Выставка искусство
Запасы забытых имен раннесоветского искусства кажутся неисчерпаемыми. Юрий Великанов, умерший от туберкулеза в 1934 году, полгода не дожив до 30 лет, очередной пример разностороннего профессионала на службе молодой республики. На выставке его работ побывал ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Худая фигура в клетчатом костюме и мятой шляпе тычет пальцем в черно-белую абстракцию. Вокруг нее собрались пухлые люди неопределенного пола в грязном тряпье. Акварель Юрия Великанова начала 1920-х годов называется "На выставке УНОВИСа". К "Утвердителям нового искусства" под руководством Малевича Великанов, очевидно, относился скептически, и в стиле, и в композиции своей карикатуры предвосхищая газетные издевательства Кукрыниксов и других мастеров насмешки над "формалистами". Хотя сам Великанов, доживи он до культурной революции 1936-1937 годов, мог бы попасть в похожий переплет. В большинстве его работ видна печать ленинградской школы, разгромленной в своей "детской" части статьей "О художниках-пачкунах". Вряд ли помог бы в жизни и тот факт, что его отец был полковником медицинских войск в царской армии. Во времена чисток Великанова могли объявить классово чуждым. Возможно, недоверие к увлеченным передовыми идеями авангардистам берет начало в атмосфере интеллигентской семьи на высоких этажах дореволюционной иерархии.
Художественное образование Великанов начал в Одессе, где отец решил переждать первые годы революции и посмотреть, что будет дальше. Из самопальной ссылки отец Великанова вернулся уже "красным профессором". Великанов поступает в Государственный художественно-промышленный техникум, бывшее училище барона Штиглица, потом идет во ВХУТЕИН, где занимается у Дмитрия Митрохина. Он дружит с Владимиром Конашевичем и Николаем Тырсой, вливается в сообщество ленинградской графики и следует за основными разработками этого круга, не делая излишних реверансов официальному стилю.
Фото: Денис Вышинский, Коммерсантъ
В середине 1920-х Великанов создает, наверное, самые оригинальные свои работы. Изучив древнерусскую икону, он рисует главный сюжет современности — рабочего человека — в духе и букве традиции. В каком-то смысле он следует за бытовой неоклассикой Петрова-Водкина, но работает с источниками намного более старательно. Столяры, строители и хлеборобы в обратной перспективе напоминают о дореволюционном кубизме Малевича, но если основоположник супрематизма только намекал на связь с религиозным примитивом, Великанов полностью использует возможности вдумчивой стилизации под Древнюю Русь. Удивительно, но столь сомнительные политически вещи стали монументальными росписями, правда до нас не дошедшими.
После столь смелых работ Великанов немного теряет волю и двигается в фарватере выдающихся фигур ленинградской школы. В некоторых иллюстрациях он следует за Владимиром Лебедевым, превращая фигуры в цветные пятна. Зарисовки в зоопарке могли бы стать иллюстрациями к Маршаку или Чуковскому. Уже в 1930-е на волне массового участия художников и писателей в производстве од и элегий индустриализации Великанов делает несколько серий линогравюр о фабричном труде. Он фиксирует строительство Нижнесвирской ГЭС под Ленинградом, ездит на судостроительный завод имени Андре Марти. Появляются листы в духе московского Общества станковистов, только мрачнее, как в тюрьмах Джованни Пиранези. В переплетениях балок, мостков и оборудования человеческие фигуры, похожие на деревянных человечков Урфина Джюса с квадратными обрубками вместо голов, рук и ног, становятся иероглифами.
Примечательно, что эти адские видения не стали точкой в его творческой биографии. Перед смертью Великанов успел изобразить и рай земной: акварельные миниатюры из Царского Села полны воздуха и света, которых к моменту ухода художника из жизни в политике страны осталось немного.