Мало кто знает, что в ноябре 1977 года Египет напал на Ливию. В этой удивительной войне, продлившейся меньше часа, советские зенитки били по советским самолетам. Об успехе нашего оружия корреспонденту "Власти" Евгению Жирнову рассказывает главный участник событий генерал Николай Тараненко.
— В то время — в конце июля 1977 года — я был первым заместителем командующего танковой армией в Житомире. Мне приказали срочно прибыть в Москву, в 10-е главное управление Генштаба, которое ведало сотрудничеством с иностранными армиями. Буквально за один день я побывал у начальника "десятки" генерал-полковника Скорикова, заведующего оборонным отделом ЦК КПСС генерал-полковника Савинкина и начальника Генерального штаба маршала Огаркова.
Огарков говорил о том, что я должен обеспечить прием советской техники и ее эффективное освоение ливийцами. И добавил, что мне поручается задание государственной важности: предотвратить войну. Никаких более конкретных указаний мне не дали. Приказ был: "Действовать в соответствии с обстановкой".
В то же день я получил заграничный паспорт, предупредил семью и на следующее утро вылетел в Будапешт, а оттуда — в Триполи. Все происходило так быстро, что Генеральный штаб даже не успел поставить в известность МИД и советское посольство в Триполи о моем приезде.
— Необходимость в такой спешной отправке действительно была?
— Как я потом понял — да. Отношения Египта и Ливии в то время с каждым днем становились все хуже и хуже. Происходили пограничные столкновения (хотя граница, по существу, не была обозначена), которые в любой момент могли перерасти в большую войну. Это была не только борьба за спорные нефтеносные территории. Играла роль и глубокая взаимная неприязнь президента Египта Анвара Садата и ливийского лидера Муамара Каддафи. Они боролись за лидерство в арабском мире, и это, как я думаю, для них было важнее любой нефти.
Положение СССР в этой ситуации было довольно сложным. С одной стороны, хотя Египет и разорвал дружеские отношения с СССР, там еще продолжали находиться советские военные специалисты. После отправки на родину основного контингента советских военнослужащих в Египте осталось много нашей техники, большие запасы горюче-смазочных материалов и боеприпасов. И группа советских специалистов постепенно передавала все это египтянам.
С другой стороны, хотя Ливия включила в свое название слово "социалистическая" и была одним из самых активных покупателей советского оружия в мире, ни сам Муамар Каддафи, ни то, как он управлял страной, не нравились руководству СССР. Например, заведующий оборонным отделом ЦК Савинкин сказал мне, что Каддафи — человек бестолковый и непредсказуемый и что ливийский народ его не поддерживает.
— Это действительно было так?
— Абсолютно не соответствовало действительности! И народ его поддерживал, и армия любила, и сам он человек талантливый. Бестолковый руководитель тридцать лет у власти стоять не может.
— Но почему в советском руководстве сложилось такое мнение о Каддафи?
— По указанию Москвы наши дипломаты хотели наставить ливийцев на путь истинный — пытались объяснять им, как правильно строить социализм. Это вызывало у полковника Каддафи и его окружения только раздражение. В Ливии ведь и без того было очень немного желающих дружить с СССР. А такое поведение дипломатов играло на руку прямым противникам Советского Союза, которых в руководстве Ливии всегда хватало. Каддафи даже не принял у советского посла верительных грамот и не приглашал его ни на какие официальные мероприятия. Посол жаловался мне, что его и его сотрудников ливийцы полностью изолировали.
Между тем Советский Союз поставлял в Ливию огромное количество техники. Причем новейшей, которой не было на вооружении многих частей в СССР, прежде всего самолеты и танки. Однако ни о каком нашем вмешательстве в подготовку ливийской армии речи даже не шло — ливийцы хотели видеть наших военных специалистов только приложением к купленной ими технике. Наши товарищи были небольшими группами разбросаны по всей стране, зачастую даже не имели связи с посольством. На тот момент в стране находилось около трехсот пятидесяти советских военных специалистов.
Представители КГБ и военной разведки были в том же положении. Ливийцы запрещали им отъезжать дальше, чем на десять-пятнадцать километров от посольства. Поэтому в аппарате военного атташе обстановкой в стране по существу не владели. Когда я попросил организовать мне встречу с Каддафи, они только руками развели. Никаких специальных возможностей для работы у них тоже не было.
— Почему?
— У ливийцев очень сильные спецслужбы. Забегая вперед, могу привести два примера. Ко мне в аппарат под видом военного специалиста из Москвы был прислан наш разведчик. Без предупреждения и моего согласия. И что вы думаете? На следующий же день ливийцы меня попросили отправить его туда, откуда он прибыл. А в 1979 году они мне в подробностях рассказывали о ходе подготовки к вводу наших войск в Афганистан. Благодаря ливийской разведке я знал то, что скрывалось от многих маршалов в Москве.
— Как вам удалось сблизиться с Каддафи?
— Приехавший в Триполи новый посол Анатолий Анисимов посоветовал мне искать неформальные контакты с влиятельными людьми из окружения Каддафи. К тому времени я познакомился со многими людьми в Триполи. И мне сказали, что самый близкий к Каддафи человек — его близкий родственник Мифтах Али Абделла Каддафи. Мой переводчик майор Стротилов — большой знаток арабского мира — помог мне организовать эту встречу.
Однако гораздо большее влияние на отношение полковника Каддафи к нам оказала наша помощь в отражении воздушной атаки Египта в ноябре 1977 года. Произошло это так. Через несколько дней после встречи с Мифтахом Каддафи ко мне приехал командующий войсками ПВО Ливии Джума Ават Идрис. Все производственно-бытовые вопросы были мгновенно решены, и он пригласил меня на командный пункт ливийских ПВО. Вдруг оказывается, что, по данным ливийской разведки, завтра в 10.00 египетская авиация совершит налет на ливийскую авиабазу в Тобруке. И мне настоятельно предлагают взять на себя руководство отражением этой воздушной атаки.
