Константин Тублин о том, как возник «Нацбест», кто им управляет и зачем он нужен его создателям.
Вы создали и спонсируете литературную премию, потому что ваш бизнес связан с литературой?
Я занимаюсь бизнесом уже 22 года. Первый мой бизнес — это было издательство, потом типография, но потом я от этого отошел и уже долгие годы даже не захожу в издательство. Оно как-то живет, а я занимаюсь другими вещами, вот и все.
То есть премия никакой пользы вам не приносит, но денег вам на нее не жалко?
Ну как не жалко — жалко, конечно. Глупо говорить, что не жалко. Я уже потратил на премию что-то около миллиона долларов за эти 11 лет. Конечно жалко. Но у каждого из нас есть какое-то личное понимание социальной ответственности, и у меня оно такое. Я считаю, что чтение — чрезвычайно важная вещь. Чтение, иностранные языки и математика просто физиологически развивают мозг. Наше правительство, у которого много не менее важных и более срочных дел, этого пока не понимает — руки не доходят, а у меня дел поменьше, поэтому у меня дошли.
«Социальная ответственность» — это как раз из правительственного лексикона; вы без иронии используете это выражение?
Я его, конечно, использую с иронией, но готов заменить на словосочетание «таковы мои личные убеждения», в котором иронии уже точно нет.
Кто вы по образованию?
Математик.
И в советское время занимались наукой?
Занимался.
Тогда откуда все это — деньги, книги?
Из кооперативного движения. Я создал первое кооперативное издательство в 1988 году, ну и все пошло-поехало.
Детективы печатали?
Первая книжка, которую мы издали, была «Ребекка» Дафны дю Морье. Потом был Дюма, потом еще что-то — деньги-бумага-деньги, вот и весь бизнес.
И все девяностые в Петербурге вы прожили как нормальный такой питерский бизнесмен, как в кино?
Да, с гранатой в кармане и с пистолетом за пазухой, буквально. Стереотипы довольно верны, потому что они же не берутся из воздуха, они берутся из реальной жизни.
Премию «Национальный бестселлер» вы придумали сами?
Да, премию придумал я, а окончательно ее отточили мы вместе с Виктором Топоровым.
И почему вы выбрали именно Топорова в партнеры?
Стечение обстоятельств абсолютное, потому что я хотел, чтобы он работал в «Лимбус Прессе» главным редактором, а он человек очень гордый, независимый, и считает себя таким рулевым нашей литературы, и мне показалось, что если придумать хорошую идею, зачем нам работать вместе, то эта идея поможет привести Топорова в издательство. Так и получилось. Сейчас он уже не работает там, но люди, которые покупали билеты в первый ряд, чтобы посмотреть на нашу ссору (поскольку Топоров поссорился в жизни со всеми абсолютно, с кем работал), так этого и не дождались. Мы с Виктором Леонидовичем были и, мне кажется, продолжаем оставаться в исключительно добрых и дружеских отношениях. Я считаю, что он внес в эту премию ничуть не меньше, чем я, может, даже и больше. Бессмысленно делить эту славу.
И разногласий у вас не бывает?
Единственный вопрос, в котором мы с Виктором Леонидовичем расходимся,— он пытается рулить литературой, хочет быть ее главнокомандующим. А я ему говорю: Виктор Леонидович, а премия-то уже больше не принадлежит нам с вами. Она отправилась в самостоятельную жизнь, это уже самостоятельная войсковая единица, нам не подчиняющаяся. А подчиняющаяся обстоятельствам войны или мира. Поэтому вы оставьте ее в покое, пускай она живет своей жизнью. Не надо никем командовать.
С самого начала недоумение вызывало название премии, потому что бестселлер — это все-таки то, что продается.
Не надо цепляться к словам никогда. Просто считайте, что это премия за лучшую книгу года, вот и все. Тогда была другая реальность — рынка не было, только что случился кризис; мы это задумали в 1999 году, запустили в 2000-м, первый раз присудили в 2001-м, книги тогда вообще не продавались. Мы считали, что открытая честная публичная процедура неизбежно повлияет на результаты продаж, и готовы были вкладывать свои деньги в это. Но обошлось, все прекрасно продается и так.
А остальные премии — как вы с ними сосуществуете, с той же «Большой книгой»?
Мы с ними никак не соотносимся, премии и премии. «Нацбест» — первая премия в году, «Большая книга» позже, поэтому даже если бы мы хотели на нее ориентироваться, мы бы не могли. Мы не можем больше влиять на литературный процесс, и я в этом смысле выступаю как идеальный спонсор: даю деньги — и не знаю на что.
В этом году председателем жюри «Супернацбеста» оказался Аркадий Дворкович. Впервые чиновник такого ранга сидел за одним столом с Лимоновым — были ли по этому поводу, ну не знаю, какие-нибудь звонки?
Я дружу с Эдуардом Вениаминовичем очень долгие годы, и у меня дома он сидит за столом и не с такими чиновниками.
Премия может себя исчерпать?
Только если закончатся деньги.
А может так быть, что вам просто вдруг перестанет быть интересно?
Спросите лучше, может ли так быть, что у меня закончатся деньги. Вот тогда премия закончится.
Я как раз думаю, что деньги здесь вторичны.
Нет, деньги первичны. Деньги всегда первичны, Маркса почитайте. Он не в последней инстанции истина, но он серьезный исследователь этих проблем.
Но вы допускаете, что вам станет неинтересно заниматься литературой, даже если деньги не кончатся?
Мне бы, конечно, хотелось, чтобы точно так же, как мы с Топоровым не управляем и не должны управлять никакими процессами, связанными с премией, нашелся какой-то спонсор и премия зажила своей жизнью.
Спонсор в виде государства?
Государство не нужно, оно не очень хороший спонсор, потому что государство — это такая абстракция, а за ней скрываются маленькие людишки, и от имени государства они рулят всеми делами, пороча святое чело государства. Нет, я имею в виду какую-нибудь крупную корпорацию, для которой премия была бы настолько ничтожной величиной, что она не вмешивалась бы в процесс. И дальше бы это ушло в свободное плавание и отвязалось бы от меня.
Но если вам, основателю премии, эта новая ее жизнь не понравится?
Вы родили ребенка, вы не спите ночей, растите его, потом даете ему образование, но жить-то он будет свою жизнь. Вам это может не нравиться, вы будете расстраиваться, но вы ведь не можете родить его обратно. Точно так же устроено все.
Премия была попыткой объединить расколотую литературу?
Нет, она была попыткой посмотреть поверх барьеров. Есть люди, которые придерживаются разных взглядов, и есть писатели, которые такие же люди и тоже придерживаются разных взглядов. И внутри этих взглядов есть тоже какие-то разные взгляды. А я сажусь за стол со всеми.
Чтобы что? Чтобы заработать?
Чтобы выпить. Или заработать.
А что первично?
Выпивка первична, деньги первичны, девушки первичны, дружба первична, а литература — это так, побочный продукт.