Фестиваль / классика
Во вторник симфоническим концертом в Национальной филармонии завершился XII форум "Музыка молодых". ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА отмечает, что на смену прежнему пониманию музыкального произведения как личного дневника, содержащего автобиографические подробности вперемежку с авторскими рефлексиями, похоже, пришло восприятие музыки как продукта, основная задача которого — угодить чаяниям публики.
Нынешний форум "Музыка молодых" наконец-то продемонстрировал качества, которых так ждут почитатели всех фестивалей современной академической музыки. Все одиннадцать мероприятий, втиснутые в пять фестивальных дней, проходили в удобное время и без накладок, а ровно на половине концертов слушателей, помимо музыки, заинтересовывали танцами, перформансом и видеоартом.
Авторы, похоже, жаждали понравиться публике и в большинстве своем сделали ставку на чувственность, мелодичность и прочие ублажающие свойства неоромантизма. Под его стягами прошел и заключительный концерт, к которому, благодаря удвоенному в сравнении с 2009 годом (форум проводится в режиме биеннале) финансированию, удалось привлечь Национальный симфонический оркестр и дирижера Наталью Пономарчук.
Из пяти авторов, чьи произведения звучали в этот вечер, трое подали пьесы в жанре инструментального концерта. Елена Серова — фортепианный, в котором пианист Олег Безбородько то рубил с плеча мрачные диссонансы, то с любовной нежностью разглаживал клавиатуру тихими пассажами (как и повелось в романтизме, "нежности" интонационно опирались на предшествующий "грозный" материал). Богдан Кривопуст — скрипичный, более ровный в эмоциональном плане. В нем Соня Сульдина прочерчивала звуками скрипки прямые линии, а оркестр оплетал их кружащейся замысловатой вязью. Наконец, израильтянка Анна Сегал была представлена Концертом для трубы с оркестром: Евгений Гореславский трубил о чем-то взволнованно-возвышенном, а оркестр облекал эти призывы в благородную поэтическую форму.
Из общего тона концерта выпадала, пожалуй, только Пассакалия Максима Шалыгина, идеологически противопоставляющего эстетику "новой простоты" причудам авангарда и постмодерна. Со свойственной ему прямолинейностью композитор выстроил форму произведения от одноголосия до тутти и от предельно тихого до максимально громкого звучания — все на единой штормовой волне. Хоть пьеса и была выдержана в минималистическом ключе, однако ее посыл, направленный на воодушевление и потрясение публики, вполне вписывался в общее настроение.