Скоро огромные паркинги заменят гаражи. И надо успеть сказать об этом российском феномене: гаражной дружбе и гаражной компании. О гараже — клубе и территории мужской свободы
Гараж всегда был чем-то очень личным, показателем успеха, славное звено в цепочке вожделенного: квартира — дача — машина — гараж. Но и общим чем-то тоже. Гаражная соборность, если хотите. В гаражи уходили общаться. Пить с мужиками, любить женщин, оттаивать и расцветать.
У тебя могло не быть машины, а ты шел в гараж — раздавить бутыль с корешем. Машина темнела и поблескивала рядом, словно ничейное божество.
Гараж всегда был таинственен и интимен, как внутренности человека: селезенка, или печень, или сердце даже. Здесь, хоть бы и горел яркий свет, держалась многозначительная тень. Гараж включал первобытный код. Напоминал пещеру древних. Иногда бывало так: мужики полдня возятся со своими железными животными, рыча и пачкаясь, а следующую часть выходного дня приходят в себя, пьют и хохочут, гордые, как охотники.
Гараж был зловещ и тревожен. Штаб маньяка с чудовищными инструментами и костями в углу под тряпками. Место роковых свиданий. Сколько раз было так: насладившись друг другом, зимние любовники засыпали в машине, и их убивал газ.
Гараж был демократичен. Но гараж дарил и счастливую возможность ощутить свою единственность — уединиться. Укрытие от работы, улицы, семьи. От государства. Русский человек любит компанию, но дорого ценит личную обособленность.
Сегодня в Москве их все меньше. Остатки в некоторых районах, например в Кунцеве. В детстве я застал их обилие. В гаражах играла музыка, звенели стаканы, сидели мои соседи. Соседка тетя Зоя подбегала и орала: "Егор! Ты охренел! Выходи оттуда!", но войти внутрь почему-то не решалась. Она долго и плаксиво орала у входа в пещеру.
Потом как-то весной ребятня из двора стала мыть машины. За мелкие деньги. Машины стояли возле гаражей, и радужная вода текла по улице. Я тоже несколько раз мыл, но как дурак за просто так — любуясь тем, что получается. Еще мы бегали по гаражам, бились палками и железными прутами, прыгали с крыши на крышу, один мальчик упал между стенок и застрял. Он долго там проторчал, но все закончилось хорошо. А потом гаражи снесли. Понаставили ракушки. Но и их снесли.
Недавно оказалось, что мой сосед снизу, пацаненок 16 лет, помешан на гаражах. Он дико ругается с родителями, нигде не учится, зато у него мотоцикл, и он обожает русский рэп. Денис тусуется под Москвой — в квартале гаражей, и однажды я поехал с ним из любопытства. Там, куда он меня примчал, в целом квартале гаражей оказалось неожиданно много молодых. Большинство молодые. "Куда вы дели дедов?" — хотел я спросить. Деда я нашел одного, спокойного и уверенного, он возился в "жигуле", никого не замечая, точно оглохший. Я заметил за пару часов и пару мужиков, они запирали тачки и быстро уходили, пряча глаза. А пацаны никуда не уходят. Пацаны тусуют в гаражах, но они и на улице возле гаражей тусуют. У одних — мотоциклы, у других — машины (многие разбитые или нелепо раскрашенные), четвертые просто на корточках сидят. Они веселятся, злятся, бранятся, пьют пиво. Вероятно, они что-то курят безумное. Подходят девчонки. Музыка гремит. Рэперы на дисках поют о ненависти к богатеям, сосущим нашу нефть. Это отдушина — свободная улица. Свободная от всех. Семьи, учебы, работы, государства.
А в больших городах строятся парковки. Подземные и многоярусные. Или уличные. Под камерами видеонаблюдения и охраной. Там не выпьешь, туда не приведешь подругу. По Москве заструился июньский пух, а вместе с ним нагрянули ночные неуловимые мстители. Они бегут с улицы бедняков на улицу богачей. Палят иномарки. Слишком дорогие. Стоящие под открытым небом. Или закидывают гайками и промасленными ключами. И убегают. В сторону своей улицы. Улицы гаражей.