"Власть" продолжает рассказывать о малоизвестных фактах из жизни лидеров советского государства. Герой этой публикации — Никита Хрущев. О нем вспоминает бывший управделами Совмина СССР Михаил Смиртюков, с которым беседовал корреспондент "Власти" Евгений Жирнов."Он был падок на лесть"
— Михаил Сергеевич, каким вам запомнился Хрущев в качестве главы советского правительства?
— Хрущев относился к типу руководителей, который встречается довольно часто. У нас было и есть много таких людей, прыгнувших гораздо выше головы. Недостаток знаний они компенсируют напором. Хрущеву легко давались очевидные решения, над которыми не надо было задумываться. Например, до его прихода в Совмин у председателей Госплана, Госснаба, Госстроя были кабинеты в Кремле. Как-то Хрущев начал разыскивать кого-то из них. Звонит. В Кремле говорят, что он в министерстве, в министерстве — что в Кремле. Собрал он их всех и дал взбучку. С тех пор ни у кого в правительстве параллельных кабинетов не было.
— А если над решением нужно было задумываться?
— Тут вступало в дело окружение. Настроение у Хрущева менялось по несколько раз на дню, и было немало людей, которые умели в нужный момент подбросить ему какие-то полезные для себя мысли. Собственно, при Хрущеве появилось то, что в последнее время было принято называть "семьей".
— То есть, его родственники вмешивались в процесс управления страной?
|
— Современное понятие "семья" включает в себя более широкий круг людей...
— То же самое было и тогда. Суслов оказывал сильное влияние в вопросах идеологии и культуры. Вы вспомните, как Хрущев разговаривал с интеллигенцией. Это хамское обращение с талантливыми людьми не в последнюю очередь было результатом нашептываний Суслова. Но цековскими товарищами дело не ограничивалось. Хрущев был падок на лесть, и любой подхалим достаточно быстро мог войти в его окружение. Он ведь считал себя человеком особенным. Помню, в начале пятидесятых зампред Совмина Михаил Григорьевич Первухин вел комиссию по текущим делам. Рассматривался вопрос о завозе овощей в Москву. Первухин крепко отругал председателя Моссовета за плохую работу на этом направлении. После комиссии мне вдруг позвонил Хрущев: "Смиртюков? Ты там скажи Первухину, чтобы он соображал,— можно критиковать руководителей Москвы или нельзя. Москва — не простой город, и руководители здесь не простые". Он ведь был одновременно секретарем московского комитета партии и ЦК.
"Что это у вас за кадры такие?!"
— А кто повлиял на принятие решения о передаче Крыма Украине?
— Это Хрущев сделал спьяну.
— Так ведь утверждают, что он на приемах совсем не пил...
— На приемах, может, и не пил. А в узком кругу наливался до изумления. Так вот тогда приехали в Москву руководители из Киева, Никита с ними до утра принимал, и под выпивку с закуской хитрые украинские ребята уговорили его передать им Крым. На следующий день все было оформлено соответствующим решением.
— И никто не возразил?
— Во-первых, никто не придал этому большого значения. Был СССР, и в какой республике находится какая область, никого сильно не волновало. А во-вторых, все знали, чем кончаются споры с Хрущевым. Он не переносил, когда с ним спорят. Мне Кирилл Трофимович Мазуров рассказывал, что когда он руководил Белоруссией, к ним в Минск приехал Хрущев. На совещании актива вдруг один из зампредов белорусского Совмина по ходу выступления Хрущева бросил одобрительную реплику. Хрущев не расслышал. Остановился, повернулся к Мазурову и спросил: "Это что у вас за порядки? Что за кадры такие? Не понимают, что выступает первый секретарь ЦК?" На следующий день этого зампреда по настоянию Хрущева освободили от работы.
— Но, может быть, он был отходчивым?
