"У руководства и армии недостаточно подготовки и сообразительности"

70 лет назад, в 1941 году, началась Великая Отечественная война. Большинство советских граждан спрашивали: как могло случиться, что непобедимая и легендарная Красная армия терпит поражение за поражением и отступает, оставляя врагу все новые и новые города, области и республики? Народу объясняли, что все дело во внезапности и вероломности фашистского нападения. А советское руководство тем временем искало ответ на тот же вопрос, в том числе пытаясь с помощью разведки узнать мнение гитлеровцев.

В 1942 году агентам ГРУ удалось добыть и передать в Москву записку с уничижительной оценкой Красной армии, которую после первых месяцев боев составил командующий 2-й танковой армией вермахта генерал-полковник Гейнц Гудериан. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов обнаружил советские документы, свидетельствующие о том, что немецкий военный теоретик не слишком ошибался в оценке своих противников.

"Проявляет тупость и несамостоятельность в наступлении"

До 22 июня 1941 года любой советский человек знал, что, "если завтра война, если завтра в поход", враг будет разгромлен малой кровью, могучим ударом. Вся страна считала эти слова не пропагандистским штампом, а очевидной истиной. Ведь для сомнений в мощи Красной армии не было никаких видимых причин. В парадах участвовали колонны танков и мощная артиллерия, а советская авиация ставила рекорды грузоподъемности, дальности и высоты полета.

Некоторые сомнения, правда, могли появиться у тех, кто внимательно следил за недолгой, но крайне тяжелой войной Советского Союза с Финляндией. Однако советская пропаганда объясняла, что главные проблемы были связаны с жестокими морозами и мощными финскими укреплениями — линией Маннергейма. А Красная армия не только победила в этой локальной войне, но и извлекла полезные уроки. Так что волноваться было не о чем. И вдруг — отступление, а порой и бегство на всех или почти всех фронтах.

В причинах того, как и почему Красная армия оказалась в таком тяжелом положении, пытались разобраться и руководители страны. Ведь на протяжении последних предвоенных лет, а особенно в 1940 и 1941 годах, все ресурсы СССР направлялись на укрепление армии, военной промышленности и создание новейших образцов военной техники. А то, что не удавалось сконструировать самим, покупали или похищали по всему миру, копировали и в кратчайшие сроки пытались запустить в серийное производство. Вот только результаты совершенно не соответствовали затратам.

Именно поэтому добытый агентами ГРУ доклад командования 2-й танковой армии вермахта об опыте боевых действий на Восточном фронте, отправленный в Берлин 7 ноября 1941 года, три месяца спустя, в феврале 1942 года, вызвал обостренный интерес у членов Государственного комитета обороны (ГКО). Скорее всего, особое внимание документу уделили еще и потому, что его подготовил генерал-полковник Гейнц Гудериан, знаменитый Быстрый Гейнц, или Гейнц-ураган, как его звали в вермахте. Его танки были главным оружием молниеносных войн в Европе. Они прорывали оборону противника, вклинивались в глубокий тыл, перерезали транспортные артерии и обеспечивали феноменальные успехи вермахта. Армия Гудериана показала себя и после нападения на СССР, захватив на седьмой день войны Минск, а позднее и Смоленск. Кроме того, Гудериан обоснованно считался крупнейшим теоретиком танковых войск, и его вышедшая в 1937 году книга "Внимание, танки! История создания танковых войск" стала настольной для всех думающих командиров-танкистов и военачальников.

"Повсюду душой сопротивления является политическое руководство, проявляющееся здесь со всей силой"

Гудериан оценивал Красную армию подробно, отдавая должное ее сильным сторонам. О тактике советских войск он, к примеру, писал (здесь и далее цитируется перевод записки Гудериана, поступивший на обсуждение в ГКО):

"а) Оборона. Оборона осуществляется с упорством, глубоко эшелонирована, но лишь в редких случаях располагает достаточно сильными резервами для эффективной защиты против охватов. Имеет место частое применение контратак небольшими подразделениями. При этом русские являются мастерами в использовании местности при исключительно умелой маскировке.

б) Наступление. При наступлении отсутствует резко выраженная концентрация сил для главного удара, не хватает умения сосредоточить и использовать действие огневых средств. Проведение наступления всегда сопровождается излишне массированным использованием пехоты. Часто применяются ночные атаки.

в) Марш. При глубоких расчлененных маршах войска показывают хорошую маневренность на бездорожной местности".

