Передел алюминиевого рынка, за которым все наблюдали с начала этого года, имел малозаметный, но любопытный побочный эффект. А именно: не самый известный, но один из самых крупных собственников страны был вынужден добровольно расстаться с собственностью. Корреспондент "Власти" Владимир Гендлин отправился выяснить, что теперь делает бывший "алюминиевый король" — Михаил Живило.
Темная лошадка
До последнего времени МИКОМ не часто упоминался в центральной прессе. Удивительно, но ни сама компания, ни ее руководитель не были раскрученными "PR-брэндами". Сотрудники МИКОМа говорят: "Нас до сих пор с колбасой путают — да и пускай путают, нам-то что!" В пресс-службе МИКОМа мне рассказали, что однажды имели возможность ознакомиться со справкой о своей компании, составленной одним известным московским банком,— и даже там были неточно указаны данные по составу учредителей и акционеров.
Возможно, это оттого, что совладельцы этого ЗАО — несколько физических лиц — никогда не были публичными персонами. По данным Ъ, контрольный пакет акций МИКОМа принадлежит самому Михаилу Живило, крупный пакет — его старшему брату Юрию. А может быть, все дело в том, что непубличность, стремление держаться в тени и оставаться "темной лошадкой" — это часть корпоративной политики фирмы. Кстати, одна из фирм Живило на Московской бирже цветных металлов (братья Живило участвовали в создании МБЦМ в 1991 году) так и называлась — Dark Horse.
При этом какой-то особой скрытности как черты характера за Михаилом Живило никогда не водилось. В начале 90-х он, работая маклером на РТСБ, очень успешно вел торги, и, как вспоминают очевидцы, "умел держать аудиторию".
Тихий олигарх
МИКОМ арендует крыло в огромном здании президиума Российской академии наук. В том самом, с бронзовым "электронным мозгом" на крыше. Построенная несколько лет назад югославами башня показывает время обитателям Ленинского проспекта и посетителям Нескучного сада. Время, кстати, без десяти четыре, причем, похоже, всегда. Само здание движется в сторону Москвы-реки со скоростью 2 мм в год. Кто-то из пресс-службы показал на стеклянный потолок над лестничным пролетом и предложил заголовок для статьи:
— "Компания с прозрачной крышей"! А? Как вам? В том смысле, что мы очень открытые.
— А может быть, "со стеклянной крышей" — в том смысле, что хрупкая оказалась?
— "Со стеклянной" не надо.
Мы входим в кабинет шефа. Такое ощущение, что хозяин — спортсмен, охотник и коллекционер антиквариата. Куча сувениров, чучела зверей и птиц (подарки сибиряков), спортивные награды, картины. На самом видном месте — приз "Компания года". Присужден "За социальную ответственность в бизнесе".
Тихий олигарх — первое, что приходит в голову. Живило неестественно тих и мягок. Не по-нашему, не по-олигархски. Здоровый, крепкий мужчина 32 лет от роду, мастер спорта по плаванию — а разговаривает тихим, задушевным тоном. Будто боится поцарапать собеседника каким-нибудь резким замечанием. Или напугать. Никаких нелицеприятных выпадов ни в адрес своего конкурента Олега Дерипаски, ни в адрес Амана Тулеева или, скажем, Анатолия Чубайса. Хотя если бы вас нагрели на $500 млн годового дохода (оборот одного только НКАЗа), вы бы, ей-богу, обиделись. А он — нет: "Ну что поделаешь, сила силу ломит. Нам остается доказывать свою правоту в суде". Вот так спокойно и даже как-то беззубо.
Но не оставляет ощущение, что эта кротость обманчива. Например, начинает Живило рассказывать о своей любимой хоккейной команде — новокузнецком "Металлурге". До прихода МИКОМа на НКАЗ эта команда по эффективности напоминала завод: не лучшие позиции в лиге, тяжелое финансовое состояние. МИКОМ дал денег, освободил тренера от обязанностей финдиректора и предоставил "свободу творчества". И вот год назад, гордо рассказал Живило, "Металлург" вышел в лидеры регулярного чемпионата.
— А сами-то не пробовали играть в хоккей?
— Ну, может тренер и выпустит когда-нибудь на лед, но так... Разве чтоб морду кому-нибудь набить. Хоккеист-то из меня еще тот,— скромно отвечает Михаил Живило.
