Дело могущественных отравителей

15 тыс. ливров потратила на платье богатейшая парижская гадалка и ворожея Катрин Монвуазен — в XVII веке это была половина годового дохода не самой бедной семьи французских аристократов. Однако счастью и богатству Катрин пришел конец, как только полиция нашла источник ее состояния. Она отправилась на костер на Гревской площади, подобно средневековым колдунам и алхимикам. Но это не значит, что просвещенный век Людовика XIV стал свидетелем возрождения инквизиции. В ходе грандиозного процесса выяснилось, что Катрин Монвуазен была главным посредником в торговле снадобьями и ядами, с помощью которых французские аристократы получали наследство от состоятельных родственников и даже пытались обеспечить себе расположение короля.

Бытовая алхимия

В декабре 1678 года лейтенант конной стражи Франсуа Дегре получил донос от небогатого адвоката по имени Перрен. Доносов Дегре повидал на своем веку немало, ведь он был лучшим сыщиком Парижа и считался доверенным лицом самого Габриеля Никола де ла Рейни — генерал-лейтенанта парижской полиции. Однако в доносе мэтра Перрена было нечто такое, что заставило Дегре сразу же взяться за проверку поступившего сигнала.

Адвокат Перрен рассказывал, что накануне ему довелось ужинать в доме известной гадалки Вигуре, где среди приглашенных персон была Мари Босс, тоже гадалка. Эта тучная 40-летняя дама явно перебрала вина, и у нее развязался язык. В какой-то момент Мари со смехом проговорила: "Ну и работенка! И что за клиентура! Я вижу у себя одних только герцогинь, маркиз, князей и других сеньоров! Еще три отравления — и можно уходить на покой с богатством в кармане!" Шутка развеселила присутствовавших, но адвокат Перрен решил проявить бдительность и сообщить куда следует.

Лейтенант Дегре отнесся к доносу со всей серьезностью, потому что последние два года в Париже только и говорили, что об отравлениях, причем господин де ла Рейни требовал от своих подчиненных досконально расследовать каждое дело, в котором так или иначе фигурировали яды. Страх перед отравителями возник далеко не случайно, но об этом ниже.

Дегре решил взять болтливую гадалку с поличным. Он направил к мадам Босс жену одного из своих подчиненных. Женщина сказала гадалке, что хотела бы избавиться от надоевшего мужа, и та обещала помочь. Через несколько дней Мари Босс вручила жене полицейского баночку с ядом. Дегре немедленно доложил обо всем генерал-лейтенанту полиции, и де ла Рейни приказал действовать. Мари Босс и несколько ее родственников были арестованы. Вскоре под замком оказалась и Вигуре, в доме которой проходил памятный ужин.

Арестованные недолго запирались. Выяснилось, что Вигуре и Босс активно занимались алхимией, причем поискам философского камня предпочитали приготовление всевозможных ядовитых зелий. Мари Босс, например, получала свои эликсиры прямо на кухне, вываривая их в кастрюле с добавлением цикуты, ртути и неочищенной азотной кислоты. Но следствие больше всего интересовали не химические реакции, а имена заказчиков. Среди покупателей ядов оказалось несколько знатных дам, что крайне встревожило де ла Рейни. Постепенно всплывали подробности, от которых бросало в дрожь даже бывалых полицейских.

В особенности потрясла следователей история Маргариты де Пулайон, жены управляющего водами и лесами области Шампань. Мадам де Пулайон считалась одной из самых красивых женщин своего времени, а ее муж был богат и весьма немолод. Однако Маргарита не собиралась ждать, когда ее супруг отойдет в мир иной. Она была до безумия влюблена в молодого красавца маркиза де Ривьера, который жил за счет своих многочисленных любовниц. Маргарита боялась, что маркиз ее бросит, и оттого отдавала ему все деньги, какие только могла наскрести. Вскоре господин де Пулайон заметил, что жена транжирит его средства, и запер всю наличность в шкатулке. В отчаянии Маргарита в один прекрасный день продала всю мебель из дома, включая собственную кровать. Престарелый муж был в ярости, но так ничего и не предпринял — он слишком любил свою молодую жену и не мог на нее долго сердиться.

