"Гитлер ненавидел меня"

Король Румынии Михай в нынешнем году отмечает 90-летний юбилей. И отвечает на вопросы "Огонька"

Константин Эггерт

"Поехали",— высокий пожилой человек в синем тренировочном костюме за рулем небольшого "фольксвагена" решительно переключил передачу. Я, смущенный, никак не мог справиться с пристегиванием ремня безопасности. Дело в том, что моим шофером был не кто иной, как Его Величество Михай Первый, последний король Румынии (или "Король румын", как гласил его официальный титул). Глава королевской канцелярии, милейшая Констанца Йорга, сообщила мне по телефону, что на железнодорожной станции Обонн в швейцарском кантоне Во меня "встретят". Однако я никак не ожидал, что это будет сам человек-легенда.

Король Михай был реальным участником и творцом исторических событий. Он обедал с Гитлером и пил чай с Муссолини, стал кавалером советского ордена Победы и едва ли не в одиночку противостоял Сталину. За последние несколько лет мне посчастливилось не раз встречаться с ним как в Швейцарии, так и в Бухаресте, где у королевской семьи в собственности небольшой Елизаветинский дворец. В этом году король Михай отмечает свое 90-летие.

— Ваше Величество, 23 августа 1944 года вы вошли в историю, когда арестовали маршала Иона Антонеску, военного диктатора и фактического правителя Румынии, и разорвали союз с нацистской Германией. Как это было?

— Когда я проснулся утром 23 августа, то не был уверен, что доживу до следующего дня. Но я твердо решил вывести Румынию из ее союза с Гитлером. Армии Сталина были на пороге Румынии, фронт рушился, и население было по горло сыто войной.

Я вызвал маршала и его однофамильца, вице-премьера и министра иностранных дел Михая Антонеску, во дворец. Когда они приехали, я изложил им свое видение ситуации: Румыния должна просить Советский Союз, Великобританию и Соединенные Штаты о перемирии. Антонеску ответил: "Я должен сначала проконсультироваться с Гитлером". И тогда я сказал: "Ну что же, ничего не поделаешь". Это был сигнал моему адъютанту, капитану Думитреску, который вошел в комнату в сопровождении трех унтер-офицеров. Они объявили Антонеску: "Вы арестованы!" Маршал был в ярости. "Я не могу оставить страну в руках ребенка!" Он стал кричать на генерала Константина Сэнэтэску, шефа моей военной канцелярии, будущего премьера. Антонеску увели, а я немедленно приступил к формированию нового правительства. В тот же день самолеты люфтваффе бомбили Бухарест. Королевский дворец оказался под особым прицелом — на него сбросили несколько бомб. Гитлер всегда ненавидел меня, и вообще монархическую идею, потому что монарх — это символ легитимности и преемственности власти. Этого фюрер не мог перенести, потому что сам-то он захватил власть.

— Правда ли, что Антонеску временно заперли в комнате, где ваш отец, король Кароль Второй, хранил коллекцию марок?

— Да. На самом деле это была даже не комната, а огромный бронированный сейф. Кстати, марок там к тому моменту уже не было. В августе 1944 года отец уже пятый год жил в изгнании, куда вместе с ним переехали и его многочисленные коллекции.

— Ваша биография уникальна — вы дважды становились королем. Сначала в 1927 году в возрасте шести лет, а затем в 1940 году, когда вам было 19. Как это сказалось на вашей жизни?

— Первый раз я взошел на престол после смерти моего деда, короля Фердинанда. Дело в том, что в 1925 году, когда мне было четыре года, король Фердинанд принудил моего отца, наследного принца Кароля, отказаться от права на престол и всех титулов, а затем выслал его из страны. Причиной стал скандальный роман отца с Еленой Лупеску, дочерью аптекаря и разведенной женой армейского офицера. Его брак с моей мамой, принцессой Еленой, распался быстро, и когда отец уже три года как жил в ссылке, Верховный суд Румынии утвердил развод в 1928 году. Я смутно помню это время, потому что был совсем маленьким. Королевские функции выполнял регентский совет, в который входила и мама.

— Но ваш отец вернулся в 1930 году, и все изменилось...

— Совершенно точно. Двумя годами позже, в разгар мирового экономического кризиса, отец неожиданно приехал в Румынию и потребовал от парламента вернуть ему престол. Парламентарии подчинились. Так я вновь превратился в наследного принца. Тогда встал вопрос о том, кто будет королевой Румынии. Отец не мог официально жениться на "мадам Лупеску", как называло его любовницу бухарестское общество, и возвести ее на трон. Он захотел аннулировать развод с мамой, формально провозгласить ее королевой, показываться с ней на протокольных мероприятиях, но при этом продолжать жить с Лупеску. Мать не могла принять столь унизительное предложение и заявила, что покинет страну. "Пожалуйста, но только сына я оставлю себе!" — ответил отец. C 1930 по 1940 год меня отпускали повидать маму, которая жила в Италии, на один месяц в году.

