Генерал, который орал на Милошевича

На минувшей неделе Международному трибуналу по бывшей Югославии был выдан очередной обвиняемый — бывший командующий армией боснийских сербов Ратко Младич.

ГЕННАДИЙ СЫСОЕВ

Несмотря на то что он был объявлен в розыск Гаагским трибуналом, до 2001 года Ратко Младич спокойно жил в Белграде под защитой Слободана Милошевича, а затем начал скрываться. С тех пор, согласно сообщениям местных СМИ, регулярно велись операции по его поимке и анонимные переговоры о сдаче. В июне прошлого года семья Младича обратилась к властям Сербии с просьбой признать генерала погибшим, объясняя это тем, что информации о нем не было более пяти лет. Суд Белграда заявителям отказал в сентябре, а через восемь месяцев, 26 мая 2011 года, Ратко Младич был задержан в селе Лазорево, расположенном к северо-востоку от Белграда.

Когда сербские спецслужбы доставили арестованного Младича в СИЗО Специального суда в Белграде, следователь спросил генерала, есть ли у него какие-то просьбы. Тот, почти не раздумывая, ответил: "Позвольте побывать на могиле дочери". 31 мая просьба генерала была удовлетворена. Рано утром он при соблюдении строжайших мер безопасности посетил Топчидерское кладбище Белграда, где похоронена его дочь Анна. Она покончила жизнь самоубийством весной 1994 года, застрелившись из наградного пистолета отца.

Многие объясняют жестокость генерала Младича во время боснийской войны именно этой личной трагедией. И ссылаются на свидетельство известного военного патологоанатома, а ныне министра здравоохранения Сербии Зорана Станковича, который поведал недавно, что перед похоронами дочери Ратко Младич сам наносил макияж на ее лицо, а с собой на фронт увез прядь ее волос и ту роковую пулю, которую извлек из головы Анны доктор Станкович. После этого, мол, генерал стал менее чувствителен к страданиям тех, против кого воевал. Вот в 1995 году и случилась Сребреница, где солдаты генерала уничтожили 8 тыс. безоружных мусульман,— главное преступление, которое ему инкриминируется.

Однако такое объяснение является по меньшей мере слишком упрощенным. Война для генерала Младича началась задолго до трагической гибели дочери.

Проведя 25 лет после окончания военного училища на службе в Македонии, Ратко Младич оказался в 1991 году во главе Книнского корпуса, расквартированного в Хорватии. Там его и застала война. Там же произошел эпизод, который, пожалуй, лучше всего объясняет, кто такой генерал Младич. Или, точнее, кем он сам себя видел.

Летом 1991 года его корпус захватил в плен группу солдат хорватской гвардии, воевавшей против Югославской народной армии (ЮНА). С пленными Младич обычно не церемонился. Особенно с хорватами — генерал всю жизнь помнил, что его отца в далеком 1945 году зверски убили хорватские усташи. Но на сей раз он вдруг решил проявить гуманность, приказав отпустить хорватских гвардейцев. "Запомните,— сказал он им напоследок.— Жизнь вам даровал Ратко Младич. Если я вам об этом сказал, это все равно что вам сказал Всевышний!"

Уже в начале войны генерал Младич явно возомнил себя повелителем жизни и смерти, от которого зависит не только положение на фронтах, но и судьбы отдельных людей, армий и целых народов. Знающие его люди говорят, что он как будто всю жизнь себя готовил к той войне. До 1991 года о Ратко Младиче мало кто знал. А не будь кровавой югославской бойни, наверное, никто бы и не услышал.

Уже в начале войны генерал Младич явно возомнил себя повелителем жизни и смерти, от которого зависят судьбы отдельных людей, армий и целых народов

Свою главную войну генерал начал в мае 1992 года, став командующим армией боснийских сербов. Именно там вокруг него возник ореол "нового воеводы Мишича" (знаменитый сербский полководец Живоин Мишич, участвовавший во всех войнах, которые вела Сербия с 1876 по 1918 год.— "Власть"). Сам генерал этот ореол старательно поддерживал: всегда в первых рядах, твердый и неустрашимый, беспощадный к врагу, полководец, которому море по колено.

Любое отступление, даже тактическое, этому ореолу явно не соответствовало. Поэтому генерал очень гордился тем, что ни разу не отступал. "Я никогда не отдавал своим войскам приказа отступать,— признался как-то Ратко Младич.— Я не сделал бы этого, даже если б имел миллион человеческих жизней и все их должен был погубить. Для меня нет слова "назад"!"

Зато ореолу генерала очень приличествовала твердость и даже грубость по отношению к руководству. Этим Ратко Младич славился. Он не раз конфликтовал со своим главнокомандующим, президентом Республики Сербской Радованом Караджичем, и даже с тем, кто считал себя первым среди сербов,— непререкаемым Слободаном Милошевичем.