— Да что вы. Все знали, что он страшно мстительный и может мучить насолившего ему человека годами. И даже после смерти. Во время Отечественной войны начальником тыла Красной армии был генерал Хрулев. Талантливейший организатор, которого ценил Сталин и весь генералитет. Так вот ему как-то позвонил помощник Сталина Поскребышев. "Тут,— говорит,— пришла шифровка от Хрущева. Он докладывает, что войска Сталинградского фронта восстановили мост через Волгу. А вроде бы этим занимались твои части?" Хрулев попросил Поскребышева придержать хрущевскую телеграмму и написал доклад о том, как все было на самом деле. И обе бумаги Поскребышев доложил Сталину вместе. И тот за вранье сделал Хрущеву по телефону хорошее вливание. Так Хрущев за этот случай мстил Хрулеву много лет. Долго держал его в тени, не давал расти.
Назначили Хрулева заместителем министра шоссейных и автомобильных дорог. Хрущев долго думал, какую бы свинью ему еще подложить. Решил он Астраханскую пойму поднять. И послал туда Хрулева уполномоченным. Вскоре он умер. Где хоронить? Военные за то, чтобы в Кремлевской стене, Хрущев категорически против. Затянул до последнего. Покойный лежит в Доме Советской армии. Уже надо выносить его, а вопрос не решен. Если в могиле, то надо везти на Новодевичье кладбище, если в стене — то надо кремировать. И буквально за несколько часов до похорон Хрущев сдался, передумал, разрешил хоронить на Красной площади. Первухину, о котором я говорил, он тоже отомстил: причислил к антипартийной группе и отправил послом в Берлин. Не знаю какой из него получился посол, но промышленность потеряла очень талантливого организатора.
 |
| "Многие визиты Хрущева были чистым туризмом. И сами эти поездки, и прием иностранных делегаций создавали нам только головную боль, но иногда помогали подправлять хрущевские глупости". На фото: Хрущев в Грузии и в Индии |
— А как при таком первом лице удавалось сохранить экономику в работоспособном состоянии?
— Тяжело, но удавалось. Знаете, поначалу он мне в роли главы правительства очень понравился. Прислушивался к мнению специалистов, рекомендованные ими решения принимал быстро. Опять же разоблачил культ личности. Но потом я понял, что если бы не он, культ разоблачил бы кто-нибудь другой. Да и сам он об этом говорил.
А позднее работать с ним в Совмине стало тяжело. Мы ведь все правительственные решения тщательно готовили, просчитывали возможности выполнения и все согласовывали. Начинается заседание Совмина. Хрущев сидит, слушает вполуха. Предложенное решение одобряет. Потом вдруг загнет какой-нибудь анекдот. Как-то прервал выступление докладчика и говорит: "Тут нам разные предложения вносят. Один хохол тоже проснулся ночью, схватился за голову и побежал к соседу. Разбудил его и говорит: 'Кум, у меня задумка такая есть!' — 'Какая?' — спрашивает кум.— 'А если бы топоры со всего села собрать, связать и бросить в колодец, эх и булькнуло бы!'" А в конце заседания вдруг спросит: "А что это мы там решили по первому вопросу?" И давай все менять. А то и вовсе с панталыку предлагал принять какое-нибудь решение. Самые явные хрущевские глупости встречали отпор прямо на заседаниях правительства. Косыгин, Патоличев, тот же Зотов не стеснялись говорить ему правду в глаза.
— Не боялись?
— Они знали, что без них он не сможет обойтись. Он ведь много ездил по стране и миру. А на хозяйстве всегда оставался Косыгин. Хрущев его не любил, но был вынужден считаться. Эти поездки помогали нам подправлять хрущевские глупости.
— Каким образом?
— Добавляли в решение пункт о дополнительном согласовании вопросов, чтобы потом, когда Хрущев будет в очередном турне, вернуться к проблеме и принять реальное и выполнимое решение. Иногда Хрущев сам подписывал поправленное нами решение. Он чаще всего подписывал документы, почти не читая. Главное, чтобы все было написано произнесенными им словами. Тут он замечал даже малейшее отклонение. Принесешь ему пачку бумаг на подпись. Спрашиваешь секретаря, в каком настроении Никита Сергеевич? "Откуда я знаю",— отвечает. Возьмет у меня неподъемную папку, зайдет, через пять минут выходит — все подписано.
 |
— Ему — да. Надо же было как-то расходовать энергию. Вот он и ездил по стране, то разоблачал культ, то антипартийную группу, то заставлял за Полярным кругом сеять кукурузу.