А в разделе "Боеспособность русской армии" говорилось:

"а) Пехота. Почти всегда упорная в обороне, искусная в ночных и лесных боях, обученная коварным приемам борьбы, очень умелая в отношении использования местности, маскировки и постройки полевых укреплений; неприхотлива и закалена. Имеет в своем составе много снайперов. Часто недостаточно обученная, она проявляет тупость и несамостоятельность в наступлении. Ее вооружение ниже немецкого, за исключением автоматической винтовки.

б) Кавалерия. При недостаточном наступательном духе она неспособна вести бои большими соединениями. Небольшие подразделения часто сражаются упорно и умело. Она терпит нужду в тяжелом вооружении. Конского состава большей частью недостаточно.

в) Артиллерия. Материально хорошо снабжена. Маневренна при смене позиций. При недостаточном взаимодействии с другими родами войск ей редко удается обеспечить единообразное сосредоточение огня. Большей частью стреляет метко, но отсутствует гибкость при применении огня. Расходует много боеприпасов.

г) Саперы. Применяются почти исключительно для технических задач, показывают хорошие результаты при использовании вспомогательных средств. Они являются мастерами в использовании саперно-технических оборонительных средств.

д) Войска связи. Оснащение, подготовка и работа — недостаточные.

е) Воздушно-десантные войска. Перед фронтом армии они применялись в составе чисто пехотных соединений и оказывались лучше обычных стрелковых частей вследствие лучшего по качеству личного оснащения.

ж) Танковые войска. Снабжены хорошей материальной частью и имеют хороший личный состав. Располагают многочисленными тяжелыми танками с отличной броней и вооружением. Одиночная подготовка личного состава танковых частей лучше по сравнению с другими родами войск, но руководство ими уступает немецкому, а в настоящее время при применении крупных соединений оказывается совсем несостоятельным. В настоящее время танковые части более сильны в обороне, чем в наступлении. Если русским удастся массированно ввести в бои более крупные соединения, то необходимо считаться с тем, что при отсутствии достаточного количества противотанковых средств у противника они смогут добиться значительных успехов.

з) Авиация. Примечательным является все время проявляющийся наступательный порыв авиации, хотя в настоящее время она и уступает германской авиации в количественном и качественном отношении. Бронированные штурмовики неприятно воспринимаются... войсками (немецкими.— Прим. перев.). При заметном стремлении к оперативному сосредоточению авиации для нанесения главного удара техническое руководство ее остается еще большей частью не вполне удовлетворительным.

и) Части снабжения. Часть их снабжена хорошим оснащением, но все же они часто имеют недостаточную подготовку и плохое руководство. Однако части снабжения показывают хорошие результаты по передвижению в тяжелых условиях местности".

"Вследствие своей расовой ограниченности"

Однако главной проблемой Красной армии Гудериан считал не "тупость и несамостоятельность" рядовых пехотинцев, а те же качества, наблюдавшиеся у командиров. В разделе "Русское командование" Гудериан писал:

"а) Высшее командование. Высшее командование показывает себя очень энергичным. Оно стремится руководить по немецким принципам и приспособиться к немецким методам боевых действий. Но здесь оно не может полностью развернуться, так как ему мешают:

1. политические требования государственного руководства;

2. недостаточная ориентировка соседей и подчиненных командиров в общей обстановке и, как следствие, недостаточное понимание и увязка ее с собственными намерениями.

Издание приказов о необходимых мероприятиях, в особенности о контрмерах, большей частью производится с запозданием. Введение сил при самом по себе хорошем оперативном и техническом замысле производится большей частью в недостаточной степени и не массированно. Трения между военным и политическим руководством едва заметны. В отношении личных качеств почти всегда храброе.

б) Среднее командование. Большей частью хорошо обучено, но во многих случаях ему не хватает сообразительности. При склонности к схематизму их приказы большей частью примитивны, и в них отсутствует ясное выставление своей собственной воли. Об общей обстановке оно бывает осведомлено лишь в очень редких случаях. Оно не в состоянии организовывать наступление силами, превышающими численность полка. В отношении личных качеств большей частью храброе. Трения между военным и политическим руководством проявляются чаще.

