Только умерив свой авторитарный пыл и освободив экономику, Александр Лукашенко может еще какое-то время удержаться у власти
Как человек, проведший значительную часть своей сознательной жизни в тогда еще Советской Белоруссии и до сих пор считающий своим домом небольшой город Горки, что в Могилевской области, я не могу отнестись к трудностям, с которыми в очередной раз столкнулась Белоруссия, с подчеркнутой отстраненностью, заметной в оценках многих российских политологов. В то же время как профессиональному экономисту мне приходится признать, что эти проблемы были фактически предопределены политическим курсом, избранным более полутора десятилетий назад. Казавшаяся образцом того, что следовало бы сделать россиянам, чтобы не допустить рыночной анархии, всевластия олигархов и невиданного социального расслоения, Белоруссия давно шла по пути отрицания объективных законов современной экономики и теперь расплачивается за это.
Смелый выбор
Оглядываясь назад, сейчас легко увидеть: после распада СССР у новой независимой республики было два пути — либо на Запад, в сторону принятия европейской экономической и политической модели с надеждой когда-то вступить в ЕС; либо на Восток, в объятия богатой ресурсами и исполненной ностальгии по Советскому Союзу России. В первом случае можно было претендовать на то, чтобы оказаться "одной среди равных", во втором такая опция напрочь исключалась. И тот, и другой варианты имели свои преимущества, однако после избрания президентом в 1994 году Александра Лукашенко был выбран третий путь — утверждение полной независимости через балансирование между соседями.
Основой для этой независимости казалась экономика, доставшаяся Белоруссии от советского прошлого. Отчасти ее удалось сохранить: МАЗ и Гомсельмаш, МТЗ и БелАЗ остаются индустриальными флагманами, наращивают производство и создают сборочные подразделения за рубежом. Развивается выпуск бытовой техники и радиоэлектроники. Однако, с одной стороны, основной рост происходит за счет использования импортируемых комплектующих (в выпуске потребительских товаров) или связан со значительными поставками сырья и материалов (как в нефтепереработке и машиностроении). С другой стороны, производство ориентируется на тот же рынок, что и всегда,— российский (на него приходится более 80 процентов белорусского промышленного экспорта, если исключить из него нефтепродукты). Несмотря на реляции о сотрудничестве с десятками стран, экспорт промышленной продукции в "дальнее зарубежье" остается маргинальным (так, МАЗ отгружает в Европу лишь 2 процента произведенных грузовиков), а дефицит в 2010 году был впервые зафиксирован в торговле не только с Россией (8,2 млрд долларов), но и со странами, не входящими в СНГ (2,6 млрд долларов).
Причина этого выглядит понятной: политическая элита Белоруссии всегда выступала против "разбазаривания" "национального достояния", не допуская в экономику иностранный бизнес, который мог бы включить республику в международные производственные цепочки. Поэтому сегодня чешская Skoda выпускает 762 тысячи автомобилей в год против 172 тысяч в 1991 году, а румынская Dacia — 348 тысяч против 93 тысяч (причем в прошлом году 142 тысячи были проданы в Германию и Францию), тогда как белорусам остается скупать подержанные иномарки (более 140 тысяч в 2010 году). По состоянию на конец 2009 года накопленные в экономике страны иностранные инвестиции составили в расчете на душу населения 478 долларов, тогда как в Польше они достигли 3,73 тысячи, а в Литве — 4,55 тысячи долларов. Предпринимательский климат остается суровым, а доминантная роль принадлежала и принадлежит государственным унитарным предприятиям.
Вместо того чтобы дать возможность частным предпринимателям развивать экономику, иностранным — наращивать экспорт, а гражданам — конкурировать друг с другом на рынке труда, президент Лукашенко построил квазисоветскую систему, экономические проблемы которой должно было решать политическое руководство страны. Но решить их оно не могло и не смогло.
"Естественные" проблемы
Причин тому было две. С одной стороны, Белоруссия приняла ошибочную модель индустриализации: ее крупные предприятия вынуждены были пробиваться на рынки сопредельных стран самостоятельно, а стратегия импортозамещения ориентировалась на производство товаров среднего качества по низким ценам на основе импортируемых технологий и комплектующих. С другой стороны, решив балансировать свой торговый и платежный дефицит за счет реэкспорта российской нефти и нефтепродуктов, Белоруссия не только поставила себя в зависимость от России, но и утратила мотивы к созданию современной модернизированной экономики. Поэтому экономика могла существовать только до тех пор, пока имели место внутренний спрос и внешняя "подпитка".
Эти факторы были взаимосвязаны. Белоруссия оставалась относительно бедной страной (подушевой ВВП по итогам 2010 года составил 17,2 млн белорусских рублей, или 5,8 тысячи долларов), но более равномерное распределение доходов, чем в России, и более низкие издержки в бюджетной сфере делали облик белорусских городов более привлекательным, чем не только российской, но даже польской или латышской провинции. Высокие социальные расходы бюджета поддерживали промышленность, ориентированную на локальный спрос. При этом если в Китае рост зарплат начался через 6-8 лет после начала быстрого промышленного подъема и никогда не превышал темпов роста ВВП, то в Белоруссии в 2000-2010 годах средняя зарплата выросла в 3,4 раза, причем в 2009 году доходы населения росли в 13,5 раза быстрее ВВП.