— А зарубежные?
— Часть из них действительно приносила пользу. Но немалое число поездок было чистым туризмом. Какой, например, мог быть прок от поездки в Таиланд? Да и сами эти поездки и прием иностранных делегаций создавал нам только головную боль. Хрущев любил делать иностранцам дорогие подарки, причем без разбора. Когда наши самолеты и машины дарили африканским лидерам, это вызывало восторг. А американцы от наших "Москвичей" умирали со смеху, но от подарка, правда, не отказывались.
Помню, встал вопрос об очередном подарке афганскому королю. Машины ему дарили, самолет — дарили. Что дать теперь? Кто-то предложил: "А если паровоз?" Все одобрили. А потом вспомнили, что в Афганистане нет железных дорог. При таком размахе годовой подарочный фонд Совмина к лету, а чаще уже весной, оскудевал. Приходилось искать дополнительные средства.
— Но ведь это было для пользы дела? Подарками покупали хорошее отношение к СССР...
— Не только. Хрущев полученные в ответ подарки сдавать, как положено, в госфонд не торопился. Когда его сняли, у него забрали, как мне говорили, девять подаренных ему автомобилей. Все почему-то об этом забыли и помнят только про обширный автопарк Брежнева.
 |
| "Когда Хрущев руководил Москвой, на первых секретарей райкомов он выдвинул Екатерину Фурцеву (на фото слева от Хрущева). Это был очень красивый и, прямо скажу, соблазнительный товарищ" |
— Говорят, что Хрущев не только считал себя необыкновенным, но и был порядочным хвастуном?
— Страшный был хвастун. Помню, на своем семидесятилетии он вдруг начал рассказывать, что он еще очень ничего как мужик. Не с одной бабой управиться может.
— Это было только хвастовство?
— Слухи ходили разные. Я в это дело не вникал. Но одно сказать могу. Когда Хрущев руководил Москвой, на первых секретарей райкомов он выдвинул Екатерину Фурцеву и Нину Попову. Это были очень красивые, и прямо скажу, соблазнительные товарищи. А подхалимы тогда на семидесятилетии принялись дружно ему подпевать: "Ах, Никита Сергеевич, да вы, да что говорить...".
Тогда считалось нормой приписывать Хрущеву авторство любых правильных идей. Докладывают ему что-то, а у самих уже бумага в папке заготовлена: "Согласно вашим указаниям, подготовлено решение..." Верхом подхалимства, конечно, были попытки называть города в его честь. Помню, председатель Госстроя Игнат Трофимович Новиков внес в Совмин проект постановления об оказании помощи в завершении строительства Цимлянского водохранилища. Смотрю, а в приложении — назвать такой-то город именем Хрущева. И это вскоре после разоблачения культа личности! Иду с этим проектом к первому зампреду Совмина Алексею Николаевичу Косыгину. Он посмотрел, спрашивает: "Что будем делать? Я в таком виде это не подпишу". Ну, я предложил соответствующий лист перепечатать без этого пункта. Так и сделали.
 |
| "Встал вопрос об очередном подарке афганскому королю (на фото). Машины ему дарили, самолет дарили. Кто-то предложил: 'А если паровоз?' Все одобрили. А потом вспомнили, что в Афганистане нет железных дорог" |
— Обожал. Причем всегда старался унизить человека и обязательно в чьем-либо присутствии. Однажды Устинов (он был первым заместителем Хрущева) подарил Никите Сергеевичу только что выпущенные нашей промышленностью часы. И хвастался тем, как замечательно работают наши часовщики. Дня через три за эти часы Хрущев отругал Устинова, причем в присутствии Косыгина: достижение советской промышленности встало намертво через два дня. Устинов обиделся настолько, что зашел ко мне и говорит: "Слушай, неудобно как-то получается. Зачем Никита Сергеевич отрабатывал меня при Косыгине?"