Между тем мысль о запертой шкатулке с деньгами не давала Маргарите покоя. Для начала она задумала инсценировать ограбление и обратилась за помощью к своей старой знакомой Мари Босс, у которой не раз приобретала гороскопы. Босс помогла изготовить дубликат ключа и, вероятно, нашла людей, сыгравших роль грабителей. Преступники влезли в дом, но ключ-дубликат сломался в замке, и шкатулка осталась невскрытой. Тогда Маргарита заказала у Босс снотворное, чтобы усыпить мужа, украсть его ключ и открыть вожделенный ларец. Босс поколдовала над кастрюлей и вскоре изготовила зелье, которое так сильно воняло, что подмешать его в еду или питье было решительно невозможно. Наконец, Маргарита прибегла к крайней мере — вознамерилась убить мужа с помощью яда. Босс сварила новое зелье, но снова сработала весьма грубо. Господин де Пулайон почувствовал, что одно из блюд имеет странный привкус, и жена тут же выбросила тарелку с отравленной едой в окно. После этого кто угодно насторожился бы, но только не наивный управляющий водами и лесами Шампани.

Маргарита де Пулайон выказала недюжинное упорство. Она снова обратилась к Босс, и та порекомендовала верное и проверенное средство. Нужно было натереть низ ночной рубашки мужа смесью из мыла и мышьяка. Всего несколько ночей в такой рубашке — и несчастный умер бы, покрытый язвами. По счастью, хитрости Маргариты были шиты белыми нитками. Вся прислуга в доме знала, что она пытается отравить мужа, и кто-то из горничных донес де Пулайону на коварную жену. Маргарита была заточена в монастырь, а тут подоспел и ордер на ее арест, подписанный де ла Рейни.

Тем временем Вигуре и Босс продолжали давать показания, и в деле всплывали все новые имена. В поле зрения следствия попала очередная гадалка и колдунья Катрин Монвуазен, которая тоже торговала ядами, причем в клиентах у нее ходил чуть ли не весь Версаль. А вскоре был арестован и бывший любовник Монвуазен — некий Лесаж, оказывавший магические услуги, включавшие гадание, привороты и общение с дьяволом. Лесаж был очень зол на Монвуазен — та в свое время выдала его полиции, и он провел несколько лет на галерах. Теперь этот потрепанный жизнью колдун был готов сдать всех и каждого и с особой охотой говорил о своей бывшей пассии.

Материалы следствия множились, и вскоре обо всем пришлось докладывать королю. Людовик XIV пожелал, чтобы скверна была выжжена каленым железом, и приказал основать особый трибунал, который судил бы отравителей, торговцев ядами и святотатцев, вступивших в сговор с сатаной. Трибунал назвали Огненной палатой в память об органе, каравшем ведьм и еретиков в Средние века. Предполагалось, что итог судилища будет таким же: сожжение на костре опаснейших врагов веры и престола. Первое заседание палаты состоялось 10 апреля 1679 года. Так начиналось знаменитое дело о ядах — самый скандальный процесс эпохи "короля-солнца".

Маркиза и капитан

У дела о ядах был пролог — история, нашумевшая на всю страну. Все началось с того, что в 1675 году после продолжительной болезни скончался шевалье Годен де Сен-Круа, имевший чин капитана королевской гвардии. В квартире, которую снимал офицер, были обнаружены предметы, весьма необычные для жилища бравого вояки. Оказалось, что де Сен-Круа располагал настоящей алхимической лабораторией с ретортами и перегонными кубами. Полиция опечатала квартиру покойного, но какие-либо следственные действия не предпринимала, поскольку шевалье скончался от естественных причин. Внезапно к королевским приставам явился лакей из дома маркизы де Бренвилье по имени Лашоссе, который потребовал доступа в опечатанное помещение. Слуга уверял, что у де Сен-Круа хранились его деньги, и просил позволения забрать их. Чиновники, разумеется, лакею отказали, но решили повнимательнее присмотреться к жилищу покойного офицера.