Для поддержания спроса в стране, где больше 60 процентов занятости обеспечивает госсектор, необходимы значительные бюджетные траты (в 2010 году расходы республиканского и местных бюджетов составили 37,2 процента ВВП). Такой подход, скажем так, не очень типичен для быстро индустриализировавшихся экономик — в ЮВА накануне финансового кризиса 1997 года через бюджет перераспределялись 19-23 процента ВВП. Однако проблема была даже не в бюджете. Относительно высокие доходы граждан подстегивали потребительский импорт, а наращивание собственного производства — импорт сырья и комплектующих. Парадоксально, но чем сильнее повышались доходы и темпы роста промышленности, тем большим становился внешнеторговый дефицит: с 729 млн долларов в 2005 году он вырос до 6,8 млрд долларов в 2008-м, 9,6 млрд — в 2010-м и 2,4 млрд долларов — в первом квартале текущего года. При этом не следует забывать, что 9,6 млрд долларов в 2010 году составляли 17,7 процента (!) ВВП. Отсюда и долговые проблемы: на 1 января 2011 года валовой внешний долг достиг 28,5 млрд долларов и до конца года необходимо привлечь не менее 8 млрд лишь на поддержание внешнеторгового баланса, не говоря о выплатах по процентам и кредитам.
Таким образом, экономика Белоруссии была больна довольно давно; позитивный эффект быстрого обесценения местного рубля в 1999-2000 годах к середине десятилетия был исчерпан, ужесточение экономической политики привело к прекращению инвестиций извне, а растущие цены на нефть и газ вели экономику в тупик. В начале 2009 года власти провели девальвацию рубля на 20 процентов, и это немного подстегнуло промышленность, ликвидировав запасы, в одночасье скупленные гражданами. Однако новый финансовый кризис оказался намного серьезнее.
Кризис без модернизации
К началу 2011 года пространство политического маневра для Лукашенко было предельно сужено. Вместо того чтобы относительно честно подсчитать голоса на выборах и победить с 55-65 процентами, после чего "для вида" культурно поговорить с оппозицией и не применять репрессий в отношении протестующих в Минске, президент "пустился во все тяжкие" и окончательно восстановил против себя весь Запад. Постоянно вводя в заблуждение Россию и обманывая ее лидеров в политических вопросах, он серьезно поссорился и с Кремлем. Предвыборный рост бюджетных расходов (кстати, так и не сделавший выборы беспроблемными) привел к скачку импорта и давлению на валютный рынок. Дальше — ясно.
Сегодня ситуация временно и частично стабилизирована девальвацией местной валюты с 3000 до 4930 белорусских рублей за доллар. Временно и частично потому, что валюты в стране больше не стало (по сведениям НБ РБ, золотовалютные запасы составляют 3,8 млрд долларов); государственный долг, номинированный в валюте, единовременно вырос с 52 до 86 процентов ВВП; а промышленность, в отличие от корейской или индонезийской образца конца 1990-х, даже не ощутит позитивного влияния девальвации, так как потребляет импортные энергоносители и комплектующие, что приведет к пропорциональному подорожанию местных товаров. Никакой новой стратегии развития политическая элита страны сейчас не предлагает. Рассуждения о наказании виновных чиновников, выдворении иностранных журналистов и быстром привлечении новых кредитов при неизменности курса на доминирование государства в экономике — это не более чем пропаганда, как и репортажи о достатке и благополучии, царящих в спокойных белорусских городах.
В нынешней ситуации рецепта спасения белорусской экономики не существует. Точнее, он есть, но не будет принят республиканскими властями. Выход может быть найден только на пути радикальных рыночных реформ, и единственное, в чем можно согласиться с президентом Лукашенко,— так это в том, что не следует продавать белорусские государственные предприятия российским инвесторам. Решения о приватизации следует принимать, ориентируясь не на то, кто больше заплатит сейчас, а кто вложит больше денег и принесет больше доходов бюджету в последующие годы. Поэтому гораздо правильнее было бы сдать "командные высоты" европейским компаниям, ведь практика показывает, что покупка той же Skoda германским Volkswagen, а Dacia — французским Renault никак не ухудшила ни производственные показатели этих предприятий, ни их платежи в бюджет. Да и только мощное европейское присутствие в белорусской экономике способно несколько ослабить российский энергетический диктат, а также повысить эффективность самой местной промышленности. Разумеется, это имеет свою цену: придется воздерживаться от некорректных высказываний в адрес еврочиновников, договариваться с не такой уж и влиятельной оппозицией и поменьше появляться на публике с сыном-"наследником". История показывает, что во всех успешных "индустриальных тиграх" экономическое развитие выступало самоцелью, а высшей задачей становилось обеспечение конкурентоспособности на глобальных рынках. Автократичность политики должна компенсироваться экономическим либерализмом, а жесткость власти — ее реальными достижениями, а не пропагандой. К сожалению, в Белоруссии курс страны определялся не экономическими, а политическими интересами, главным из которых является несменяемость власти. Сегодня мы видим результат этой политики. Белоруссия не стала незаменимой не только для мира, но даже для своих ближайших соседей. Она не может поставлять на европейские рынки конкурентоспособную продукцию и не получила никаких выгод от расширения ЕС на восток. Она не способна бороться с колоссальным внешнеторговым дефицитом и не имеет значимых финансовых резервов, так как и собственные, и заемные средства постоянно тратились на необоснованное повышение благосостояния граждан.
Урок успешных авторитарных модернизаций заключается в том, что власть, пусть и жестко разговаривающая с политическими оппонентами, должна четко ориентироваться в экономике и понимать, что в ней она не может командовать. Если этот урок усвоен, квазиавторитарный режим может существовать десятилетиями, если нет — страна рано или поздно повторит путь бывшего СССР, рухнувшего под тяжестью хозяйственных диспропорций.
Автор — доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества, главный редактор журнала "Свободная мысль"