По свидетельству очевидцев, накануне операции в Сребренице Милошевич несколько часов безуспешно пытался связаться по телефону с Младичем, а когда связь наконец была установлена, Милошевич стал буквально орать на генерала, угрожать, что расстреляет его. Младич грубо прервал белградского правителя: "Не смей на меня орать! Я тебе не жена Мира — если на нее ты вообще смеешь повысить голос". И бросил трубку.

А уж когда сам Милошевич перестал быть для него авторитетом, генерал возомнил себя сербским мессией, который должен объединить сербские земли и создать Великую Сербию. "Нашей целью является объединение всех сербских земель — от Книна через Баня-Луку и Сараево до Белграда,— говорил он в самый разгар войны.— Дрина (река на границе между Боснией и Сербией.— "Власть") никогда не была границей и никогда не будет. Дрина — это наш хребет. Она протекает через центр сербских территорий".

Ради того чтобы почувствовать себя сербским мессией, генерал готов был перечеркнуть едва ли не всю свою прежнюю военную биографию: когда-то во всех анкетах в графе "национальность" он писал "югослав", а в начале военных действий на территории Хорватии и Боснии даже срывал четнические кокарды с пилоток добровольцев и заставлял их прикалывать красные звезды.

На душе "всевышнего генерала" по крайней мере два главных греха — Сараево и Сребреница.

Осада боснийской столицы армией Ратко Младича продолжалась больше трех лет. Она была во многом бессмысленной и уж точно беспощадной. Разместившись на окружающих Сараево возвышенностях, генерал Младич и его солдаты месяцами методично обстреливали город из артиллерийских орудий и снайперских винтовок, прекрасно зная, что адекватного ответа оттуда не последует.

Что такое жить в городе-мишени, я почувствовал в конце мая 1992 года, когда вместе с тогдашним главой российского МИДа Андреем Козыревым побывал в Сараево. От одного здания к другому, включая особняк президиума Боснии и Герцеговины, где шли переговоры, приходилось перемещаться короткими перебежками, по одному, пригнувшись. Иначе можно было получить братскую сербскую пулю или осколок — ведь им на холмах не было видно, кто там передвигается. Я пробыл тогда в Сараево один день, а жителям города пришлось прожить в такой атмосфере тысячу дней.

"Холодно зимой, дрожишь весь, подойдешь к орудию, зарядишь и пальнешь по городу, благо наводить не надо, и потом с полчаса греешь руки о ствол"

Генерал Младич объяснял, что блокада Сараево ему нужна для того, чтобы связать несколько корпусов боснийской армии, заставить их стянуть силы к столице и развязать руки армии Республики Сербской, которой приходилось к концу войны действовать на фронте протяженностью 1600 км. Многие военные эксперты сомневаются в оправданности такой стратегии. А генерал боснийской армии Йован Дивьяк действия своего бывшего коллеги по ЮНА Ратко Младича объясняет так: "Он попытался стать государем Сараево, которое его много лет назад не приняло как человека, который мог играть там какую-то важную роль". Перед поступлением в военное училище в Белграде молодой Ратко Младич вначале попытал счастья в Сараево, но выше слесаря так и не поднялся.

Солдаты Ратко Младича находили другие причины для обстрелов Сараево. "Холодно зимой, дрожишь весь, подойдешь к орудию, зарядишь и пальнешь по городу, благо наводить не надо, и потом с полчаса греешь руки о ствол",— признавался мне один из бойцов, когда я в 1994 году приехал в сербскую военную столицу Пале в окрестностях Сараево. Причина второго бойца была еще оригинальнее: "Лежу я как-то ночью и думаю: в доме моем, что в Сараево остался, наверняка сейчас сосед Муя со своей Фатой резвится. Ну как такое позволить. Пошел, зарядил орудие и пальнул по своему дому".

После ареста Ратко Младич на первом же допросе в Специальном суде Белграда категорически заявил, что "не имеет никакого отношения к тому, что произошло в Сребренице". По его словам, он приказал, чтобы из города, когда тот заняла сербская армия, вначале вывезли раненых, потом женщин и детей и, наконец, воевавших мужчин.

Однако есть документ, который попал в сербские СМИ. Это карта со схемой наступления на Сребреницу. Документ называется "Решение командующего Дринским корпусом по проведению активных боевых действий". В правом верхнем углу его значится: "Военная тайна. Совершенно секретно". В левом — от руки написано: "Одобряю, командующий генерал-лейтенант Ратко Младич". И подпись генерала.

Но куда более интересна другая фраза, которую Ратко Младич оставил на карте. Рядом с анклавом Сребреницы генерал написал: "Это было и есть сербское!" Тут уже дата — 12.07. А чуть ниже рукой генерала выведено: "Все. Конец!"

После того как войска Младича заняли Сребреницу, всем проживавшим там мусульманам предложили покинуть город. А сам генерал обратился к ним — как когда-то к хорватским гвардейцам: "Даю вам честное слово человека и генерала. Я использую все свое влияние, чтобы помочь безвинному мусульманскому населению, которое не является целью операций армии Республики Сербской".

Спустя два дня 30 тыс. женщин и детей Сребреницы были депортированы. А 8 тыс. мужчин и подростков мусульман уничтожены.