Премьера сериал
Канал "Россия" вчера завершил показ биографического сериала "Достоевский" с Евгением Мироновым в заглавной роли. Фильм снял Владимир Хотиненко по сценарию Эдуарда Володарского. Тому, как мило у них все получилось, радуется АННА НАРИНСКАЯ.
Достоевский был восторженным женолюбом, маниакальным игроком, отъявленным антилибералом и еще романы писал. В сериале Хотиненко и Володарского все укладывается именно в таком порядке — и, в общем-то, merci, как говорил писатель Кармазинов в "Бесах". Потому что могли ведь замучить — торжественностью, трудностью и тем, что если Бога нет, то все позволено. Могли, например, посвятить целую серию каторге — тем более что главный герой в своих "Записках из мертвого дома" собрал для этого достаточно материала. И тогда смотри целый час на грязь и страдания — при полном к тому же отсутствии женщин. А тут острожные муки даны в основном в хорошеньких флешбэках плюс необходимые для соблюдения хронологии несколько минут после выразительной сцены несостоявшейся казни, а потом — бац, и вот уже любовь, трепет, ревность и прочие интересные вещи.
Вообще сценарий сериала с очевидностью написан на основе книги Марка Слонима — русского эмигрантского писателя и друга Цветаевой — "Три любви Достоевского" (впервые издана в США в 1953 году). В титрах этот труд не упоминается, но просто совпадением такое быть не может — сюжет вплоть до последней, "нелюбовной", серии разворачивается точно по слонимовским лекалам. Даже цитаты из писем, воспоминаний и дневников, звучащие как речь действующих лиц или проговариваемые за кадром, совпадают с теми, что приведены у Слонима. Но с книгой все же дело обстоит скучнее: она прямо так и называется "Три любви", так что читатель подготовлен — будет про любовь, про семейные и личные отношения. А тут — прямо приятный сюрприз.
Некоторые трактовки "Достоевского", правда, отличаются от слонимовских и даже вообще привычных. Например, первая жена писателя, Марья Дмитриевна (Достоевский встретил ее на поселении в Семипалатинске и привез в Петербург, где она в 1864 году умерла от чахотки), обычно описывается как несчастная, но невероятно тяжелая женщина, истеричная, мнительная, ревнивая и к тому же так и не изжившая свою провинциальность. Но мужской тандем Хотиненко--Володарского проявляет поистине феминистский подход к истории первого брака писателя. У них Марья Дмитриевна предстает хоть и слегка нервической особой, но все же безусловной жертвой эгоцентричного мужа, который все норовит покинуть больную, чтобы приволокнуться за кем-нибудь на стороне. Возможно, причина в том, что исполняющая роль Марьи Дмитриевны Чулпан Хаматова особ неприятных и надоедливых уже не играет — а разве что только сложных. И надо отдать ей должное: грустную красивую даму, виноватую лишь в том, что замуж вышла скорее от отчаяния, чем от любви (в такую здесь превращена Марья Дмитриевна), Хаматова играет нераздражающе и даже тонко. Чего совсем нельзя сказать про Ольгу Смирнову, которая изображает разбившую сердце писателя Аполлинарию Суслову с туповатой прилежностью школьницы. Зато именно ее деревянное присутствие на экране оказывается последней необходимой каплей — с появлением этой роковой женщины сериал про Достоевского сваливается в упоительный трэш.
Это получается какая-то смесь популярного когда-то в перестроечных видеосалонах фильма Кена Рассела "Готика", рассказывающего о любовных упражнениях Байрона и Шелли, и раннего фильма Вуди Аллена "Любовь и смерть" — невероятно смешной пародии на русскую классическую литературу в целом. Объяснение Аполлинарии с приехавшим к ней в Париж Достоевским (она признается, что полюбила и отдалась другому) интонационно точно соответствует знаменитому монологу из алленовского фильма: "Я люблю Алексея, он любит Татьяну, Татьяна любит Симкина, Симкин любит меня, я люблю Симкина, но не той любовью, что Алексея...".
Ну а британского мастера китча Владимир Хотиненко превзошел. Параллельный монтаж, тонко увязывающий доходившую до фетишизма страсть Достоевского к женским ножкам с его воспоминаниями о процессе снимания нижнего белья из-под колодок (взмахи округлых обнаженных икр чередуются с планами грязных пяток в железах),— до такого Кен Рассел никогда бы не додумался.
Вообще по эротической линии создатели фильма своего героя не пожалели. Практически все, что про него в этом смысле известно, в фильме представлено. Евгений Миронов выразительно трясется от вожделения и еще более выразительно читает вслух слова князя Валковского из "Униженных и оскорбленных": "Я даже люблю потаенный, темный разврат, постраннее и оригинальнее, даже немножко с грязнотцой для разнообразия". Так что общепризнанная мысль, что все "сладострастники" у этого автора, от этого князя до старика Карамазова,— это он сам,— становится непристойно наглядной.
Разве что скользкую "детскую тему" помянули только намеком — надутый Тургенев в исполнении Владимира Симонова только открывает рот, чтобы злобно напомнить о "той девочке", но Достоевский хватает его за горло. (Вообще зря, наверное, Владимир Хотиненко показал автора "Отцов и детей" таким напыщенным пустым идиотом — теперь, если ему предложат снимать сериал "Тургенев", он, как честный человек, должен будет отказаться.)
Но, даже отказавшись от возможности разыграть по "реальным" ролям не вошедшую в "Бесов" главу "У Тихона", Владимир Хотиненко создал зрелище вполне развлекательное. Правда, в последней серии все как-то увядает — появляются вопросы о бытии Божием, Оптина пустынь, пророчества о революции и явно призванный пошатнуть сложившееся мнение об антисемитизме Достоевского еврей Соломон, зачитывающийся "Дневником писателя". Но это только одна серия. А в остальном — живенько и сочно. Князю Валковскому бы понравилось.