Вот версия Живило о причинах конфликта с Тулеевым. Причин три: ревность, жадность и страх перед политическими конкурентами. Мол, успехи МИКОМа в реализации социальных программ задели губернатора: обладминистрация в роли дарителя и благодетеля шахтерам и металлургам уже как бы и не нужна. Вторая причина: "Пока заводы 'лежали', они были никому не нужны, а как стали приносить прибыль, многим сразу захотелось наложить на них лапу",— говорит Михаил Живило. Так, в августе прошлого года МИКОМ отказался "отстегивать" в созданный губернатором фонд риска, что и переполнило чашу терпения Тулеева.
Наконец, компания МИКОМ стала набирать политический вес в области. Еще при Михаиле Кислюке случился конфуз: местная газета опубликовала рейтинг возможных претендентов на губернаторское кресло, в который включила Михаила Живило и вице-президента МИКОМа Дмитрия Чиракадзе. Кислюк насторожился, и пришлось долго убеждать его, что микомовцы не питают политических амбиций. Но при Тулееве эти амбиции МИКОМа уже не скрывались.
В прошлом году депутат Госдумы Владимир Семаго заявил, что деньгами на предвыборную деятельность КПРФ снабжают именно братья Живило (по слухам, еще в начале 90-х одним из акционеров МИКОМа был Виктор Илюхин). По этому поводу Аман Тулеев направил Геннадию Зюганову письмо с требованием рассказать народу правду: не финансируется ли КПРФ "грязными деньгами" группы МИКОМ.
Сразу заработал компромат, вспоминает Михаил Живило.
— Про нас стали писать, что мы воруем, вывозим капитал из области. Но как можно воровать с нищего завода, который ничего не производил до нашего прихода? Или воровать у самих себя — после того как мы стали владельцами?
Отбиваясь от обвинений в грабеже, Живило рассказывает о социальных программах МИКОМа в области. Финансирование детдомов и детсадов, лагеря для детей работников предприятий, отправка в Италию детей погибших шахтеров. В Новокузнецке МИКОМ покрыл бюджетный дефицит местного УВД в $700 тыс. — "чтобы у милиции был бензин в машинах и патроны в пистолетах". От соцпрограмм МИКОМа перепадало даже работникам других предприятий. Зачем это нужно было делать? Отвечает: "Чтобы в случае проблем на соседних предприятиях нас не накрыла волна разгневанных люмпенов. Мы просто ограждаем свой бизнес".
Для наглядности Живило подводит меня к карте и показывает стратегически важный географический объект — город Прокопьевск.
— Вспомните, как шахтеры перекрывали Транссиб. Думаете, у местной администрации не было средств выплатить зарплаты? Ерунда. Это просто демонстрация силы Москве: мол, область может перекрыть магистраль и разделить страну надвое. В принципе мы могли обеспечить поставки сырья для НКАЗа по обходному пути, но он идет через Прокопьевск. Чтобы застраховаться, мы инвестировали деньги в шахты Прокопьевска, и никто больше не садился на рельсы.
— Что же до помощи коммунистам,— говорит Живило,— то Кузбасс — промышленный район. Много ветеранов. И что же, мне увольнять или третировать хорошего специалиста только за то, что он всю жизнь строил коммунизм?
Кредитор с историей
— Как же завод оказался банкротом?
Ответ предсказуем. У каждого ведь своя правда: у губернатора — своя, у Олега Дерипаски — своя, у Михаила Живило — своя. Вот правда МИКОМа.
По мнению руководства компании, из 14 алюминиевых заводов страны НКАЗ имел самый высокий тариф на электроэнергию, не имеющий аналогов в мировой и отечественной практике. В течение четырех лет НКАЗ добивался снижения тарифов — и через региональную энергетическую комиссию области, и через арбитражные суды. Когда Дмитрий Чиракадзе попытался всерьез разобраться, откуда берутся такие тарифы, на него было совершено покушение в Москве. Любопытно, что "Кузбассэнерго" собственных требований не предъявляло, а лишь выступало в качестве третьего лица. В октябре 1999 года арбитражный суд Кемеровской области удовлетворил требования НКАЗа по снижению тарифов. Но когда началась борьба за выживание МИКОМа с НКАЗа, заводу сразу припомнили все "долги". 19 января "Кузбассэнерго" подало заявление в суд о признании НКАЗа банкротом, а через 30 минут (рекордный срок!) суд вынес решение. В течение следующего месяца, по версии МИКОМа, усилиями временного управляющего Сергея Чернышева была приостановлена отгрузка и реализация продукции, ограничено поступление сырья. Стоимость "зависшего" металла (на $52 млн) почти вдвое превышает сумму вмененной НКАЗу задолженности перед "Кузбассэнерго". Вывод: процесс о банкротстве НКАЗа — политический заказ, а дальнейшее развитие событий — криминальный захват одного из лучших предприятий отрасли.