В кабинете де Сен-Круа была найдена шкатулка со склянками, наполненными какими-то веществами, а также письма маркизы де Бренвилье и записка самого умершего капитана, в которой он сообщал, что маркизе принадлежит все содержимое шкатулки, каковую и просил передать ей в случае своей смерти. Полицейские были заинтригованы и стали испытывать вещества из склянок на кошках и собаках. Подопытные животные издохли, и у полиции не осталось сомнений, что де Сен-Круа готовил в своей лаборатории яды и что маркиза де Бренвилье как-то со всем этим связана. Когда же лакей Лашоссе снова явился с просьбой пустить его в опечатанное помещение, ему рассказали про интересную шкатулку. Лашоссе побледнел и бросился бежать со всех ног. После этого у полиции возникло острое желание тесно пообщаться и со слугой, и в особенности с его титулованной хозяйкой.

Капитан де Сен-Круа и маркиза уже попадали в поле зрения блюстителей порядка за десять лет до описываемых событий. В 1651 году 21-летняя Мари Мадлен Дре д'Обре вышла замуж за маркиза де Бренвилье, и, казалось, брак был весьма удачным. Маркиз имел 30 тыс. ливров годовой ренты, а Мари Мадлен получила от своего отца, служившего заместителем судьи, огромное приданое — 200 тыс. ливров. Однако маркиз был большим мотом, так что семейные богатства быстро таяли. К тому же ему было чуждо понятие супружеской верности. Мари Мадлен, устав от бесконечных измен мужа, нашла утешение в объятиях блестящего капитана де Сен-Круа, у которого не было ни денег, ни титула.

Супруги де Бренвилье открыто изменяли друг другу и не видели в этом ничего плохого. Маркиза не стеснялась появляться на людях в обществе своего любовника, что шокировало высший свет и крайне огорчало ее отца, человека строгих нравов. Господин Дре д'Обре пожаловался на распутную дочь в полицию и потребовал арестовать ее любовника, если они снова покажутся вместе. Полиция уважила просьбу видного судейского чиновника: в 1665 году де Сен-Круа был задержан в карете маркизы де Бренвилье и препровожден в Бастилию. В тюрьме офицер сошелся с итальянским алхимиком Экзили, который имел репутацию искусного отравителя. У него-то де Сен-Круа и научился азам этого ремесла. Выйдя из Бастилии, он занялся производством ядов, которые шли нарасхват у парижан. Вскоре среди клиентов Сен-Круа оказалась и его титулованная любовница.

Маркиза де Бренвилье не желала, чтобы отец вмешивался в ее личную жизнь. К тому же маркизе очень хотелось поскорее получить наследство, поскольку ее муж уже успел промотать большую часть своего состояния, да и сама она привыкла швыряться деньгами. В последние годы де Бренвилье пристрастилась к выпивке и азартным играм, да и де Сен-Круа постоянно тянул из нее деньги, так что смерть отца была бы очень кстати. Мари Мадлен задумала его отравить и реализовала план с помощью порошков своего любовника. Вскоре на службе у господина Дре д'Обре появился лакей, подкупленный маркизой. Слуга регулярно подмешивал яд ему в еду, от чего здоровье старика пошатнулось. Когда же Дре д'Обре стало совсем худо, в замок к нему примчалась взволнованная маркиза. Мари Мадлен убедительно исполняла роль заботливой дочери и, наконец, улучив момент, подала отцу бульон с последней порцией отравы. Господин Дре д'Обре скончался в страшных мучениях, но вскрытие не выявило следов какого-либо яда.

Наследство оказалось не таким уж и большим — Мари Мадлен пришлось делить его с двумя старшими братьями, которые, как и покойный, занимали высокие судебные должности. К тому же Дре д'Обре завещал им следить за нравственностью сестры, что ее совершенно не устраивало. Поэтому пришлось отравить и обоих братьев. На сей раз яд подмешивал другой лакей — упомянутый Лашоссе, который потом пытался заполучить шкатулку с отравляющими веществами.

Готовя убийство родственников, маркиза испытывала яд на своих слугах и пациентах больницы, которую посещала в благотворительных целях. Несколько пациентов умерло. Увлекшаяся де Бренвилье решила отравить еще и свою сестру-монашку, надоедавшую ей чтением морали, а также собственную дочь, "потому что она дура". К счастью, этим планам было не суждено осуществиться. Узнав, что заветная шкатулка с ядами попала в руки полиции, маркиза ударилась в бега. Она уехала в Англию, а оттуда во Фландрию, находившуюся под контролем испанцев. Укрывшись в одном из монастырей в Льеже, де Бренвилье пробовала замолить грехи и даже написала пространную исповедь с изложением всех своих ядовитых подвигов. Это было роковой ошибкой. Французская полиция выследила маркизу, и вскоре в ее убежище явился сам лейтенант Дегре, чтобы произвести арест. Испанские власти дали добро на проведение операции.

