телесные наказания детей были признаны здесь преступлением еще в 1984 году. Ни ремнем, ни шлепками, ни подзатыльниками — на ребенка не разрешено воздействовать никакой физической силой, и отдельно отмечается, что родительские отговорки типа "по-другому не понимает" или "ему это пойдет на пользу" не принимаются.

Депутаты в Финляндии явно либеральнее избирателей: несмотря на почти 30 лет полного законодательного запрета 26% взрослых финнов считают телесное наказание в исключительных случаях возможным — и скорее всего, каждый четвертый финн действительно иногда наказывает так своего ребенка. Анонимный опрос финских девятиклассников дал примерно такую же картину: 35% детей родители хотя бы раз таскали за волосы, 10% били или шлепали, а 3% избивали. "Но по сравнению с аналогичным опросом 20-летней давности цифры уменьшились в два раза!" — восклицает финский омбудсмен по делам ребенка.

За телесные наказания детей взрослых наказывают штрафом — такие дела редко, но доходят до суда. Из-за одного случая ребенка у родителей не отберут, но семью наверняка зарегистрируют в службе защиты детей. "С 1997 года в Финляндии число "клиентов" службы все время росло, а в 2009-м впервые упало — думаю, в том числе, потому, что новое законодательство уделяет больше внимания превентивным мерам",— объясняет Мария Кайса Аула. Не наказывать, а помогать — по крайней мере, к этому стремятся. Кстати, родительских прав финны не лишают в принципе (если только ребенок не был усыновлен).

По финскому законодательству ни низкие доходы родителей, ни стесненные жилищные условия не могут быть достаточным основанием для того, чтобы забрать ребенка из семьи и передать его "на замещающее попечение". В теории нуждающимся в увеличении жилплощади, наоборот, должны помочь с жильем. При этом в финских социальных ведомствах осторожно отмечают, что значительное число семей, из которых государство забрало ребенка, получают социальные пособия, то есть с малообеспеченными проблем все-таки больше.

Судебные разбирательства для финской службы защиты детей — обычное дело, хотя судятся в основном по принципиальному вопросу — где ребенку жить. Семью ставят на учет в службу защиты без согласия родителей, а вот решение проблем должно происходить по договоренности. Если отец или мать против того, чтобы ребенок пожил отдельно (или этого не хочет сам ребенок — в случае, если он старше 11 лет), тогда дело передают в суд. В двух третях случаев родители соглашаются со специалистами, а примерно треть решений пытаются оспорить.

Вот судебная статистика отделения, где работает Линда Бломстедт: в 2010 году суд рассмотрел 42 их дела. В трех случаях ребенка оставили в семье, четыре дела вернули на дорассмотрение в службу, а в 35 случаях суд подтвердил, что ребенка из семьи надо забрать. Это, впрочем, не означает, что родители его не увидят: во-первых, оговариваются условия свиданий, во-вторых, "замещающее попечение" обычно временное — на год, на месяц.

Число интернатов в Финляндии надеются уменьшить — как раз сейчас парламент обсуждает изменения в законодательстве, которые отдадут приемным семьям предпочтение перед интернатами. Жизнь в семье и лучше помогает ребенку, и дешевле обходится бюджету. Финны предполагают, что в перспективе интернаты оставят только для подростков от 12 до 17 лет. Это вообще отдельная категория "клиентов", ведь тут обязаны учитывать мнение ребенка. Но именно в таких случаях в службу защиты детей часто обращаются сами родители. "Если говорим о подростках — частая причина опять же пьянство, не ночуют дома, бросают школу. Служба защиты подключается, если родители не могут справиться с такой проблемой",— отмечает Мария Кайса Аула.

Такие случаи нередки: например, сейчас группа Линды Бломстедт занимается делом 12-летнего подростка по просьбе его матери. Она обратилась в службу и сообщила, что сын несколько дней не ночевал дома и уже две недели не ходит в школу. Мать очень обеспокоена, она не знакома с друзьями сына и не знает, где он проводит время. Работники социальной службы сходили к подростку домой и даже застали его, но поговорить смогли только с матерью: сын лежал на диване, закрывшись одеялом. Пришлось так и записать в отчете: видели одну макушку. Вскоре подросток опять пропал. В экстремальных ситуациях, как эта, социальные работники в Финляндии могут действовать и без согласия других сторон (то есть в этом случае без разговора с подростком) — достаточно решения двух специалистов службы, заверенного их начальником. В полицию отправляют просьбу арестовать мальчика, как только полицейские его найдут. Временное решение о "безотлагательном взятии на попечение" (то есть помещении его в приют) будет действительно два месяца, в течение которых все нужно будет оформить по закону.

"Что меня возмущает, так это наши министры, когда они стоят перед камерами и говорят, что мы не можем ничего комментировать,— не сдерживается под конец разговора Линда Бломстедт.— А мы можем комментировать, главное — чтобы было согласие родителей. В результате пресса получает однобокую информацию, и у нашей службы плохой имидж: как будто бы мы только и делаем, что отбираем детей у родителей".