Вчера в Казани началось опознание погибших пассажиров затонувшего теплохода "Булгария". Извлеченные из воды тела доставляют в морг республиканского Радиологического центра, где с родственниками погибших работают следователи и психологи. С места событий передает спецкорреспондент "Ъ" ОЛЕГ КАШИН.
У стены казанского речного вокзала лежат цветы — совсем немного, букетов пять — и несколько детских игрушек. Над этим маленьким мемориалом на стене наклеено несколько листов бумаги со списками пассажиров и членов экипажа "Булгарии". Рядом с некоторыми фамилиями — пометка "спасен", но таких пометок немного. Больше бросается в глаза совпадающая у каждого второго дата рождения — 30 декабря 1999 года. "Это чтобы было понятно, что ребенок, поэтому девяносто девятый год",— объясняет сотрудница мобильного центра помощи республиканского Минздравсоцразвития. Центр находится на борту пришвартованного у причала номер 9 прогулочного теплохода "Москва-122", и зачем он здесь нужен, его сотрудницы и сами не могут объяснить — накануне, когда на речном вокзале встречали теплоход "Арабелла" со спасенными пассажирами "Булгарии", здесь падали в обморок родственники погибших, и никто им даже чаю не мог налить, а теперь — есть и чай, и психолог, но это уже никому не нужно. Списки погибших читают только зеваки, а больше никого нет, и на "Москву-122" никто не заходит. Главное место связанных с "Булгарией" событий переместилось к городской больнице номер 15, но не в саму больницу, как почему-то говорят в новостях, а в находящийся по соседству Республиканский радиологический центр, моргу которого временно присвоено нейтральное имя "Центр ожидания", но это название звучит еще более жутко, чем "морг", потому что ожидают здесь тела для опознания. От двора больницы "Центр ожидания" отделен трубой какого-то газопровода, и у входа в морг труба изгибается, образуя арку, в которую постоянно заходят плачущие женщины и мужчины.
— Бегала домой за фотографиями племянницы,— говорит 48-летняя Александра, у которой на борту "Булгарии" была сестра с десятилетней дочкой. Сестру спасли, дочку нет, и это самая распространенная история, и Александра, как и все, плачет, когда говорит об "игровой комнате", в которой были собраны все находившиеся на борту дети от 4 до 13 лет.
— Сестра сейчас дома с нервным потрясением,— рассказывает женщина,— а племянницу пока ищут. Она оставила дочку в той каюте, сама пошла к себе в трюм отдыхать. И к ней подруга с палубы прибежала, говорит — пароход тонет. Сестра надела обувь и побежала за дочкой. Идет на палубу по лестнице, там такой узкий проход, а в нем уже вода. Решила, что все, утонула. А пароход потом качнуло, и открылся воздух, стало можно выйти. Она вышла на палубу, и тут ее волной смыло за борт. Я спросил — то есть сестра оказалась в воде, так и не увидев дочку? Александра вдруг удивилась: — В какой воде? Они все в мазуте плавали, там мазут разлился, и они все были в мазуте. А пароход кувырнулся и ушел, за две минуты утонул.
Вчера после восьми часов вечера в "Центр ожидания" должны были привезти для опознания то ли 12, то ли 44 (почему-то звучали именно такие цифры) тела, но к половине девятого так никого и не привезли — опознано к этому моменту было только шесть человек. Опознавали так: тела фотографировали в морге, потом родственников по одному заводили в кабинет, в котором работает следователь, он показывал фотографии, и если родственник узнавал кого-то, то родственника вели уже в морг для официального опознания. Свидетельства о смерти оформляли прямо там же. Но до этой стадии дошли пока только шесть семей, остальные слоняются по холлу, кто-то плачет, кто-то звонит по телефону и кричит кому-то: "Не волнуйся".
Рустем Габитов говорит, что смеялся над своей свояченицей, 42-летней Зухрой Сабировой, когда узнал, что она собирается ехать с дочкой Эльвирой отдыхать на водохранилище. Зухра работала поваром в санатории "Ливадия" на берегу этого же водоема и, наверное, могла бы выбрать для отдыха какое-то другое место. "Надо было ее отговорить,— вздыхает Рустем, но сам понимает, что ничего бы у него не вышло: — Путевка стоила 1700 рублей, она мне еще говорила — очень дешево". В руке у него файлик с двумя фотографиями. На одной 12-летняя Эльвира одна, на второй — вдвоем с мамой. О судьбе обеих ничего не известно.
— Я вчера "Арабеллу" (судно, доставившее в Казань спасенных с "Булгарии".— "Ъ") встречал,— говорит 22-летний Кирилл, сопровождающий на опознании друга, потерявшего маленькую сестру,— и у всех встречающих одно и то же: жена и дочка, жена и дочка. Среди спасенных видел одного грудного ребенка и одну девочку, наверное, двух лет. Больше детей не было, все погибли.
В холле появляется женщина в красной куртке с греческой буквой "пси" на груди — психолог из Москвы. Красная куртка и листы бумаги в руках — люди распознают в женщине человека, который может что-то знать, и окружают ее плотным кольцом.
— Товарищи, честное слово, у меня ничего нет,— кричит психолог.— Этот список я сама распечатала из интернета, вы все его видели!
— Покажите! — кричат ей в ответ, и она поднимает над головой свои листы. Люди видят, что некоторые фамилии помечены синим, и начинают шуметь.
— Я сама, сама для себя пометила синим детишек, честное слово! — кричит женщина и пытается уйти. Родственники не отпускают. Представиться женщина отказалась, но она — один из четырех приехавших в Казань сотрудников Института Сербского. Возглавляет группу и. о. директора института главный психиатр России Зураб Кекелидзе. Сегодня он возвращается в Москву — говорит, что делать ему здесь нечего, "в Казани и так хорошая школа психиатрии, очень хорошие традиции, Бехтерев ведь из Казани". Зураб Кекелидзе рассказывает, что у людей, которые потеряли "значимого близкого", случается психическое расстройство, которое хорошо изучено и "которое проявляется почти одинаково у всех".
— На этапе опознания всегда выделяется группа близких, которая боится прямого опознания, боится упасть в обморок, не хочет смотреть на тело, не верит, что сможет узнать. Из этой группы потом возникают упреки следователям, требования эксгумации и так далее. Поэтому на этом этапе психиатр должен работать с каждым. Одновременно возникает так называемый этап отрицания. Сегодня очень наглядно было — одна девушка подошла к следователю и спрашивает, правда ли, что кто-то мог доплыть до островов и спастись. Я ей очень строго сказал: мы проверяли острова, там никого нет. Официальные лица удивились и напряглись, но я им потом объяснил: ненужная надежда мешает. Человек потом продаст все, наймет жуликов и будет искать эти острова всю жизнь.
Сегодня опознание погибших продолжится.