Отравительница предстала перед судом в Париже, улики против нее были неопровержимыми. Во-первых, у обвинения имелись показания Лашоссе, которого к тому моменту уже поймали и колесовали. Во-вторых, ее изобличала письменная исповедь. Наконец, маркиза, уставшая от преследования, во всем призналась на допросах, надеясь таким образом получить прощение на Страшном суде. 17 июля 1676 года маркизу де Бренвилье подвергли пытке, а затем обезглавили.

Добрая Соседушка

Дело де Бренвилье глубоко потрясло современников, ведь у многих были родственники, мечтавшие о наследстве, у многих были нелюбимые мужья и жены, соперники на карьерной лестнице. Французы всерьез опасались быть отравленными, и страх этот не был беспочвенным. В 1673 году исповедники собора Парижской Богоматери доносили властям, что большая часть тех, кто исповедуется им в течение более или менее долгого времени, признаются, что кого-то отравили. Медицинская наука в те времена находилась в зачаточном состоянии, так что установить, что больной умер от яда, было почти невозможно. Между тем приобрести "эликсир наследства", как тогда называли отраву, было проще простого, благо в Париже проживало множество знахарей, алхимиков, колдунов, гадалок и прочих носителей тайных знаний. Заезжий иностранец отмечал, что в столице Людовика XIV "алхимиков больше, чем кухарок". И почти все они либо сами умели готовить яды, либо знали, у кого их можно достать.

Страх перед "эликсиром наследства" проник в высшие эшелоны государственной власти. Могущественный военный министр маркиз де Лувуа требовал от Габриеля Никола де ла Рейни тщательного расследования всех преступлений, связанных с ядами, и шеф полиции старался изо всех сил. В 1678 году де ла Рейни улыбнулась удача. Его подчиненные выловили целую шайку алхимиков, которые пытались синтезировать серебро и золото. Успехи в деле трансмутации были более чем скромными, и алхимикам нужно было как-то зарабатывать на жизнь. Поэтому они наладили изготовление ядов на заказ, а также чеканку фальшивых монет. Примечательно, что во главе преступного сообщества стоял богатый банкир Каделан, который сбывал фальшивые деньги и организовал поставку французских ядов за рубеж. Карьеру Каделан начинал скромным помощником королевского финансиста, но затем сумел проложить себе путь наверх, отравив начальника. После создания Огненной палаты дело алхимиков объединили с делом о ядах.

В ходе процесса перед публикой предстала череда колоритнейших персонажей — колдунов, гадалок, акушерок, делавших подпольные аборты, священников, служивших черные мессы. Наибольшую известность приобрела Катрин Монвуазен, чью фамилию острословы сразу же сократили до Вуазен, что значит "соседушка". Это была невежественная женщина 42 или 43 лет (точно она не знала), предлагавшая весь спектр оккультных услуг. Она гадала, торговала приворотными зельями и амулетами, а также провоцировала преждевременные роды у дам, желавших избавиться от нежелательной беременности. Если родившийся подавал признаки жизни, добрая христианка Катрин его крестила, а потом отдавала кладбищенскому сторожу, чтобы тот закопал тело. Мертворожденных она сжигала в особой печи у себя дома. Если же кому-то не терпелось избавиться от врага или получить наследство, Соседушка всегда была готова раздобыть подходящий яд. Ее услугами, в частности, воспользовалась госпожа де Дре, жена парламентского докладчика, которая отправила на тот свет двух своих бывших любовников и, надо полагать, еще несколько человек. Жена председателя первой судебной палаты мадам Леферон избавилась с помощью Соседушки от мужа. Когда Катрин Монвуазен спросила, помогла ли ее склянка, Леферон ответила: "Помогла не помогла, однако он сдох!"