в) Низшее командование. Низшее руководство по своему составу очень разнообразно. Наряду с личностями, всецело отдавшимися борьбе, имеется большое количество командиров, которые быстро прекращают борьбу. В низших служебных инстанциях эти две крайности выступают наиболее резко. В большинстве случаев низшие командиры не в состоянии вполне продуманно исполнять приказы вышестоящего командования и претворять их в собственные распоряжения. У них преобладают медлительная и обстоятельная отдача приказов, а также придерживание (так в тексте перевода.— "Власть") к схемам. Они почти никогда не ориентируются в вопросах обстановки, выходящих за рамки их собственных приказов. Часто выступают трения между военным и политическим руководством.

г) Политическое руководство. В высших и средних командных инстанциях оно большей частью ограничивается поддержкой военного руководства путем издания распоряжений для поднятия и поддержания морального состояния армии. В военное руководство оно вмешивается только тогда, когда возникает подозрение о недостаточной воле к борьбе со стороны военного командования. В низших командных инстанциях политическое руководство часто пытается оказывать влияние на военное руководство, что приводит к трениям и конфликтам.

д) Общая оценка. В общем высшее и среднее командование, оказавшееся более подвижным, чем его первоначально считали, все время пытается вырвать инициативу и взять ее в свои руки. Низшее командование ни в какой степени не соответствует предъявляемым к нему требованиям. Повсюду душой сопротивления является политическое руководство, проявляющееся здесь со всей силой. Вследствие своей расовой ограниченности и связанных с ней неповоротливости, косности и прежде всего боязни ответственности (последняя усиливается под влиянием политической системы) низшее командование не в состоянии быстро использовать те преимущества, которые ему могут представиться. Следует отметить беспощадность русских при введении в бой своих частей. Русское командование стоит ниже германского".

"Налицо имеется стремление следовать немецким принципам и приспосабливаться к немецкой тактике, но для этого у руководства и армии недостаточно подготовки и сообразительности"

Писал Гудериан и о том, что советское командование пытается освоить тактические приемы вермахта:

"Налицо имеется стремление следовать немецким принципам и приспосабливаться к немецкой тактике, но для этого у руководства и армии недостаточно подготовки и сообразительности".

Кроме того, в докладе присутствовал раздел о вероятном развитии военных действий:

"а) Пополнение павшего в боях 1941 г. высшего командного состава в течение короткого промежутка времени невозможно. Пополнение среднего и низшего командного состава в лучшем случае достигнет среднего уровня.

б) После боев 1941 г. отсутствуют необходимые предпосылки для формирования в течение короткого промежутка времени пехотной армии, способной проводить операции. Возможно, что в период зимнего времени верховное русское командование, претендующее на современные взгляды, сосредоточит центр тяжести на новых формированиях тех родов войск, материально-техническое и людское оснащение которых находится больше в пределах возможного, а именно: авиации, танковых частей, кавалерии. Решится ли на это русское командование и сделает ли оно соответственно с этим вывод о продолжении войны путем использования пехотных соединений для скрытых методов борьбы, пытаясь вырвать инициативу в свои руки применением небольших, но подвижных ударных армий,— покажет будущее".

"Все делают вид, что наступают"

Гудериан неверно оценил советские людские резервы, потенциал эвакуированной промышленности и упорство, с которым советское руководство формировало и вооружало все новые и новые полки и дивизии. Может быть, он ошибался и во всем остальном? Или даже не ошибался, а просто клеветал?

15 мая 1942 года нарком военно-морского флота адмирал Николай Кузнецов отправил в Государственный комитет обороны и ЦК ВКП(б) копии "имеющего важное значение", как писал нарком, доклада командира 3-й Гвардейской стрелковой бригады морской пехоты капитана 1-го ранга Константина Сухиашвили, где содержались крайне резкие оценки порядков в Красной армии и ее командования.

До войны Константин Сухиашвили возглавлял Каспийское высшее военно-морское училище. А вскоре после ее начала приступил к формированию 75-й Отдельной морской стрелковой бригады.

