"В СССР была отличная музыка, о которой никто в мире не знал"

Российская наука еще с XVIII века имела ярко выраженный немецкий акцент. Поэтому нет ничего удивительного в том, что немалую часть основополагающих работ по русской культуре написали ученые германского происхождения. Наиболее полный для своего времени словарь русского языка составил датчанин Даль, фундаментальную работу по русским фамилиям написал немец Унбегаун, самую точную и подробную биографию Чехова — англичанин Рейфилд. Эту традицию продолжил немец Ульрих Хуфен, автор самой полной истории советской блатной песни.

Филолог-славист Ульрих Хуфен написал популярное исследование о блатной песне так, как это не сделал до него ни один российский автор. Ничего подобного почти академическому сочинению о блатной песне, точнее, об альтернативной, подпольной поп-музыке в СССР на книжном рынке до сих пор не было. После легализации блатного жанра в перестроечные времена не было недостатка и даже был переизбыток публикаций и книг о нем. Получился кризис перепроизводства, за деталями потерялась суть. Использовав технологии немецкой контекстуальной, конкретной журналистики, Хуфен создал вполне эпическое произведение. Четыре героя — Леонид Утесов, Аркадий Северный, Костя Беляев, Гарик Осипов возвышаются, как скалы, посреди океана андерграундной анонимности. Рядом появляются и исчезают фигуры второго плана, но без них не было бы первого: комический поэт с трагической судьбой Яков Ядов — автор суперхита "Бублички", талантливый продюсер и поэт Рудольф Фукс — "создатель" Аркадия Северного, штрафной бизнесмен и поэт Борис Тайгин, придумавший "Золотую собаку", лихой одессит Стас Ерусланов, продюсировавший "одесские гастроли" Северного. В своей работе Хуфен сумел подвести внятный культурологический итог 20-летней постперестроечной дискуссии о смысле и сути блатной — озорной, городской, дворовой — песни.

"Они просто пели что хотели"

В начале книги описывается ситуация: Сталин дает прием, там присутствует Утесов, и вождь говорит артисту: "Ну спой для нас южные песни!" Утесов немного шокирован, потому что в 1930-х годах уже как бы нельзя их петь, но все же он поет "Гоп со смыком". После этого блатные песни уходят в подполье вплоть до перестройки. Почему Сталин их запретил, хотя явно любил?

Они не соответствовали новой политике! Но официального запрета не было, по крайней мере мне о нем неизвестно. Просто само собой стало ясно: анархия южных песен не вписывается в новую консервативную фазу, наступившую через 15 лет послереволюционного хаоса. Сталинская реставрация потребовала нового искусства — неоакадемического по сути. Требовалось описывать мощь стальных комбинатов и биографии героев труда, а не каких-то сутенеров, крутивших шуры-муры с Марусями, Розами и Раями.

А как вышло, что вы, филолог из Германии, стали писать о блатных песнях?

Я изучал славистику и историю Восточной Европы, написал хороший диплом, я, так сказать, профессиональный литературовед и историк. Начинал карьеру в музыкальном журнале Spex из Кельна, в 1980-1990-х годах он был в Германии поистине легендарным. Мне было важно многое из того, о чем писали авторы круга Spex, но никто из них не интересовался происходящим в России. Взгляды их были устремлены на Запад: Франция, Англия, Америка, Ямайка. Там происходило все самое интересное в современном искусстве, а Россия была вне поля зрения этих западных немцев. Ну а я всегда интересовался Россией и свои культурологические интересы в западной культуре всегда старался соединить с тем, что творилось в России. И если посмотреть на то, чем вообще заняты в Германии слависты, то неудивительно, что именно я написал такую книгу. Нормальный профессор, со всем исследовательским аппаратом, со всеми своими сотрудниками, он таким смутным делом не занялся бы.

Они просто не интересуются тем, что выходит за рамки традиционной славистики?

Невозможно в этой системе координат сравнивать русскую блатную песню и, например, творчество московских концептуалистов. Хотя в американистике или англистике уже на протяжении многих лет считается совершенно нормальным специализация по поп-культуре. А слависты немного притормаживают. Наука должна быть занята высокой культурой, таков исходный пункт. От Достоевского и Тургенева до Владимира Сорокина и Андрея Монастырского. А что там люди пели, танцевали — это маргинальные темы. Но для меня все это пересекается: конкретная история, люди, песни — и определенный способ об этом говорить.

Один из главных героев вашей книги — Аркадий Северный принадлежит к табуированным фигурам, до недавних пор полузабытым, слишком маргинальным, чтобы тратить время на их изучение. И вообще, весь этот русский шансон...

