Выставка Генри Мура в Эрмитаже приурочена не только ко Дню Победы, но и к 70-летию окончания бомбежек Лондона и начала блокады Ленинграда — обе траурные даты отмечаются в этом году.
10 мая 1941-го ночные бомбардировки Лондона были прекращены, 8 сентября 1941-го вокруг Ленинграда сомкнулось кольцо блокады — историки еще долго будут обсуждать, как связаны друг с другом свертывание "Битвы за Британию" и развертывание операции "Барбаросса". Но Фонд Генри Мура и Эрмитаж предъявляют другие, художественные документы. Речь, разумеется, идет о "Рисунках из бомбоубежища" Генри Мура, всемирно известных и ставших одним из самых сильных визуальных образов Второй мировой. Их дополнят известными разве что в Петербурге рисунками великого советского архитектора Александра Никольского, который самой суровой блокадной зимой 1941-1942 годов запечатлел подвалы Эрмитажа, превращенные в бомбоубежище, где спасались многие из неэвакуировавшихся ученых и художников.
Генри Мур пострадал от "Блица" лично: только что купленный им в Хартфордшире дом был разрушен в первых же бомбардировках — в числе миллиона с лишним зданий по всей Англии. Он перебрался жить к друзьям, скульпторам Барбаре Хепуорт и Бену Николсону, в их мастерскую в Хэмпстеде, на севере Лондона. Так что это именно Северная линия метрополитена чаще всего появляется на его рисунках — война сама собой пришла в его такое чистое и почти абстрактное искусство.
Поначалу, когда главный британский искусствовед Кеннет Кларк, директор Национальной галереи и председатель Совещательного комитета военных художников, предлагал Муру занять пост "официального военного художника", он отказывался, полагая, что эта работа не для сюрреалиста и больше подходит мастеру натуралистического направления. И то правда: "военные художники" Соединенного Королевства оставили нам массу чудовищных свидетельств бедствий войны, с бесстрастностью естествоиспытателя, препарирующего лягушку, рисуя кишки, вываливающиеся из живота еще живого участника Крымской войны. Такого торжества натурализма Мур не хотел, но когда "Блиц" начал преобразовывать окружающую действительность во вполне сюрреалистическую, пост принял. Он рисовал и городские развалины, и сбитые бомбардировщики, а спустившись в метро 11 сентября 1940-го, в четвертую ночь "Блица", и обнаружив там целый город, нашел свой главный сюжет.
Лондонская подземка, 1940 год
Фото: Bettmann/ Corbis/ Foto S.A.
В бомбардировках, по подсчетам англичан, погибло более 43 тыс. человек. Захват лондонской подземки был стихийным: бомбоубежищ не хватало, и люди семьями переселялись в метро, проводя в его недрах гораздо больше времени, чем в своих ставших столь уязвимыми домах. Правительство пыталось бороться с несанкционированной оккупацией метро, предупреждая об опасности пораженческих настроений и недопустимости "постоянного, круглосуточного житья под землей". Гордая и несломленная подземка отвечала листовками, обвиняя власти в "безразличии, доходящем до черствости, до преступной халатности, до бездушного пренебрежения элементарными требованиями к уважению человеческого достоинства". Зрелище неисчислимых групп людей, спящих на платформах, тесно прижавшись друг к другу, в то время как мимо проносятся поезда, потрясли скульптора, который вообще-то вырос в шахтерской семье и с детства слышал рассказы о погребенных заживо. Мур увидел не безликую массу, а человека как такового, "самого себя, повторенного сотни раз". "Война пробудила и развила во мне и в моей работе чувство сострадания к людям",— признавался он потом.
Пропуск "официального военного художника" позволял ему бывать в любом месте подземки. В метро он главным образом смотрел и запоминал, делая лишь беглые крошечные эскизы и сопровождая их краткими заметками. "Две фигуры спят в обнимку. Массы спящих фигур постепенно исчезают в перспективе тоннеля. Группы спящих людей, беспорядочно выступающие локти и колени, тут и там прикрытые одеялами". Большими станковыми рисунками, выполненными в сложной многослойной технике, когда набросок восковым мелком покрывался акварелью и дальше прорабатывался пером с тушью, цветными карандашами или пастелью, эти эскизы становились уже в мастерской. Зарисовки с натуры превращались в монументальные произведения, встающие в один ряд с этрусскими надгробиями, фресками Джотто и Микеланджело. К своим военным образам Мур возвращался до конца жизни: в Большом дворе Зимнего дворца выставят несколько "фигур", сделанных по мотивам "Рисунков из убежища". И, как ни странно, именно эта на первый взгляд идиллическая парковая скульптура может считаться выдающимся памятником кошмару Второй мировой.
Блокадные рисунки Александра Никольского никогда не достигают трагических высот блицевских рисунков Генри Мура. Впрочем, и жизнь в блокадном Ленинграде не идет ни в какое сравнение с жизнью в разбомбленном Лондоне, тут уж сам факт рисования — подвиг. Свой главный военный памятник архитектор Александр Никольский создал уже после окончания Великой Отечественной: это был гимн новой жизни — Приморский парк Победы со стадионом имени Кирова в сердцевине. Сейчас стадион снесен, парк застраивается. Можно сколько угодно сопоставлять рисунки Генри Мура и Александра Никольского, доказывая, что у нас одна общая мировая история, одна общая вторая мировая трагедия и одно общее к ней отношение. Скульптура Мура в каждом английском парке ежесекундно напоминает о вечной необходимости защищать ценности гуманизма. Мы же о них вспоминаем от даты к дате.