— Наверное, на месть и критику расходовалась не вся кипучая энергия Хрущева?
— Большую часть времени и сил он тратил на борьбу за власть. Ту ему многое удавалось: Берию убрал, всех старых друзей локтями растолкал. Но что интересно, иногда борьба его была какой-то мелочной. Когда Маленкова освободили от должности главы правительства, Хрущев немедленно выселил его из кабинета Сталина, и сам занял его. При Булганине Хрущев на каждом шагу показывал, что первое лицо — именно он. Он приходил на заседание Президиума Совмина, садился на места для приглашенных, в первый ряд, и начинал ерничать. "Что сегодня обсуждаем? — кричит.— Годовой бюджет?" И все, начиная с Булганина были обязаны смеяться. Убедится так в своем первенстве и уходит. Еще он абсолютно не переносил, когда на каких-либо совещаниях присутствующие переставали обращать на него внимание. Помню, один из пленумов ЦК проходил в Большом кремлевском дворце. В окна пробивалось солнце. Министр пищевой промышленности Зотов налил из бутылки шампанское в красивый бокал, подержал его на солнце и говорит: "Вот бог создал такую красоту, а мы спорим, производить его или не производить. Само солнце светит в этом веществе". Хлопали ему ужасно. А Хрущева заело. Только Зотов собрался продолжать, как Хрущев и говорит: "Я вот еду вчера и вижу: по Рублевскому шоссе едет всадник, а за ним — машина охраны. И кто вы думаете это был? Микоян!" Зал смеется, Микоян немного натянуто улыбается, выступление Зотова скомкано.
"Он обидел слишком много руководителей"
— Что, на ваш взгляд, стало причиной смещения Хрущева?
— Он обидел слишком много руководителей всех уровней. Всем надоело сидеть и ждать, когда их снимут с работы. А его бесчисленные вояжи создали условия для вызревания заговора. Что-то он, конечно, предчувствовал, человек-то он был не глупый. Попытался поселить всех членов Президиума ЦК рядом с собой, в построенных под его руководством особняках на Ленинских горах. Чтобы видеть, кто и чем дышит. Но Брежнев и Косыгин отказались въезжать в эти тяжелые купеческие хоромы.
— А что, к 1964 году преданных сторонников у Хрущева уже не осталось?
— Остались единицы. Был такой Кузьмин Иосиф Иосифович — заведующий отделом машиностроения ЦК. Он был настоящий хрущевец. И Никита его двигал, причем так, как это умел делать только он. Вдруг, ни с того ни с сего, сделал Кузьмина первым заместителем председателя Совета министров СССР и председателем Госэкономкомиссии, планировавшей будущие пятилетки, десятилетки и даже столетки.
Перед Октябрьским пленумом, когда Кузьмин почувствовал, что что-то готовится, именно он занимался организацией попыток спасти Хрущева. Обзванивал секретарей обкомов и верных членов ЦК. Когда стало ясно, что большинство против Хрущева, сторонники Никиты попытались хоть как-то смягчить удар. Кузьмин сам мне рассказывал, что тогда они подготовили какой-то свой вариант. Но он не прошел. А Кузьмина вскоре без всякой помпы проводили на пенсию.
 |
| "Иногда он издали кричал знакомым аппаратчикам: 'Ну, как вам там руководится без меня?!' Но никто не горел желанием пообщаться с ним" |
— Мы выделили ему дачу в Петрово-Дальнем, и, по-моему, он никуда с нее, кроме больницы, не выезжал. Товарищи рассказывали мне, что он ходил в поселок смотреть кино и в темноте бросал комментарии к фильмам в своем стиле. Иногда издали кричал знакомым аппаратчикам: "Ну, как вам там руководится без меня?" Но, как мне говорили, никто не горел желанием пообщаться с ним. После его смерти в 1971 году, мы ту дачу разобрали.