— Что происходило остальные 11 месяцев?

— Я был вынужден скрепя сердце вымученно улыбаться окружению отца и терпеть присутствие Лупеску. Я тогда научился глубоко скрывать свои чувства. Это была суровая школа практической психологии. До государственных дел меня не допускали. Нет, конечно, формально меня ознакомили с конституционным устройством и законодательством страны, но о практической политике я имел смутное представление...

— Тогда к власти в Румынии рвались фашиствующие националисты — "Легион Михаила Архангела", или "Железная гвардия". Им сочувствовали многие политики и военные. Что вы помните об этой эпохе?

— Было очень неспокойно. "Железная гвардия" развернула кампанию террора против королевского двора, убивала военачальников, министров и премьеров. В то же время румынские коммунисты, которые получали инструкции из Москвы, тоже не сидели сложа руки и вели свою подрывную работу. Король, мой отец, балансировал между конституционной обязанностью сохранить парламентскую систему и нарастающим хаосом, наложившимся на мировой экономический кризис. В 1938 году он попытался перехватить инициативу у "Железной гвардии" и провозгласил "королевскую диктатуру". Но она долго не продержалась. В 1940 году Сталин, после пакта с Гитлером, потребовал от Румынии передать СССР Бессарабию (нынешнюю Молдавию.— "О") и Северную Буковину. Отец попросил вмешаться Гитлера, но тот с Кремлем отношения портить не хотел и умыл руки. Румынии пришлось подчиниться ультиматуму. Это вызвало возмущение в стране, нестабильность достигла пика. Отцу пришлось назначить кабинет из числа сторонников "Железной гвардии".

— Но это ему не помогло...

— Не помогло. Генерал Ион Антонеску к тому времени приобрел немалый авторитет, хотя отец отправил его в ссылку, а фактически под арест в один из монастырей. Но в сентябре 1940 года политический кризис приобрел такие масштабы, что отец вынужден был освободить Антонеску и назначить его премьером. На улицах к этому моменту творился полный хаос, стреляли прямо под окнами дворца. Антонеску потребовал от отца отказаться от большинства королевских полномочий в его пользу.

— 6 сентября 1940 года Антонеску пошел дальше и заставил короля Кароля подписать акт об отречении. Как это случилось?

— Очень просто и быстро все произошло. Отец меня пригласил во дворец и сообщил, что вынужден покинуть страну. Чуть позже в присутствии патриарха Румынской православной церкви Никодима я принял присягу и вновь стал королем.

— Считается, что Антонеску, по примеру фюрера взявший себе титул "кондукэтор", то есть "вождь", хотел вообще низложить монархию. Но популярность королевской семьи в народе, и особенно у крестьян, была столь велика, что он решил оставить короля номинальным главой государства.

— Антонеску меня не уважал и фактически игнорировал. Но он сделал одно хорошее дело — разрешил маме вернуться в Бухарест и присвоил ей титул "королева-мать".

— Королева Елена была для вас и мамой, и самым близким другом, и политическим советником, ведь так?

— Совершенно верно. Дни, проведенные с нею, были самыми счастливыми в моей жизни. Она была уникальной личностью. Говорю это не потому, что я ее сын. Мама была глубоко верующим человеком и всегда придерживалась высоких моральных принципов. У нее в характере было нечто, что я назвал бы моральной интуицией. Она очень четко умела отличать добро от зла.

— Ваше Величество, а Гитлер каким запомнился?

— Вы знаете, я не говорю по-немецки. Я впервые увидел это чудовище, когда мы с отцом посетили его после государственного визита в Великобританию в 1938 году. В следующий раз я коротко встречался с ним в компании мамы в январе 1941 года, по пути в Италию. Мама поддерживала разговор, потому что она-то как раз говорила по-немецки хорошо. Гитлер, как всегда, слушал только самого себя и говорил больше всех. Он и его окружение произвели на меня отвратительное впечатление. Знаете, я даже с Муссолини чувствовал себя более непринужденно. По крайней мере, я мог с ним говорить по-итальянски.

— В 1941 году Румыния объявила войну СССР, ее войска оккупировали Одессу, воевали в Крыму. Вам теперь это не кажется ошибкой?

