Сырьевые рынки лихорадит: цены на нефть то резко падают, то почти столь же резко возвращаются на прежний уровень. Аналитики по всему миру гадают о причинах происходящего, но сходятся в одном: в преддверии окончания американских антикризисных мер все стало слишком неопределенно. И хотя российские власти предпочитают сохранять спокойствие, можно быть уверенным: нервозности и в политике, и в экономике лишь прибавится.
Нефть на качелях
В начале мая многим пришлось вздрогнуть: за несколько дней нефть на мировых рынках подешевела примерно на 15%. Только за 5 мая Brent упала на 9%, с $120 до $110 за баррель, а WTI и вовсе опустилась ниже магических $100. Схожую динамику демонстрировали и рынки других сырьевых товаров. Примерно такие же события разворачивались на рынках сырья три года назад, а российская публика тогда по похожим сообщениям информационных агентств пыталась угадать очертания подступающего кризиса.
Впрочем, уже 9-10 мая значительная часть потерь была отыграна обратно, Brent поднялась до $117 за баррель. Показалось даже, что паникеры, поднявшие в блогах и интернет-СМИ тревогу по поводу неизбежности второй волны кризиса, посрамлены. Не тут-то было. Уже в среду, 11 мая, цены на нефть опять резко упали, не так сильно, как неделей ранее, но все же 4-5% тоже немало. А американские фьючерсы на поставки бензина упали еще сильнее — на 7,5%.
Тысяча и одна версия
Все это время эксперты одно за другим выдавали буквально десятки объяснений происходящему. Восстановление американской экономики оказывалось то "уверенным", то "слишком слабым". Безработица то "демонстрировала тенденцию к снижению", то оказывалась "все еще опасно высокой" (последнее, кстати, чистая правда: нынешние 9% — почти вдвое выше докризисного уровня). Запасы топлива оказывались то ниже, то выше прогнозов, а сами их оценки всякий раз подавались как сюрприз.
Китай то демонстрировал высокие темпы роста, то "явное охлаждение", которое, впрочем, выражается в том, что темпы промышленного роста в апреле в этой стране составили "всего 13,4%", что якобы на целый процент ниже ожидавшегося.
Риски для мировой безопасности то снижались (на фоне ликвидации Осамы бен Ладена), то все же росли (как только вспоминали, что "Аль-Каида" пообещала отомстить, а гражданская война в Ливии далека от завершения). ОПЕК то ли обеспечивала бесперебойность поставок, то ли — силами преимущественно Саудовской Аравии — успешно ограничивала добычу нефти и ее предложение на рынке.
Кто-то винил спекулянтов, которые якобы закрывали позиции на рынке фьючерсов, фиксируя прибыль, и тем самым сбили цены. Кто-то напоминал о том, что торговля фьючерсами — игра с нулевой суммой, что на каждого продавца на этом рынке есть покупатель, возможность запасать физическую нефть весьма ограниченна, а значит, ценовой пузырь на этом рынке невозможен.
Многие вспоминали прогноз Goldman Sachs, который предсказывал возможность коррекции на сырьевых рынках с последующим возвращением цен на нефть к восходящему тренду.
Периодически комментаторы просто разводили руками, выдавая самую ненавистную фразу любого аналитика: "Слишком все неопределенно".
И президент Дмитрий Медведев, и премьер Владимир Путин (слева) вряд ли не понимают, что их возможности зависят от капризов мирового рынка нефти, который от них не зависит
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
Количественное смягчение
Но главный вопрос: почему рынок ответил на противоречивые данные не безучастно, не проигнорировал, как это не раз случалось раньше? Откуда эта бешеная волатильность?
Возможно, дело в том, что в конце июня должна закончиться программа QE-2. Второй этап количественного смягчения (quantitative easing) подразумевал, что Федеральная резервная система (американский Центробанк) выкупит с рынка облигации на $600 млрд. Экономисты окрестили эту антикризисную программу геликоптером Бена Бернанке, сравнивая ее с разбрасыванием главой ФРС денег с вертолета; эту метафору он сам когда-то приводил, обсуждая возможности смягчения денежной политики при уже почти нулевых процентных ставках.
Теоретически после 30 июня 2011 года денежная политика США должна стать жестче, ликвидности на рынке — меньше, а ставки — начать расти. Могут и не начать, все на самом деле зависит и от того, насколько устойчив будет экономический рост в США, и от того, вернется ли инфляция и какова будет динамика безработицы. Невозможно же забыть о грядущих президентских выборах, на которых Барака Обаму будут оценивать не в последнюю очередь по доступности рабочих мест.