Монвуазен была не просто торговкой ядами, она была главной посредницей в этой торговле. В ее салон приходили представители элиты общества, а она сводила их с шарлатанами и кудесниками или же доставала на заказ подходящую отраву. Доходы Соседушки были весьма велики. Однажды, например, Монвуазен заказала себе "царское платье", расшитое двуглавыми орлами, которое обошлось ей в 15 тыс. ливров. Напомним, что годовой доход маркиза де Бренвилье составлял 30 тыс. ливров. Впрочем, деньги у Катрин Монвуазен обычно не задерживались, большую их часть она спускала на алкоголь и многочисленных любовников. Среди возлюбленных гадалки был парижский палач Андре Гийом, снабжавший ее жиром повешенных, необходимым для ритуалов черной магии.

Не менее отвратительными персонажами оказались престарелый священник Гибур и упоминавшийся уже колдун Лесаж. Оба устраивали черные мессы и помогали парижской аристократии пообщаться с сатаной. Оба тесно сотрудничали с Монвуазен и другими фигурантами громкого дела. В общем, де ла Рейни удалось вскрыть настоящее оккультное подполье, завязанное в своей деятельности на интригах и семейных тайнах высшего света.

Общество было шокировано разоблачениями. Всеобщий страх перед отравителями превратился в натуральный психоз, молва списывала на отравление каждую необычную смерть. Рассказывали, как один парижанин упал в обморок и его тут же потащили в анатомический театр на вскрытие. "Отравленный" воскрес, как только его живота коснулся нож. Современник писал: "Каждый глаз не спускал с соседа, и даже члены одной семьи подозревали друг друга... Брат или сестра не решались есть или пить то, что им подавали другой брат или другая сестра".

Истина где-то рядом

С первых дней следствия стало ясно, что дело о ядах может легко превратиться в политический процесс. По крайней мере, тот, кто допрашивал узников Венсенского замка и Бастилии, всегда мог надеяться получить убийственный компромат на кого-то из влиятельных особ. Создание Огненной палаты было инициировано военным министром Лувуа, а следствием руководил де ла Рейни, который во всем слушался главного силового министра страны. Охрана, стерегущая арестованных, также подчинялась Лувуа, так что министр имел все возможности для того, чтобы манипулировать процессом, и эти возможности он не упустил.

В начале процесса Лувуа явился в Венсенский замок и лично допросил Лесажа. После этого визита колдун проявил редкую словоохотливость. Временами Лесаж слишком увлекался — настолько, что, кажется, воображал себя прокурором. В одной из своих записок-обращений чернокнижник писал: "Не должно быть никакой пощады в деле, связанном с ядами, ни к тем, кто ими торговал, ни к тем, кто дозволял это". С той же самоуверенностью и апломбом обличителя Лесаж оговорил маршала Люксембурга — старого соперника Лувуа на военном поприще. Маршал был обвинен в связях с дьяволом и прочих ужасах. Многие аристократы, проходившие по делу о ядах, предпочли бежать из страны, но только не Люксембург. Полководец сам явился в Огненную палату и был заключен под стражу. Однако обвинения против маршала рассыпались в суде, и его пришлось выпустить. Между тем обвиняемые продолжали обвинять, причем большая часть подозрений касалась врагов министра Лувуа или их родственников.

Главным соперником Лувуа при дворе был министр финансов Жан-Батист Кольбер. В партию Кольбера входила бывшая фаворитка Людовика XIV, знаменитая госпожа де Монтеспан, одно время считавшаяся некоронованной королевой Франции. К началу дела о ядах ее отношения с королем уже закончились, но Людовик по-прежнему питал к ней глубокое уважение, и ее влияние в придворном мире все еще было велико. Тем временем фигуранты громкого дела, похоже, смекнули, кого надо обвинять, чтобы остаться в живых или хотя бы оттянуть день неизбежной расплаты.

Гадалки-отравительницы Монвуазен, Босс и Вигуре были скоропостижно приговорены к смерти и отправились на костер. Но дочь Катрин Монвуазен, помогавшая матери, все еще давала показания, да и другие арестанты не молчали. Вскоре выяснилось, что две камеристки мадам де Монтеспан частенько захаживали к Монвуазен, да и сама мадам, видимо, посещала гадалку. Священник Гибур давал и вовсе пугающие показания. Он утверждал, что трижды служил черные мессы для некой дамы под вуалью, которую называли госпожой де Монтеспан. Дама эта просила у сатаны вернуть ей расположение короля. Дело усугублялось тем, что каждую мессу Гибур приносил в жертву ребенка. Другие обвиняемые показали, что де Монтеспан покупала шпанскую мушку и прочие афродизиаки, а также приворотные зелья, которые якобы предназначались для короля. Опоить монарха возбуждающим средством без его ведома являлось чудовищным преступлением, но и это было не все. Возникло подозрение, что де Монтеспан пыталась отравить одну из новых фавориток Людовика XIV — герцогиню де Фонтанж или даже самого короля, раз уж он навсегда забыл о своей прежней любви.

