Норвежская трагедия в очередной раз подтверждает: радикальный национализм любого толка — серьезная и реальная угроза. В России об этом много говорят, но какими средствами с напастью бороться, власть никак не определится. Недавно Владимир Путин предложил реанимировать упраздненное некогда им же самим Министерство по делам национальностей. О том, что из этого получится, размышляет Эмиль Паин, член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека
— Когда мы говорим о национальных проблемах России, это связано исключительно с Северным Кавказом или есть и другие точки напряжения?
— Нет, конечно, Северный Кавказ здесь ни при чем. Если в 90-х годах у нас была проблема взаимодействия республик и центра, то сегодня еще большей проблемой является взаимодействие между мигрантами и сложившимся сообществом. Причем эта проблема носит почти тотальный характер, она характерна для всех регионов страны и проявляется в любом крупном городе.
— Как вы думаете, идея с Миннацем — это ответ на межэтнические конфликты в стране?
— Я практически уверен, что главным фактором появления идеи воссоздания Министерства по делам национальностей было не обострение межэтнических и межконфессиональных отношений в стране, а то, что эта идея очень популярна у лидеров республик и религиозных деятелей. Предвыборные соображения — главный фактор.
— А им для чего нужна очередная чиновничья надстройка?
— Значительная часть нашей элиты, политического истеблишмента мыслят в категориях административного мышления: для решения проблемы надо создать департамент. Однако именно чиновничья система очень слабо подходит для решения национальных и этнических проблем, вопросов межкультурного взаимодействия. Именно по этой причине в большинстве стран такие структуры, где высока доля идеологии, культуры, не являются предметом административного управления и регулирования. Министерствам не поручают разбираться в межэтнических проблемах.
Удивляет, что с этой идеей выступил Путин, который упразднил это министерство и искоренил остатки всяких ведомств, занимающихся на федеральном уровне подобной проблематикой. Кроме того, новация выглядит неожиданно на фоне относительно недавнего заявления президента Медведева о том, что он считает неэффективным чиновничье учреждение для решения этнических проблем. Это просто один из нюансов, который показывает сложность отношений внутри власти.
— Вспоминая прежнее Министерство по делам национальностей, можно ли говорить об успехах или заслугах той структуры?
— Конечно, многое зависело от личности министра. И был министр, который очень долго руководил этим министерством, он же руководил этим ведомством и в советское время в ранге заведующего отделом ЦК КПСС. Это Вячеслав Михайлов, которого очень уважали национальные лидеры. То есть в этом смысле какие-то успехи у него были. Но нельзя говорить о том, что проблемы межэтнического взаимодействия не существовало...
Но дело в том, что вопрос личности не может быть предметом институционального проектирования.
На недавнем совещании президента Медведева с правозащитниками в Нальчике я заявил, что некий институт, который бы занимался проблемами этнической и религиозной политики, межкультурного взаимодействия, разумеется, необходим. Кто-то должен отбирать программы развития, кто-то должен определять целевые ориентиры. У нас же известно то, чего мы категорически не хотим. Но то, к чему стоит стремиться в этнической политике, какие у нас приоритеты, до сих пор четко не сформулировано. Со времен Советского Союза никакой концепции, которая объясняла бы и задавала контуры межнациональным отношениям, в России не существует. Какой-то орган, который занимается координацией, отбором, финансированием такой деятельности, разумеется, нужен. Я только сомневаюсь, что он может быть полезен в нынешних условиях.
— Ну вот министерство и будет отбирать, координировать и финансировать...
— Я считаю, что это должна быть общественная организация. Министерство по делам национальностей или национальной политике не имеет институтов, на которые бы опиралось. Как правило, такая политика осуществляется в теснейшем взаимодействии с гражданским обществом. Вот тут-то и проблема, потому что самого гражданского общества в России не наблюдается.
Не бывает отдельной национальной политики, оторванной от внутренней политики. Сегодняшняя проблема тотального недоверия и тотального разрыва горизонтальных связей, она только частично выражается в недоверии к другим этническим и религиозным группам. Она носит тотальный характер, и люди не доверяют друг другу и знают, что окружающие склонны к обману. В такой среде, при подобных социокультурных условиях трудно ожидать, что отдельно взятое министерство сможет переломить ситуацию.
— Видите ли вы каких-либо авторитетных людей, которые могли бы возглавить это новое или возрожденное министерство?
— Я не вижу главного. Я не вижу желания власти опираться на авторитетных людей. Сам факт постановки вопроса о министерстве, то, как это было сделано, показывает, что сохраняется традиционная форма управления, при которой императору приходит в голову какая-то идея, он тут же ее реализует. Обычно политика делается совершенно иным образом.
Например, смена вех в национальной политике европейских стран происходила принципиально по-иному. Вначале эксперты заговорили о том, что политика мультикультурализма себя исчерпала, потом Совет Европы признал, что эта идея требует обновления и смены, и только лишь затем лидеры европейских государств — Меркель, Саркози и другие — сделали свои якобы сенсационные заявления, потому что эти заявления уже были обусловлены серьезными изменениями в экспертном сообществе. У нас все идет прямо противоположным образом: сначала наверху кому-то приходит в голову необходимость каких-то решений, а потом они реализуются. При такой форме ручного управления крайне мала вероятность, что в сфере межкультурных взаимоотношений получится что-то позитивное.