Грядущий выход из американской антикризисной программы — уравнение со слишком большим количеством неизвестных. Неудивительно, что на рынке нет единого понимания его последствий и столько нервозности.
Долгосрочные прогнозы
Ведущие мировые банки и экспертные организации прогнозируют, что в ближайшие месяцы нефть будет стоить около $100 за баррель или немного больше. И хотя они сами регулярно признают, что предсказания эти — занятие крайне неблагодарное, прогноз, согласно которому будущая цена оказывается примерно равной нынешней, выглядит, пожалуй, даже лучше прочих.
Тем более что такой уровень цен более-менее устраивает всех. Для производителей при ценах выше $80 выгодно не только производство, но и разработка трудных месторождений и геологоразведка. Потребители приспособились к ценам $100 за баррель и чуть выше, разве что пугают тем, что $150 приведут к резкому падению спроса, новой мировой рецессии и обвалу цен.
Есть, впрочем, опасения, что в чуть более отдаленной перспективе, через несколько лет, цены на нефть таки преодолеют эту планку. Самое простое объяснение — грядущее исчерпание извлекаемых запасов. Заметим, впрочем, что газетный заголовок "Нефти осталось на 20 лет" не выходит из моды уже лет 150 — появился он вскоре после начала разработки месторождений в Пенсильвании в середине позапрошлого века. Всякий раз появлялись новые технологии добычи и разведки, а сейчас еще и альтернативы, в том числе, например, сланцевый газ, который в будущем может заменить на мировом топливном рынке значительную часть прочих углеводородов.
Чуть менее популярная версия связана с тем, что из-за того, что существенная доля нефтедобывающей промышленности по всему миру находится в руках госкомпаний, стимулы к инвестициям и росту добычи невелики. Управляющим ими чиновникам надо решать другие задачи, от наращивания бюджетных расходов и задабривания населения до набивания личных карманов. Из-за этого якобы слишком медленно растут производственные мощности.
Уже несколько лет в аналитических отчетах ведущих инвестбанков периодически появляются графики прогноза грядущего снижения свободных производственных мощностей по добыче нефти (spare capacity). Как правило, из них следует, что спрос будет расти быстрее предложения и через три-четыре года они схлопнутся до нуля. В этой ситуации даже небольшой прирост спроса на нефть будет приводить к непропорционально большому росту цены. Эластичность спроса на топливо довольно низка: переделать двигатели автомобилей на газ — дело недешевое и трудоемкое, пересесть на малолитражки в одночасье тоже не получится, заменить бензин биотопливом можно будет не сразу — эту кукурузу еще вырастить надо.
Впрочем, это как раз тот случай, когда Ахиллес может и не догнать черепаху. Нынешний уровень цен на энергоносители стимулирует и энергосбережение, и разработки технологий альтернативной энергетики. Опять уравнение со слишком большим количеством неизвестных для достоверного прогноза.
Нервотрепка для тандема
В России от цен на нефть зависит если не все, то почти все. Доходы бюджета и бюджетников, курс рубля, цены на хлеб и водку (поскольку из зерна делают спирт и биотопливо, корреляция с ценами на нефть все сильнее). Само собой политика, особенно экономическая.
Причем чем выше мировые котировки, тем сильнее госвмешательство в экономику. И потому, что у государства банально больше ресурсов, и потому, что население вполне оправданно хочет получить свой кусочек благосостояния. Даже когда премьер Владимир Путин обещает субсидии машиностроителям, это тоже история про нефть. Потому что они пожаловались ему на завышенный курс рубля, а значит, и собственную неконкурентоспособность. А рубль растет именно из-за того, что растут доходы от экспорта.
При этом в Кремле и Белом доме отлично помнят и 1998, и 2008 год: шок от падения нефтяных цен был слишком силен. Отсюда и постоянно повторяющиеся обещания снова начать сберегать нефтяные сверхдоходы, и заклинания о необходимости диверсификации экономики, и мантры об инновациях.
Но это, и то если произойдет, в будущем. Сегодня и сейчас почти все рычаги российских властей, почти все их возможности определяются факторами вне их контроля. По сути, одним-единственным фактором — ценой на нефть. И если она вдруг рухнет, казалось бы, прочно победившей "партии дорогой нефти" придется искать другие варианты экономической политики.