Обвинения против бывшей фаворитки множились с каждым днем, что приводило де ла Рейни в ужас. Свои душевные муки шеф полиции тайком изливал на бумаге: "Я осознаю свою слабость. Вопреки моей воле свойства "особых фактов" вселяют столько страха в мой дух, что я перестаю соображать. Эти преступления пугают меня". Тем временем король уже был не рад, что сделал процесс публичным. Имя де Монтеспан пока значилось лишь в секретных протоколах, но Людовик XIV не мог допустить, чтобы оно когда-либо всплыло в связи с таким грязным делом. Кольберу падение бывшей королевской любовницы тоже было совершенно невыгодно. Министр финансов нанял лучших адвокатов, которые составили для короля подробный доклад, доказывающий абсурдность обвинений против де Монтеспан. И действительно, самые страшные из них выглядели неубедительно. Зачем, спрашивается, бывшей фаворитке убивать короля, ведь тогда она лишится остатков влияния.

Под подозрение попала и другая бывшая возлюбленная монарха. Олимпия Манчини, графиня де Суассон, якобы приобрела яд у Монвуазен, чтобы отравить соперницу — Луизу де Лавальер. В результате Людовик XIV организовал "бегство" графини из страны и даже устроил "погоню".

В конце концов король потребовал закрыть дело и распустить Огненную палату. Принципиальный де ла Рейни умолял его не делать этого, ведь казематы Венсенского замка все еще были полны отпетых негодяев. В итоге пришли к компромиссу. 21 июля 1682 года Огненная палата была распущена, но самых опасных обвиняемых решили не выпускать из тюрьмы. Многие алхимики и колдуны, включая Лесажа и Гибура, остались в заключении до конца своих дней. Невиновные, но знавшие слишком много, отделались изгнанием. Один шевалье, деливший камеру с Катрин Монвуазен и наслушавшийся от нее много такого, чего знать не следует, получил пожизненную пенсию с условием, что навсегда покинет Францию.

Всего за годы работы Огненной палаты было казнено 36 человек, но это были безродные торговцы ядами, а не титулованные отравители. Так, мадам Леферон была осуждена на девять лет ссылки и штраф 1,5 тыс. ливров, мадам де Дре и вовсе вышла из тюрьмы уже в 1680 году. Только Маргарита де Пулайон, так и не сумевшая отравить мужа, села пожизненно. Но столь жесткий приговор был вынесен по ее же просьбе. Отравительница раскаялась и решила претерпеть муки в этой жизни, чтобы не попасть в ад. Против госпожи де Монтеспан, разумеется, не выдвигалось никаких обвинений, но графиня де Суассон так и не вернулась во Францию. Всего по делу о ядах было арестовано 319 человек, а официально оправдали лишь 30.

Дело о ядах надолго отравило жизнь Людовика XIV. Этот могущественный монарх внезапно осознал свое бессилие перед злом, которое намеревался искоренить. Слишком уж близко к его трону стояли главные подозреваемые. По делу проходили одна принцесса, четыре герцогини, три герцога, две графини, три маркиза, одна виконтесса и множество дворян без титула. Покарать их означало нанести чудовищный удар по опоре монархии. Но и забыть о случившемся "король-солнце" не мог, по крайней мере пока был жив Габриель Никола де ла Рейни, хранивший компромат на половину французской аристократии.

14 июня 1709 года генерал-лейтенанта полиции не стало, а 13 июля того же года король затребовал все его бумаги, имевшие отношение к делу о ядах. Король лично сжег в камине секретные документы и, кажется, вздохнул с облегчением. Он не знал, что де ла Рейни приберег подробную опись всех материалов следствия и конспекты всех протоколов, так что подробности скандального процесса навсегда остались в истории.

Кирилл Новиков