— Это решение принимал Антонеску, со мной даже не консультировались. Хотя скажу, что румынский народ очень переживал аннексию Бессарабии СССР, поэтому война за ее возвращение пользовалась популярностью. А вот то, что Антонеску дал Гитлеру втянуть Румынию в затяжную войну, привело к катастрофе. Я по просьбе Антонеску выезжал на фронт вручать награды солдатам. Побывал тогда в Ливадии, в том самом дворце, где скончался мой двоюродный прадед, император Александр Третий. Мог ли я предположить, что в феврале 1945 года Сталин, Рузвельт и Черчилль будут там же, в Ливадии, обсуждать границы сфер влияния в послевоенной Европе и отдадут Румынию Сталину.

— Но Сталин наградил вас орденом Победы — за вклад в разгром нацизма. Кстати, где он?

— Хранится в банковском сейфе.

— А что было потом?

— С 1944 по 1947 год Румыния жила в сюрреалистической атмосфере. Правительство и государственный аппарат прибрали к рукам коммунисты, но главой государства формально оставался король, то есть я. В какой-то момент я объявил "забастовку" и отказался подписывать указы кабинета министров.

— В Бухаресте я был в вашем кабинете в Елизаветинском дворце. Он ведь остался практически таким же, как и в тот день, когда сталинский эмиссар Андрей Вышинский орал на вас.

— Он требовал, чтобы я подчинился Москве, и посмел стучать на меня кулаком. Я попросил его покинуть дворец. Вышинский был до того взбешен, что буквально выбежал из комнаты. Он так хлопнул дверью, что отвалился кусок штукатурки и с грохотом упал на пол.

— 30 декабря 1947 года вас вынудили отречься от престола. Как это произошло?

— Лидер коммунистов Георге Георгиу-Деж и премьер Петру Гроза, который хоть коммунистом сам не был, но с ними ладил, попросили принять их для обсуждения, как они выразились, "семейного дела". Я думал, что они хотят обсудить мою помолвку с принцессой Анной. Вместо этого Гроза и Георгиу-Деж положили передо мной проект манифеста об отречении и попросили подписать его в течение получаса. Я сказал им: "Это так не делается! Народ должен выразить свою волю". Но они ответили довольно грубо: "У нас нет на это времени!"

— То есть выбора фактически не было?

— Никакого. Гроза и Георгиу-Деж угрожали казнить студентов, арестованных незадолго до этого во время антикоммунистической демонстрации в Бухаресте. Я выглянул в окно и увидел, что охрана дворца заменена на военных из лояльной коммунистам дивизии, да еще переодетых в советскую форму. На здание были нацелены артиллерийские орудия. Я не хотел цепляться за власть ценой людских жизней и подписал манифест. Когда подпись была поставлена, Гроза похлопал себя по карману, в котором оказался пистолет и нагло ухмыльнулся. Сказал: "Я не хотел повторения судьбы Антонеску".

— Менее чем через 48 часов вы стали изгнанником...

— Нас лишили гражданства и оставили без средств к существованию. Чтобы выжить, мне в жизни приходилось и разводить кур, и работать летчиком-испытателем, и даже побывать в роли биржевого маклера. Но и в изгнании были моменты счастья. В 1948 году в Афинах мы с принцессой Анной поженились, и она разделила со мной почти полвека испытаний. Но мы всегда верили, что коммунизм в один прекрасный день рухнет.

— Это и произошло — режим Чаушеску пал в декабре 1989 года. В конце концов вам вернули гражданство, официальный статус и даже часть имущества. Какова, с вашей точки зрения, главная проблема стран, переживших опыт коммунизма?

— Циничное отношение граждан к жизни, политике и политикам. Все думают, что вокруг только коррупция и грязь. Мы обязательно должны восстановить доверие к государственным и общественным институтам. А еще меня беспокоит отсутствие традиций. Старые уничтожены, новые пока не возникли. В конечном счете это вопрос веры, не обязательно религиозной, хотя лично для меня вера в Бога — самое главное в жизни. Нужно восстановить веру в политику и политиков, веру в общественные институты, веру в способность народа изменить жизнь к лучшему.

— Вы часто путешествуете по Румынии. Как вас принимают и воспринимают?

— Принимают всегда исключительно тепло, особенно в сельской местности. Я не люблю официальных речей и всегда прошу: "Просто задавайте мне вопросы". Некоторые люди говорят: "Какой вы, Ваше Величество, демократичный!" Но причем здесь демократизм? Ведь для человека это так естественно — общаться с другими людьми!..