"В грозные дни гитлеровского наступления на Москву,— вспоминал потом адмирал Кузнецов,— было сформировано пять морских стрелковых бригад, морской полк и несколько отрядов. На рубежах Волоколамского шоссе сдерживала натиск врага 75-я стрелковая бригада... Командовали этими соединениями флотские командиры-береговики или командиры корабельной службы. Подбору командного состава бригад уделялось особое внимание. На флотах, естественно, людей, заранее подготовленных командовать соединениями в сухопутных условиях, было немного. Учитывалось боевое прошлое того или иного командира, его участие в сухопутных боях в годы гражданской войны или во время финской кампании. Из моряков-черноморцев, каспийцев и курсантов военно-морских училищ, дислоцировавшихся к тому времени в Баку и Астрахани, формировалась 75-я особая морская стрелковая бригада, командиром которой был назначен капитан I ранга К. Д. Сухиашвили, а комиссаром — генерал-майор А. А. Муравьев. Сухиашвили никогда не готовился воевать в сухопутных условиях, но, преодолев трудности первых недель, освоился с обстановкой и успешно руководил боями своей бригады. В этом, как он с гордостью говорил мне, ему помогли рядовые воины и офицеры бригады, с чувством высокой ответственности выполнявшие свой долг перед Родиной. Прибыв 18 декабря в Люблино, бригада вошла в состав Московской зоны обороны. В Московской области действовать ей пришлось мало. В конце января она перешла в состав 3-й ударной армии Калининского фронта. Этой армией командовал М. А. Пуркаев, он и рассказал мне однажды о действиях бригады, с похвалой отзываясь о храбрости и напористости моряков. По его представлению приказом наркома обороны от 17 марта бригада была преобразована в гвардейскую. Стойкость бойцов этой бригады была действительно исключительной. Нужно отдать должное командиру бригады К. Д. Сухиашвили и комиссару А. А. Муравьеву. С Сухиашвили мне довелось служить вместе на крейсерах Черноморского флота. Артиллерист по специальности, Константин Давидович всегда любил строевое дело, был лично дисциплинирован и беззаветно предан своей Родине".

"Вначале за автомат ППШ буквально дрались, а после стали бросать и подбирать винтовки из-за неумения с ним обращаться"

Возможно, именно потому, что Кузнецов лично знал Сухиашвили и верил ему, он и направил его доклад руководству страны. Ведь в нем с тем же мужеством, с которым воевал, каперанг рассказывал о том, какой ценой доставались победы.

"Представляя доклад,— писал Сухиашвили наркому ВМФ,— по итогам боевых действий 75-й, ныне 3-й, гвардейской стрелковой бригады, прошу Вас воздействовать на армейских руководителей для устранения недостатков, особенно мешающих боевым действиям частей и соединений Красной Армии. Мне кажется, что устранение нижеуказанных недостатков значительно повысит боевую мощь Красной Армии и сократит потери как живой силы, так и техники".

Одной из главных проблем Красной армии Сухиашвили называл повальный обман и очковтирательство:

"Элементы очковтирательства, ложные доклады проходят безнаказанно. Трудно получить от соседа правдивую обстановку, для установления правды приходилось производить разведку на соседа и разоблачать его во лжи. Примеры: а) 8 ГСД (8-я гвардейская стрелковая — знаменитая панфиловская — дивизия.— "Власть"), обойдя укрепленный узел Сичева и 4-х деревень вокруг Сичева, дает мне обстановку: дорога открыта. Сичева взята, моя дивизия уже прошла и продолжает двигаться по своему маршруту (от Сичева наши пути расходились, а до этого я шел за 8 г. д.). Авангард бригады, а за ним и вся бригада подошли к очень сильно укрепленному узлу, где оборонялись батальон усиленный, рота СС и 250 человек саперов, строящие этот узел, а я был информирован соседом, что проход очищен. Необстрелянная бригада внезапно попала под сильный оружейно-пулеметный огонь, а потом и минометный огонь. Желание рапортовать, что, мол, я быстро продвигаюсь вперед, заставили, видимо, командира дивизии обмануть вышестоящее командование и меня как соседа; в результате лишние жертвы, но только не у него, а у соседа. б) Второй пример. Командир 45 бригады без боя оставил Дуброво и открыл левый фланг моей бригады, а в оперсводке докладывает только через сутки: "После упорных боев противник выбил мои части из Дуброво". Мною через свою разведку было установлено, что Дуброво оставлено соседом без боя, а немцы, не предполагая такую глупость, тоже не вошли; посланный мною взвод не успел занять, так как немцы уже успели без боя войти в Дуброво. в) Третий пример. Командир 8 ГСД докладывает, что Соколово им взято и он продвигается вперед, тогда как я своими глазами видел, что у Соколово идет бой, и бой длился еще 2-е суток. Много таких примеров, когда значительно преувеличивают размер своего успеха".