Так же квалифицируют в МИКОМе и захват КМК. Если посмотреть на завод с птичьего полета — это огромный город из старых проржавевших корпусов, труб, цехов, складов, захламленных площадок. Маяковский обещал: "Здесь будет город-сад". Вырос жуткий город-монстр, заброшенный к тому же. Голливуду бы продать для фильмов ужасов. Областное начальство не знало, что делать с грудой оборудования 1930 года выпуска и с 35-тысячным коллективом, работавшим на этого монстра и кормившегося от него семьдесят лет. Пришел МИКОМ, пообещал поднять завод и выплатить долги по зарплате за девять месяцев. На следующий день возбудили 57 уголовных дел против менеджеров прежней администрации, расхитивших более $140 млн. Это было 11 августа 1998 года. А через неделю случился кризис. Но рабочим не объяснишь, что у Кириенко что-то там не сошлось с ГКО, поэтому зарплаты не будет. И натурально, день в день в заводоуправление приезжали ребята — два охранника и курьер с чемоданчиком, прикованным к руке. Долгожданная зарплата. Выплатили все долги по зарплате и больше ни разу не задерживали. Так же, как на НКАЗе и на шахтах Прокопьевска. Когда осенью 1998-го по всей стране шла Всероссийская акция протеста, рабочие НКАЗа вышли с гармошками и плакатиками типа "Да здравствует МИКОМ!".
Участники тех событий вспоминают, что первые месяцы менеджеры МИКОМа работали вахтовым методом: две недели в Москве, две недели в Кузнецке. А через год производство на КМК выросло в четыре раза. В этот-то момент и было принято решение о смещении временного управляющего КМК Сергея Кузнецова. Трудовой коллектив пытался вступиться за руководителя, но ОМОН быстро взял завод под контроль и арестовал Кузнецова за неподчинение решению суда.
— Можно ли сказать, что сделка по продаже акций НКАЗа была шагом отчаяния и попыткой найти влиятельных лоббистов, которые бы прикрыли МИКОМ в Москве? — спрашиваю я Михаила Живило.
— Можно.
— Может ли сделка сорваться из-за последнего решения арбитражного суда о введении временного управления под патронажем "Сибала"?
— Сделка началась, но не завершена. Новые владельцы оценивают ситуацию. Так что может и сорваться.
— О чем шла речь на переговорах с руководством "Сибала" и кто был инициатором встречи?
— Инициаторами были мы. Хотелось выяснить намерения конкурентов и найти возможности для компромисса. К сожалению, мы увидели стремление к безудержной и непримиримой экспансии.
— И как дальше будет жить МИКОМ? На чем будете делать бизнес? Не пострадало ли финансовое положение компании?
— Ни в коем случае. Мы инвестиционная компания и будем продолжать инвестировать в регионы. Но подробности проектов пока разглашать не хочу.
Михаил Живило извиняется: пора срочно бежать на игру (в тот день "Металлург" играл против "Динамо"). "Пять-минут-назад-олигарх" собирает свой внушительных размеров кейс — старый, с потрескавшейся кожей. Кейс этот, между прочим, ветеран с любопытной и славной историей. Купил его Живило на свою первую в жизни большую зарплату, которую получил на РТСБ. Тогда это было круто: необычный фасон, фактурный вид, а главное — натуральная крокодиловая кожа! Так ему сказали продавцы. И обманули: никакой это оказался не крокодил. Но с кейсом он так и не расстается.
Вот версия Живило о причинах конфликта с Аманом Тулеевым. Причин три: ревность, жадность и страх перед политическими конкурентами.
"Про нас писали, что мы воруем, вывозим капитал из области. Но как можно воровать у самих себя?"