Премьер-министр Владимир Путин вчера сделал несколько заявлений по крупнейшим информационным поводам в мировой и российской политике. Итогом обсуждения в Ново-Огарево налогов "Газпрома" неожиданно стало изложение позиций премьер-министра о ситуации в МВФ и FIFA, о перспективах "Правого дела", о приватизации "Белтрансгаза" и о будущем международных альянсов "Роснефти". Впрочем, скорее всего, премьер-министра просто интересовало, о чем именно председателя правительства могут спрашивать в пятницу вечером.
После полутора часов совещания в Ново-Огарево, посвященного налоговой политике на 2012-2014 годы (о нем читайте в "Ъ" в понедельник), итог обсуждения подвел вице-премьер Алексей Кудрин, покинувший особняк последним: "Окончательно решение переносится на следующую неделю". Напомним, предметом совещания был вопрос об увеличении ставок НДПИ для "Газпрома", и министр финансов при этом победителем себя явно не ощущал, отвечая на вопросы лаконично и мрачно.
Казалось, на этом можно было и расходиться, начинался пятничный вечер, и, кроме журналистов, во дворе в Ново-Огарево уже никого обладавшего свежей информацией о происходившем за закрытыми дверями совещания не осталось. И тут из дверей совещания появился Владимир Путин — в отличие от Алексея Кудрина, вполне довольный самим собой. "Тепло!" — сказал премьер-министр журналистам, и через полминуты выяснилось, что они присутствуют на пусть импровизированном, но полноценном пресс-брифинге на свежем воздухе. Премьер-министр явно хотел сообщить СМИ свои соображения на какие-то другие темы, кроме изъятия допдоходов "Газпрома" в допдоходы бюджета,— однако при этом предпочитал быть спрашиваемым.
Вообще Владимир Путин уже достаточно много сказал накануне на первом Всероссийском социальном форуме (см. "Ъ" от 27 мая), где его выступление, посвященное не только недавно созданному "Общероссийскому народному фронту" (ОНФ), но и, например, новому удвоению ВВП, было практически монологом. Журналисты для диалога подходили лучше, но начали они с того же вопроса о впечатлении премьер-министра от ОНФ.
— Должен сказать, что эффект ожидаемый, для меня во всяком случае: около 150 общественных организаций уже официально изъявили желание работать в рамках "Общероссийского народного фронта",— поделился Владимир Путин впечатлением от первых "тест-драйвов" ОНФ, от формального лидерства в котором он накануне отказался, как много лет назад отказался и формально возглавлять "Единую Россию".
— Меня это действительно радует, потому что это значит, что действительно можно добиться той цели, которую я перед собой ставил, чтобы, используя инструменты "Единой России", появились новые люди со свежими идеями для реализации в России,— продолжил он.
Все это Владимир Путин произнес без запинки и без большого чувства, просто констатируя реальность. Складывалось, впрочем, ощущение, что премьер-министр все время ожидает какого-то конкретного вопроса, но сам наводить на него никого не хочет, уважая право на интерес к другим темам. Таким образом, вопросы о политике продолжились:
— Способна ли партия "Правое дело" сегодня на равных конкурировать с "Единой Россией"?
Владимир Путин ни на секунду не задумался:
— Нет, неспособна. Пока, во всяком случае.
— А кто возглавит штаб "Фронта"? — раздался следующий вопрос.
— Свято место пусто не бывает: важен процесс,— отмахнулся премьер от деталей и тут же сам перевел разговор на другую тему. Он заговорил о президенте FIFA Йозефе Блаттере, обвиненном вчера в коррупции.
— Обвинять швейцарца Блаттера в коррупции — это полная чушь. Я начал тесно общаться с Блаттером только после того, как Россия получила право проведения чемпионата мира по футболу в 2018 году, а до этого контакты с главой FIFA носили поверхностный характер,— пояснил Владимир Путин.— Блаттер превратил это из просто вида спорта в важное, мирового значения социальное явление, которое напрямую связано с решением большого количества социальных проблем: борьбой с преступностью, наркотиками.
Отметим, господина Блаттера в коррумпированности со стороны России, выигравшей право на чемпионат мира-2018, никто не обвинял. Возможно, Владимир Путин и ждал именно этого вопроса, но останавливаться на этом не стал.
Следующий вопрос был про приватизацию в Белоруссии.
— Покупка вторых 50% "Белтрансгаза" "Газпромом" может состояться в ближайшее время. Обсуждается вопрос приобретения 50% "Белтрансгаза", переговоры находятся на завершающей стадии, и сделка может состояться в ближайшее время. В целом это неплохое для нас приобретение, но не обязательное,— пояснил ситуацию премьер-министр. Было безнадежно очевидно, что взаимоотношения с президентом Белоруссии Александром Лукашенко — это совсем не то, что может испортить его настроение в теплый майский вечер.
Далее Владимиру Путину пришлось изложить и свою точку зрения на скандал с бывшим главой МВФ Домиником Стросс-Каном и на его предстоящую замену.
— Мне трудно оценить политическую подоплеку, и я даже не хочу затрагивать эту тему, но не могу поверить в то, что это все так выглядит, как представлено было первоначально,— примкнул премьер-министр к лагерю скептиков. Впрочем, тут же, возможно, и произошло то, чего так все ждали: неожиданно Владимир Путин подержал главу минфина Франции Кристин Лагард, претендующую сегодня на должность господина Стросс-Кана.
— Обсуждают и кандидатуру министра финансов Франции — и она, конечно, вполне приемлемая кандидатура,— пояснил Владимир Путин. Тем самым несколько снизились рейтинги единого кандидата в главы МВФ от СНГ, главы ЦБ Григория Марченко. А может, и не снизились — это как посмотреть.
Следующий вопрос внешне выглядел очень неприятно — он касался расстроившейся сделки "Роснефти" и BP по арктическим месторождениям нефти. Впрочем, мгновенно выяснилось, что и об этом Владимир Путин много говорить не желает — хотя ему и есть что сказать. С одной стороны, премьер-министр сообщил, что "с ВР работа не прекращена, возможны разные варианты". С другой стороны, партнером "Роснефти" может быть и другая компания, в частности Shell. С третьей стороны, по словам Владимира Путина, это вообще дело не правительства, а "Роснефти" — такие проблемы должны решаться "на корпоративном уровне". И вновь и вновь премьер-министр четко и внятно отвечал на вопросы, твердо зная и правильный ответ, и цену вопросу: это были достаточно важные вопросы, но не более того.
Наконец, отчаявшиеся угадать представители прессы спросили Владимира Путина, потерял ли глава Ливии Муамар Каддафи легитимность? Но и на этот вопрос у премьер-министра был свой ответ, а вернее, отказ от ответа:
— Я вообще считаю, что сейчас мне обсуждать это не очень корректно. Сейчас идет "восьмерка" в Довиле, и там руководители восьми ведущих стран обсуждают эту проблему.
На этом брифинг закончился вместе с рабочей неделей. Но никто из присутствующих, кроме Владимира Путина, так и не узнал, задан ли главе правительства тот самый вопрос, на который он и хотел ответить. Может, оно и к лучшему: а вдруг это был (бы) бестактный вопрос?