А вот здесь уже начинается полное несовпадение. Потому что "русский шансон" — это новейшее понятие, в годы жизни Северного никто так не говорил. Никто! Это чистой воды маркетинговая находка 1990-х годов, когда в России не осталось запрещенных музыкальных стилей и жанров. И пришлось задуматься о том, как же теперь деньги на этом зарабатывать? Я, конечно, не присутствовал при этом, но предполагаю, что словосочетание "русский шансон" родилось как более нейтральное, менее вызывающее, чем "блатные песни". Так что вопрос определения не так прост. Никто из этих артистов не был ангажирован как профессиональный блатной певец на ставке в каком-нибудь ДК металлургов. Они просто пели что хотели. Северный пел огромное количество совершенно разных песен, можно сказать, он оставил целую русскую песенную энциклопедию ХХ и даже XIX века. Был у него, к примеру, альбом, кажется, назывался он "На московском дне", с кабацкими песнями. К этому добавляются песни ГУЛАГа, песни времен Гражданской войны, песни стиляжных времен, ну и конечно, настоящие блатные, одесские песни. Сами русские всегда мгновенно понимают, что к чему относится. Но никто не сможет дать исчерпывающее непротиворечивое определение. Должны ли эти песни повествовать о преступниках? Допустим, должны, а должны ли они исполняться только преступниками? Сочиняться ими? На самом деле это необозримое поле.

Никто из описанных в книге исполнителей не был преступником?

То, что они делали, с точки зрения власти, всегда было криминальным, ведь это было запрещено: нелегальное предпринимательство, спекуляция. Хотя Северный не был бизнесменом, в отличие от продюсеров Фукса или Ерусланова. Фактически его нанимали примерно раз в две недели, чтобы записать очередной новый альбом, и он получал за это относительно высокие гонорары. Но у него совершенно отсутствовало всякое экономическое чувство. И сколько историй есть о том, как на ветер выбрасывал Северный все свои заработанные деньги.

В книге он описывается как настоящая звезда рок-н-ролла.

Да он таким и был!

Его личная история лихого саморазрушения напоминает классических рок-героев — Джима Моррисона, Курта Кобейна. Вспоминаются Серж Генсбур и Леонард Коэн: согласно легенде, родители этих двух знаменитых артистов — простые одесские евреи...

Да, здесь возникают четкие параллели. Во всяком случае, все эти люди были в первую очередь артистами, а никакими не преступниками в истинно криминальном значении. Не то что воры-убийцы сели да спели пару песен в свободное от душегубства время. Нет, они занимались музыкой! Но в их время музыкой, как они ее понимали, можно было заниматься, лишь постоянно находясь одной ногой в тюрьме.

"Классная музыка, кайфовые люди — вот был мой отправной пункт"

Автор "Колымских рассказов" Варлам Шаламов резко выступал против любого заигрывания с блатной культурой. Вы цитируете его и полемизируете с писателем-лагерником?

Шаламов — крупнейший русский писатель, я его очень почитаю. Его позиция совершенно ясна. Но при этом он же написал эти рассказы, значит, интересовался этими вопросами. Он пробовал это понять и хотел крайне точно описать. И это ведь не случайность, что именно рассказы Шаламова относятся к столь малому количеству авторитетных источников о лагерной жизни. Осмелюсь предположить, что он отчасти нарочно заставлял себя занять столь негативную моральную позицию по отношению к предмету, который так его интересовал.

Конечно, Северный и прочие романтизировали блатной мир по-своему, это началось с 1960-х и продолжалось в 1970-х годах, когда, между прочим, преступность в СССР была относительно невелика по сравнению с дикими 1920-ми или сталинскими лагерями 1930-х годов. В середине 1960-х Ленинград был крайне спокойным городом, особенно по сравнению с Нью-Йорком. И там жили вот эти молодые парни, которые искали свой экшен. И они были бесстрашными — вот важный момент: отсидев за свои дела по несколько лет в тюрьме, они выходили и тут же принимались за старое. Они были неукротимы! Шаламов, проведший полжизни в лагерях, не раз находившийся на грани смерти, он относился к этому совершенно иначе, чем эти молодые ребята в 1963 году. А были и такие люди, как академик Лихачев, писавший о блатных песнях в своих мемуарах. Он не придавал этому такого значения, как Шаламов, описывал это скорее побочно. Да Лихачев и спеть мог! Он веселил свою дочь, позже вспоминавшую о его домашних "концертах", и уж точно не боялся, что сделает ее преступницей, спев одесскую песню. И так было, думаю я, со многими людьми в СССР.

Получается альтернативная советская история: в стороне от диссидентов и охранителей режима, где выпускались пластинки с рок-н-роллом и джазом "на костях", где в советских 1950-х работал подпольный лейбл "Золотая собака"...