Что делать? Запрашивать разрешение Москвы — бессмысленно. Пока будет дан ответ на мою шифровку, пройдет двое суток. Обзвонил своих специалистов. Оказалось, что советники из других стран уже несколько дней назад уехали с военных баз в Триполи и Бенгази. А к нашим приставили охранников с автоматами и предупредили, что при попытке покинуть пост они будут немедленно расстреляны. Мои офицеры фактически оказались заложниками, а в такой ситуации выбор был невелик.
Я приказал привести в боевую готовность все средства ПВО. Но строго-настрого приказал: ракеты наводить самим, но кнопку пуска должны нажимать ливийцы. Не хочет — хватай его за руку и подводи палец к нужной кнопке.
На следующий день в 10.02 египетские самолеты попытались атаковать Тобрук со стороны Средиземного моря. Я совершенно точно помню, что отражение нападения продолжалось ровно 52 минуты. За это время было сбито 37 египетских самолетов. В плен попало девять летчиков, среди них один бригадный генерал.
Египтяне были в шоке. Ни о каком наземном наступлении, которое планировалось вслед за ударом с воздуха, в Каире больше никто не думал. Шок был и в Москве, когда я доложил об успешном отражении налета. Мне не поверили. А когда я отправил в Генштаб фотографии сбитых египетских самолетов и пленных летчиков, в ответ мне пришел приказ об этом деле забыть. И нигде и никогда не упоминать об участии в нем советских специалистов.
— Боялись международного скандала?
— Не только. Все сбитые самолеты были советского производства. Такой результат мог плохо сказаться на их экспорте. Хотя, если рассматривать отражение налета египетской авиации с коммерческой точки зрения, был достигнут крупный успех. Каддафи после этого закупил очень большую партию советского оружия. И, как всегда, сполна расплатился за поставленную технику.
— Вас не наградили за эту операцию?
— Нас наградил Муамар Каддафи. Но главной наградой для меня было его изменившееся отношение к нам и возможность делать порученное нам дело без ненужных помех. Каддафи сказал мне, что доверяет мне и министру обороны Ливии Джаберу свою армию. И что мы должны сделать ее самой сильной на континенте.
— Вам приходилось еще принимать участие в боевых действиях?
— Только защищая свою жизнь. Мы ведь находились на положении комбатантов — были участниками боевых действий со всеми вытекающими международно-правовыми последствиями. Поэтому заботиться о сохранности своей жизни приходилось самим. Как-то ливийцы попросили нас помочь перегнать закупленную у нас технику к границе с Нигером. Я предупредил, что как только техника будет доставлена к месту назначения, мы тут же уедем обратно. За пять суток мы совершили бросок в тысячу километров по жаре и песку. Прибыли. И вдруг как из-под земли со стороны Нигера конница. Мчатся, кричат, стреляют. Пришлось защищаться. Отдал приказ открыть огонь из "Шилок" — счетверенных 23-миллиметровых орудий. Три десятка "Шилок", каждая по четыре ствола. В считанные минуты с конницей было покончено.
— После этого отношение Каддафи к вам стало еще лучше?
— Наши отношения улучшались с каждым днем, с каждой встречей. К примеру, прибыли из СССР закупленные Каддафи ракеты оперативно-тактического назначения. И он попросил меня нанести ими удар по аэродрому. Я согласился, но заметил, что этот аэродром должен находиться на территории Ливии. Каддафи внимательно посмотрел на меня и приказал построить в отдаленном районе страны макет аэродрома. В назначенный день наши ракетчики отстрелялись восемнадцатью ракетами Р-300 точно по цели. Восхищению Каддафи не было предела. Следующим эпизодом, после которого наш авторитет вырос еще больше, стало подавление недовольства в одной из ливийских провинций. Самолеты с нашими летчиками несколько раз прошли на малой высоте с огромной скоростью над этой территорией, и очаг недовольства был погашен.
— Вы говорили, что народ поддерживал Каддафи, и вдруг недовольство в одной из провинций...
— Мне трудно сказать, в чем была причина недовольства. Полагаю, не в последнюю очередь волнения начались из-за того, что у Каддафи было очень много врагов. На него ведь было много покушений. Одно произошло, можно сказать, у меня на глазах. В Ливию прибыла военная делегация из Германской Демократической Республики. Каддафи решил свозить немцев на свою родину — в Сирт. И пригласил меня участвовать в этой поездке. На аэродроме, перед самым вылетом, он вдруг вышел из своего вертолета и пересел ко мне. Почему он это сделал — не знаю. Может быть, заподозрил что-то. А при подлете к Сирту два вертолета, летевшие первыми, взорвались. Три генерала из ГДР погибли. С тех пор Каддафи часто приглашал меня в поездки по стране. То ли как друга, то ли как заложника, то ли как талисман. И обязательно летел в одном вертолете со мной.
Каддафи говорил мне, что у него очень много врагов. А в какой-то момент неожиданно сказал, что я работаю в Ливии очень успешно и много врагов теперь и у меня. И дал мне специальную охрану. Наши отношения к концу моего двухлетнего пребывания в Ливии стали такими, что Каддафи предлагал мне остаться в стране столько, сколько я захочу. Предлагал договориться обо всем с Брежневым. Но я отказался.
"Я приказал: ракеты наводить самим, но кнопку пуска должны нажимать ливийцы. Не хочет — хватай его за руку и подводи палец к нужной кнопке"