Сухиашвили писал, что повсеместное очковтирательство ведет к колоссальным потерям:

"Безнаказанно проходит дело по отношению виновников больших потерь. Из практики убедился, что, если армейские командиры докладывают: "Приказ выполняется, медленно двигаюсь вперед мелкими группами", это значит, что сосед стоит на месте и хочет обмануть необстрелянного соседа, а своим подчиненным передает: "Вы так, полегонечку, делайте вид, что наступаете". Противник наваливается сначала на одного, самого активного, а самые активные бывают новые, необстрелянные части. Под таракановским узлом сопротивления на моих глазах разбиты наши 45 СБ, моя 75-я СБ, 8 ГСД, 117 СД, 391 СД. Все эти части подошли довольно полнокровными, но так как подходили последовательно, то все делают вид, что наступают, а свежая часть разбивается. Очковтирательства и неправильного доклада младший должен больше бояться, чем неисполнения приказа. За неисполнение приказа кругом пугают расстрелом, а неправильным докладом я протягиваю время. Сказать, что не могу наступать, нельзя, а не наступать и докладывать: "Выполняем приказ, медленно ползем вперед мелкими группами" можно, и никто не расстреляет".

"Наша война похожа на войну партизан против регулярной армии"

Докладывал Сухиашвили и о недостатках в боевой подготовке:

"То же самое очковтирательство наблюдал и в системе формирования, комплектования и пополнения. Части отправляются на фронт абсолютно не подготовленные. Как будто нарочно сделана такая мясорубка, которая должна молоть наших людей и нашу хорошую дорогую технику. Почему это делается? Думаю, для того, чтобы втереть очки Правительству и обмануть Великого Сталина: "Вот мы какие молодцы, столько то бригад организовали, столько то дивизий и т. п.", а на самом деле у всех соединений и у нас проходило так: формировались в Казалинске, только кончили формирование, сразу посадили в эшелоны, оружие дали в Люблине, только раздали оружие, двинулись в путь. Изучением оружия занимались на остановках в вагонах. Пополнение получили 1000 человек, совершенно не подготовленных, не знают оружия и не умеют воевать. Приходится учить на передовой. Считаю необходимым новые части тщательно проверять, делать инспекторские смотры на поле, проверять знание оружия и только после удовлетворительной оценки допускать их к войне. Если бы моей бригаде дали бы 1 месяц на б. п. (боевую подготовку.— "Власть"), то этими людьми можно было бы горы немецких трупов навалить, а бригада имела бы значительно меньше потерь. Вначале за автомат ППШ буквально дрались, а после стали бросать и подбирать винтовки из-за неумения с ним обращаться. Каждой вновь формируемой части надо давать один месяц на б. п. после получения оружия".

Критиковал каперанг и систему пополнения частей на боевых позициях:

"Практика пополнения частей на передовой линии приводит к бесцельным и огромным потерям. Командиры не знают бойцов, бойцы командиров, не знают район боевых действий, обстановки. Много дезертиров и перебежчиков".

Но особо он остановился на том, что красноармейцы не любят и боятся стрелять во врага:

"На б. п. нельзя жалеть боеприпасы, надо научить людей стрелять. До боев я всем говорил: беречь каждый патрон в бою, а после первых боев мне пришлось убеждать людей в обратном и на каждом шагу твердить: не жалеть патронов. Многие не приученные стрелять погибают с полным боекомплектом, не успев выпустить ни одного патрона... Бойцы по 3-4 дня воюют и имеют полную сумку патронов, и патроны валяются везде, разбросанные на поле боя. Мне казалось, что на фронте не удержать людей: со страху будут стрелять всегда, нужно или не нужно. Оказалось, наоборот, от страха люди прячутся, иногда бросая оружие, а выстрелить боятся, думая, что немец его обнаружит и убьет. Стоило много трудов, пока заставил людей стрелять".

А все остальные положения доклада Сухиашвили не расходились с тезисами Гудериана. О связи, к примеру, говорилось:

"В Красной Армии на низком уровне находится связь. Я убедился, что почти основные средства связи в бою — это рассыльные пешие и конные, только в обороне работает телефонная связь. Радиосвязь находится на очень низком уровне, хотя радиотехника не плохая. Световая связь и сигнализация почти отсутствуют. Это приводит к очень большим потерям, телефонного провода хватает только на первые дни боев, а потом лучше всего получается, когда сам лично обозреваешь поле боя и по обстановке, которую сам видишь, принимаешь решение. Опять этот метод приводит к большим потерям руководящего состава".

Мало расходились два доклада и во взглядах на командный состав Красной армии.

