На сцене собственного концертного зала, под управлением Валерия Гергиева, Мариинский театр показал премьеру оперы Бенджамина Бриттена "Сон в летнюю ночь" в постановке режиссера Клаудии Шолти. Комментирует ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
Седьмая в нынешнем сезоне оперная премьера Мариинского театра отчаянно напоминает растиражированные масскультом работы австралийской фотохудожницы Энн Геддес, обожающей снимать грудных детей в образах ангелов, фей и цветов. Кроме них, в новеньком "Сне в летнюю ночь" в больших количествах фигурируют щеголяющие светящимися крыльями эльфы, люди-деревья и прочая возвышенная нечисть, плюс, конечно, то и дело норовящие поэтично опуститься из-под колосников и застыть на тросах в воздухе молчаливые нимфы. Только чуждый прекрасному зритель не увлечется созданной сценографом Изабеллой Байуотер картиной волшебного леса: подмостки покрыты зеркальной (не без поклонов, видимо, Льюису Кэрроллу) пленкой с чуть изъеденной временем амальгамой — и, дабы не ослеплять мариинскую публику блеском софитов, художник по свету Дженнифер Шривер погружает спектакль в таинственный романтический полумрак. На подвешенную над сценой гигантскую раму натянут полиэтилен, и когда за ним встает вдохновенно подсвеченная электрическая луна, чувствительной петербургской аудитории трудно сдержать вздох катартического восхищения.
Не зная ни шекспировского подлинника, ни бриттеновского ремейка, после мариинской постановки почти легко поверить в то, что "Сон в летнюю ночь" — это целомудренная сказка. Режиссера Клаудию Шолти совсем не смутило то, что музыкальный текст оперы полон недвусмысленных недосказанностей — хотя, на самом деле, какие недосказанности, если два с лишним часа герои Шекспира и Бриттена в открытую предаются безудержному промискуитету, а в ключевой сцене протагонистка совокупляется с ослом, в беспамятстве лаская уши своего любовника. Всего этого непотребства госпожа Шолти с чисто английской невозмутимостью предпочла не заметить, перенеся на сцену не истинные сюжеты Бриттена, а лишь поверхностную фабулу. Гримасы пресыщенной жизнью и предчувствующей скорое увядание зрелости, ужас от столкновения человека с собственной природой, изгнание из чувственного рая и оплакивание утраченной гармонии бытия — вместо полифонического сплетения всех этих ключевых тем эротико-философского оперного трактата Мариинский театр предъявляет под видом "Сна в летнюю ночь" неотягощенное подтекстами фэнтези.
Злые языки уверяют, что дебютный оперный ангажемент достался Клаудии Шолти по дружбе, связывавшей с Валерием Гергиевым ее покойного отца, выдающегося дирижера сэра Георга Шолти. Не проявившая должного интереса ни к исследованию личин бриттеновской гомосексуальности, ни к анализу феномена бриттеновского кэмпа наследница благородного семейства и впрямь отнюдь не Камилла Палья и не Сьюзан Зонтаг. Парадокс, однако же, заключается в том, что, не будучи изощренным режиссером-мыслителем, с чисто ремесленнической точки зрения юная госпожа Шолти сделала работу, которая оказалась куда более профессиональной, чем спектакли ставивших в этом году на сцене мариинского Концертного зала ее убеленных сединами коллег Михаэля Штурмингера и Даниэля Финци Паски. Предшествовавшие "Сну в летнюю ночь" премьеры могут числиться лишь по ведомству театральной халтуры, Клаудии же Шолти трудно отказать как минимум в умении работать и с оперными артистами, и со сценическим временем. Тщательно выученный Павлом Смелковым оркестр Валерия Гергиева, мини-бенефис видного британского бас-баритона Уилларда Уайта и получившая первую за долгие годы новую роль лучшая петербургская колоратура Ольга Трифонова окончательно превратили последнюю премьеру сезона из темной лошадки во вполне благополучное — по мариинским, разумеется, меркам — предприятие.