И самое сумасшедшее в том, что именно эти люди составляли большую часть Советского Союза! Принято рассматривать его историю либо как историю коммунистического монстра, либо через самоотверженную борьбу немногих диссидентов. Шаблоны восприятия и сегодня заставляют нас думать об СССР в понятиях борьбы систем, социализм против капитализма и т. д. Но СССР был полон людей, чувствовавших себя в этой системе как рыба в воде, просто потому, что это была их жизнь, они не были фанатами Брежнева, но и на антисоветские демонстрации не ходили. Конечно, много вещей в своей родной стране они находили тупыми и мерзкими. И прежде всего — правительство! Как, наверное, делает любой нормальный житель в любой стране. Так сегодня и в Германии происходит, несмотря на то что это достаточно сбалансированная страна. Любой молодой человек, желающий добиться в жизни лучшего, прочитав пару книжек и немного оглядевшись вокруг, считает эту систему ужасной. И он не хочет ничего общего иметь с Ангелой Меркель и "Мерседес-Бенцем". Но никто же не скажет, что это антигерманские люди! Это немцы в Берлине, Лейпциге и Кельне, которые считают свое правительство идиотским. Они хотели бы больше курить травы, отменить деньги или что-то еще в этом роде, но это все совершенно нормально, и так же было когда-то в СССР, вот что важно. Страна не состояла из одних только бетонноголовых сталинистов и диссидентов, одинаково лишенных юмора и самоиронии. Все эти разделения на официальное и неофициальное, на диссидентов и коммунистов не соответствуют реальности и просто скучны. Все было интереснее и в литературе, и в музыке, и в архитектуре. Страна была больше и многослойнее, чем знали и знают на Западе. В СССР была отличная музыка, о которой никто в мире не знал. Вот почему я книгу стал писать! Классная музыка, кайфовые люди — вот был мой отправной пункт.

С середины 1960-х годов государство преследовало подпольную звукозапись. К началу 1980-х Костя Беляев умудрился распространить свою сеть услуг на весь Союз.

Вы сказали, что моя книга — это альтернативная история СССР, но это в не меньшей степени и история технического прогресса. Утесова мы знаем, потому что в его время возникла массовая граммофонная запись. Он воспользовался услугами передовой техники в 1932 году, и это первые записи блатных песен. Так технические изменения влекут за собой культурный передел. Благодаря радио, кино и звукозаписи Утесов приобрел тот масштаб, в котором он как артист нам знаком. Затем после войны были сначала записи "на костях", потом на самодельных пластиночных машинах. Потом, в конце 1950-х, все меняет появление магнитофона. Фукс сразу купил себе тогда такой магнитофон, несмотря на дороговизну. И вот уже вскоре многие люди могут тайно записывать у себя дома целые оркестры! Потом появились кассеты... История в моей книге заканчивается в общем-то в 1980-м году, когда умирает Северный, и в 1983-м, когда свой срок получает Беляев, хотя еще до этого он перестает делать новые записи, предпочтя свои гешефты. В четвертой главе о Гарике Осипове история продолжается уже в позднее послесоветское время. Но в жизни люди продолжали играть музыку и петь песни, только новая техника в этот раз уничтожила жанр — я имею в виду кейборд, клавиши, вот это вечное и бесконечное "умца-умца", коммерческий "русский шансон".

Можно долго рассуждать о том, насколько тексты современного русского шансона отличаются от того, что делал Северный, или спорить, насколько вообще личность Северного важна для современных представителей жанра, но я нахожу его — в первую очередь именно с музыкальной точки зрения — ужасным. Вспоминаю одно интервью с покойным Михаилом Кругом, в котором он рассказывает, как уважает Путина, государство и братков, живущих по понятиям. Все это пацанство неожиданно оказывается связанным с теми, кто у руля, у власти. И эти певцы становятся членами партии "Единая Россия" и сидят в Госдуме. Ни Северного, ни Беляева невозможно представить себе в этих официозных декорациях.

Но сегодня есть и другие артисты, в творчестве которых отзывается музыка Северного.

Я разговаривал как-то со Шнуром из группы "Ленинград", ясно, что он многие из тех старых песен впитал буквально с молоком матери. Но он рассказал, что, лишь когда он начал свой проект, кто-то дал ему записи Северного и Алеши Димитриевича. И он не должен был знать по именам этих исполнителей — их песни были повсюду! В Питере ходит даже легенда такая, что в "Ленинграде" одно время играл тот же барабанщик, что играл еще с Аркадием Дмитриевичем Северным. Но это вряд ли может быть правдой. Так вот, записывая свой альбом под названием "Второй магаданский концерт", Шнуров старался воссоздать тот дух, что живет в аранжировках 1970-х годов. "Блатные песни — это наш рок-н-ролл",— сказал мне Шнуров.

Фотографии предоставлены Ульрихом Хуфеном

Подписи

Для многих советских слушателей Аркадий Северный находился в одном ряду с американскими музыкальными иконами

Подпольные студии звукозаписи обычно оборудовались на частных квартирах, микрофоны подвешивались поперек помещения на растяжках, музыканты импровизировали, а певцы исполняли новые песни прямо с листа

Исполнитель "озорной песни" Костя Беляев (в центре с гитарой) в начале 1960-х годов собирал немало слушателей на импровизированных пляжных концертах

Аркадий Северный почти не давал настоящих концертов — пел либо по квартирам, либо для записи. Едва ли не единственное его живое выступление состоялось в московском кафе "Печора" незадолго до смерти