"Бои,— писал Сухиашвили,— проводятся с большим отступлением от устава, и за это виновных не наказывают. На низком уровне взаимодействие родов оружия. Наши генералы недооценивают разведки и плохо ее организуют, поэтому мало знаем о противнике. Дается боевой приказ без анализа сил, и часто бросаем людей в наступление без должной подготовки. Удары наши часто получаются растопыренными пальцами. Пока подтягивается артиллерия и боеприпасы, нет людей, которые могли бы закрепить результаты артогня. Вот мы уже целый месяц топчемся на месте, и целый месяц наши генералы повторяют одну и ту же ошибку. Пехотные большие даже командиры слабо знают другие рода оружия; пассивно используя свои огневые средства, непрерывно требуют огонь артиллерии, и до начала общего наступления весь боезапас уже израсходован по частям. Ни разу никто толком не организовал наступление, и в этом командир 3-й армии Пуркаев, по-моему, очень виноват.

"Трудно получить от соседа правдивую обстановку, для установления правды приходилось производить разведку на соседа и разоблачать его во лжи"

Пока я имел независимое самостоятельное направление, дело шло хорошо, но как вступил во взаимодействие с Холмской группой, т. е. в состав 3-й армии Пуркаева, ни одной удачной операции в целом, хотя за последний месяц набили очень много немцев. Почему это так? В перерывах от наступления к наступлению операции проводили сами, в порядке активной обороны и с хорошими результатами, почти без потерь. Как общий приказ наступления, так большие потери и никаких результатов, потому что ни разу штаб армии не смог организовать общее наступление по-уставному. Большие штабы плохо знают состояние частей, в частях почти не бывают, операции не готовят, проявляют беспечность в тылу, объясняя это желанием уберечь штабы и командиров соединений, а наши донесения плохо читают или иногда даже не читают, не чувствуют пульс и сердцебиение фронта, не производят осмотр местности и поэтому в приказах задачу ставят невпопад. Когда после боев части еле дышат и требуют время для приведения в порядок, в это время приказывают наступать, тратят боезапасы, а наступать нечем, тогда соберешь людские ресурсы, приведешь их в порядок и ждешь боеприпас для артиллерии, в это время опять невпопад приказывают наступать без арт. подготовки — опять большие потери. Если сложить силу нашу и противника, и людей, и оружие, то у нас минимум в три раза больше сил, но силы эти действуют разновременно, много потерь, а результатов нет, тут творится что-то непонятное. Устранить недостатки, учесть свои ошибки мы могли бы, если бы делали анализ и привлекали бы к ответственности виновников, но этого не делается, и одни и те же ошибки повторяются уже при мне 6-7 раз.

Холмское дело требует специального изучения и привлечения к ответственности всех виновников; при мне разбиты 391 СД, 117 СД, 45 ст. бригада, 37 ст. бригада, 26-я почти разбита и обескровлена, а моя 3 Гв. бригада, сделав очень мало, имеет колоссальные потери. Делается все навалом, проявляя исключительную беспечность. Одним словом, наша война немного похожа на войну партизан против регулярной армии, потому что наваливаемся без расчета, без подготовки операции, без должного взаимодействия. На фронт надо отправлять только регулярные части".

Из доклада Сухиашвили можно было составить представление и о реальном уровне дисциплины в Красной армии, о котором Гудериан, по-видимому, не догадывался.

"Лучше всего получается, когда сам лично обозреваешь поле боя и по обстановке, которую сам видишь. Этот метод приводит к большим потерям руководящего состава"

"Исключительно низкая дисциплина,— докладывал Сухиашвили адмиралу Кузнецову,— до того низкая, что Вы себе не можете представить. Правда, наши моряки и наша бригада несколько выделялись в лучшую сторону, но и у нас дисциплина значительно понизилась, так как 40-45% имеем пополнения. Старшего и младшего друг от друга невозможно отличить, начсостав знаки различия не носит в целях маскировки. Это ложное понятие: немцы, как правило, близкого боя не принимают, немецкие офицеры по внешнему виду сразу бросаются в глаза, а наши офицеры считают необходимым ничем от красноармейца не выделяться по форме. При обычной нормальной требовательности бойцы, особенно других частей, не подчиняются, часто приходится применять физическую силу и даже оружие, чтобы навести порядок, особенно на путях движения, на дорогах, в тыловых учреждениях. На передовой, в своей полосе больше порядка, держат себя более напряженно. Тыловые учреждения и пути заполнены типами, не желающими воевать, отставшими от разных частей и без конца блуждающими между частями, оправдываясь, что они ищут свои подразделения. При таком состоянии дисциплины, как теперь, воюют только честные советские люди, а все остальные безнаказанно увиливают. Если даже удается их довести до передовой, то во время атаки, особенно ночью, отстают, взводы благодаря этому растягиваются, перемешиваются между собой, и теряется всякое управление. Одним словом, честные советские преданные люди идут впереди, объединенные общим желанием победить, а хитрые, крикуны, карьеристы, несоветские люди плетутся в хвосте, расстраивают наши ряды. Первые погибают, выходят из строя, вторые остаются целые, еще больше кричат, митингуют, твердят о необходимости разъяснять, смягчить меры воздействия. Если мы в кратчайший срок не создадим силой физической или какой угодно дисциплину значительно сильнее, чем в Германии, то будем терять и терять лучших людей. Из-за низкой дисциплины погибают тысячи преданных людей; пусть лучше погибнут тысячи жуликов, симулянтов, крикунов — до боя. Но в бой вести надо части, беспрекословно подчиняющиеся власти наших советских офицеров. Повышение власти советского офицера по отношению подчиненных и младших нисколько не заденет честных советских граждан, а жуликов надо истребить. Беспрекословно подчинить младшего к старшему, навести порядок и дисциплину в Красной Армии, не считаясь ни с какими жертвами, без митингов создать дух повиновения, собрать все в кулак, тогда сохраним жизнь многих тысяч и миллионов советских граждан. Много еще других вопросов, но это основные вопросы".

В конце Сухиашвили просил наркома отозвать оставшихся в живых моряков снова на флот:

"Прошу Вашего решения по отношению моряков, нас здесь в живых осталось несколько десятков, два раза пополнялись очень плохим пополнением, последний раз из выпущенных и освобожденных из лагерей. Моряки здесь свою роль уже сыграли. Прошу Вашего решения отозвать моряков для действия на море или взаимодействия с флотом на флангах армии. Оставшиеся в живых — это закаленные в боях люди".

Сухиашвили и его морских пехотинцев отозвали, и он вновь возглавил военно-морское училище. После войны он командовал военно-морскими базами и пользовался всеобщим уважением. Его не стало в 1955 году.

"Эти командиры учились войне — на войне"

Конечно, кто-то может усомниться не только в аналитических способностях Гейнца Гудериана, но и в искренности каперанга Константина Сухиашвили. Бригада, мол, понесла тяжелые потери, стало страшно, решил сбежать с фронта и возвел напраслину на командиров соседних бригад и дивизий, а также на командарма Максима Пуркаева. Тем, кто жил десятилетиями с представлениями о войне и полководцах, созданными советской пропагандой, трудно поверить, что ситуация с командным составом Красной армии была именно такой, как ее описали Гудериан и Сухиашвили. Но вот еще одно свидетельство участника событий — маршала Жукова.

В 1944 году начальник Главного управления кадров Наркомата обороны генерал-полковник Филипп Голиков попытался как-то упорядочить сложившуюся за время войны систему присвоения званий и награждений (см. материал "204 генерала не имеют вовсе наград" в N 18 за этот год). Одновременно он начал планировать работу с офицерскими кадрами на послевоенное время, в связи с чем 2 августа 1944 года писал заместителю председателя Совнаркома СССР Вячеславу Молотову:

"Продолжая неуклонно выполнять задачи, предъявляемые войной, Главное управление кадров НКО вместе с тем считает необходимым уже сейчас приступить к разработке плана использования офицерских кадров по окончании войны... Мы в настоящее время располагаем самыми ценными военными кадрами, какие когда-либо до сих пор имели, также как и самыми лучшими — в сравнении с кадрами любой армии мира. Хотя у нас имеется очень большое количество офицеров, тем не менее при переходе на мирное положение мы не можем допустить массовой, валовой демобилизации офицеров, а обязаны увольнять их только в персональном порядке, спланировав и растянув сроки демобилизации до полугода с тем, чтобы отобрать и удержать в армии как можно больше ценного в политическом, деловом и физическом отношениях".

Голиков предлагал обширный план мероприятий и настаивал на том, что действовать следует без промедления:

"Так как уже сейчас гражданские наркоматы и ведомства всеми путями добиваются увольнения из армии многих офицеров, которые были до войны гражданскими работниками, необходимо обеспечить за армией при общей демобилизации полное право оставления тех офицеров, которые, хотя и попали в армию в годы Отечественной войны, оказались более ценными для армии, нежели некоторые кадровые офицеры".

Молотов не стал вмешиваться в сугубо военные дела и отправил план на заключение маршалу Жукову, который 22 августа 1944 года написал Голикову:

"При разработке плана использования и создания кадров Красной Армии после войны нужно прежде всего исходить из опыта, который мы получили в начальный период Отечественной войны. Чему нас учит полученный опыт? Во-первых, мы не имели заранее подобранных и хорошо обученных командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Во главе фронтов встали люди, которые проваливали одно дело за другим (Павлов, Кузнецов, Попов, Буденный, Черевиченко, Тюленев, Рябышев, Тимошенко и др.). На армии ставились также малоизученные и неподготовленные люди. Иначе и не могло быть, так как подготовленных еще в мирное время кандидатов на фронты, армии и соединения не было. Людей знали плохо. Наркомат Обороны в мирное время не только не готовил кандидатов, но даже не готовил командующих — командовать фронтами и армиями. Еще хуже обстояло дело с командирами дивизий, бригад и полков. На дивизии, бригады и полки, особенно второочередные, ставились не соответствующие своему делу командиры. Короче говоря, каждому из нас известны последствия командования этих людей и что пережила наша Родина, вверив свою судьбу в руки таких командующих и командиров.

Вывод: Если мы не хотим повторить ошибок прошлого и хотим успешно вести войну в будущем, нужно, не жалея средств, в мирное время готовить командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Затраченные средства окупятся успехами войны. Видимо, в мирное время нужно иметь два-три комплекта командиров дивизий и полков, которые бы обеспечили полное развертывание армии и трех-четырехмесячное ведение войны. Каждому командующему фронтом и армией иметь заранее отобранного и подготовленного заместителя".

Маршал назвал и другие кадровые проблемы начала войны:

"Во-вторых, мы, безусловно, оказались неподготовленными с кадрами запаса. Все командиры, призванные из запаса, как правило, не умели командовать полками, батальонами, ротами и взводами. Все эти командиры учились войне — на войне, расплачиваясь за это кровью наших людей.

В-третьих, мы не имели культурного штабного командира и, как следствие, не имели хорошо сколоченных штабов.

В-четвертых, в культурном отношении наши офицерские кадры недостаточно соответствовали требованиям современной войны. Современная война — на 8/10 война техники с техникой врага, а это значит, нужно быть культурным человеком, чтобы уметь быстро разобраться со своей техникой и техникой врага и, разобравшись, грамотно применить свою технику. Нужно правду сказать, что из-за неграмотности и бескультурья наших кадров мы очень часто несли большие потери в технике и живой силе, не достигнув возможного успеха.

В-пятых, существовавшая в мирное время система обучения и воспитания наших кадров не дала нам для войны образцового и авторитетного командира. Наши академики, школы и курсы неправильно учили командные кадры, а именно:

1) Теоретическое обучение шло явно в ущерб практическому обучению. Опыт войны показал, что только те командиры оказались хорошими командирами, которые выросли на полевой работе, а не в кабинетах. Следовательно, главный упор в будущем должен быть в обучении командира — это работа в поле, в обстановке близкой к боевой.

2) Наши командиры очень плохо знали и знают технику (авиацию, артиллерию, танки и пр.). Нужно каждого командира, от командира батальона и выше, в будущем обязательно прикомандировывать в спец. части на 6-10 месяцев для капитального изучения сердца техники.

3) Волевые качества нашего командира — инициатива, уменье взять на себя ответственность — развиты явно недостаточно, а это очень пагубно сказалось на ходе войны в первый период. Следовательно, этот важнейший вопрос нужно решить так же капитально".

С конкретными предложениями Голикова — о сохранении максимального числа дивизий уменьшенного состава, о превращении управлений фронтов в управления военных округов и другими — Жуков согласился:

"Что касается Ваших соображений об оставлении возможно большего состава командного состава в рядах армии в мирное время, я считаю в основном их правильными, но при этом я только за оставление нужных и способных кадров, а не таких, как у нас были, вроде провалившихся".

Собственно, то, что кадры решают все, было хорошо известно. Но решают они только до той поры, пока их не начинают массово избивать, изгонять и заменять никчемными бездарями. Именно после этого и начинаются катастрофические поражения.