"Небольшой вес мозга составляет племенную особенность украинцев"

150 лет назад, в 1861 году, в Геттингене немецкие анатомы учредили Антропологическое общество для изучения человеческих рас. А их российские последователи, как выяснил обозреватель "Власти" Евгений Жирнов, вскоре взялись за сравнение мозга, волосяного покрова и формы груди у русских и инородцев.

"Придуманы инструменты для определения размеров черепа"

Так уж повелось, что научные открытия зачастую используются совершенно не так, как предполагали их авторы. Анри Беккерель и супруги Кюри, открывшие радиоактивность, вряд ли предполагали, что атомную энергию начнут использовать не только в мирных, но и в военных целях. И тем более что некоторым наиболее предприимчивым специалистам она пригодится и в личных целях, принося высокие звания, должности и сопутствующие им материальные блага.

Точно так же шведский естествоиспытатель Карл Линней вряд ли предполагал, во что может вылиться его "Система природы", опубликованная в 1735 году. Отнеся человека к отряду приматов класса млекопитающих, Линней только подвел итог работ по попыткам классифицировать людей, начавшихся столетием раньше, и не думал ни о каких отдаленных последствиях. О том, например, к чему могут привести исследования популяции человека теми же методами, которые используются в зоологии для изучения животных.

Уже в 1740 году француз Жорж Луи Леклерк де Бюффон в очередной том своей "Естественной истории животных" включил более подробное описание "человеческих пород" с учетом их географического распространения. А вслед за тем число ученых, занимающихся исследованием человека как биологического объекта, стало расти как на дрожжах.

Развитию нового направления способствовали продолжавшиеся открытия и завоевания новых заморских территорий, где европейцы обнаруживали все новых и новых аборигенов. А дополнительный интерес к исследованиям подогревался борьбой ученых, в спорах и дискуссиях пытавшихся создать классификацию человеческих рас.

В начале XIX века стали появляться целые объединения исследователей Homo sapiens, первым из которых стало парижское Общество наблюдателей человека, просуществовавшее, правда, совсем недолго. Но уже в 1830-1840-х годах в Лондоне, Париже и Нью-Йорке появились Общества этнологии, члены которых пытались классифицировать расы, исходя, правда, не из биологических различий, а по сходству языков, верований и обычаев. Тогда же появились первые варианты деления рас на высшие и низшие.

Создание обществ именно в Великобритании, Франции и Соединенных Штатах никто не счел случайностью. В первых двух сохранение имеющихся колоний и приобретение новых стали объяснять заботой о низших расах, не способных цивилизованно управлять своими территориями. А американские исследователи упорно причисляли к низшим расам, нуждающимся в контроле высших, африканские племена и, соответственно, привезенных в Соединенные Штаты негров-рабов.

Однако в век технического прогресса умозрительные рассуждения о никому не известных языках и обычаях вскоре перестали убеждать широкую публику, и французские специалисты по расам в конце 1850-х годов вернулись к биологии. Основой для новых исследований стали работы парижского врача и анатома Поля Пьера Брока, который с начала десятилетия увлеченно эксгумировал останки на старом кладбище и построил систему измерения и классификации скелетов и черепов.

В 1859 году Брока создал в Париже общество антропологов, которое быстро привлекло к себе внимание.

"Брока,— писал видный русский антрополог Дмитрий Николаевич Анучин,— были выработаны детальные инструкции для антропологических наблюдений, составлены антропометрические схемы, придуманы инструменты и шкалы для определения размеров тела и черепа, цвета волос и кожи и т. д. Живая деятельность молодого Общества, поставившего на очередь многие вопросы, касающиеся постоянства или изменения признаков рас, их смешения, акклиматизации, детального изучения форм тела, древности человека и т. д., возбудила интерес к себе и за пределами Франции".

Пример оказался наиболее заразительным для вечных соперников французов — немцев.

"В 1861 г.,— писал Анучин,— в Геттингене состоялся съезд нескольких немецких анатомов, интересовавшихся антропологическими вопросами, на котором было признано желательным выработать однообразную схему наблюдений, основать специальный орган антропологии, а также Общество, которое бы раз в год устраивало съезды антропологов".

В последующие годы антропологические общества появлялись одно за другим в тех странах, где ощущался интерес власти и общества к учению о расах. К примеру, в колониальных империях и государствах, где мечтали о колониях. А также в недавно возникших странах, таких как Италия, где существовала проблема национальной самоидентификации. Антропологией заинтересовались и в многонациональной Австрийской империи, где главенствующая нация нуждалась в подтверждении своего права на господство над остальными.

Россия, как и во многих других вопросах, в антропологических делах шла по следам Германии. Сначала наблюдался лишь интерес отдельных исследователей к ставшему модным направлению в естествознании. Но вскоре после того, как германские правители осознали пропагандистскую силу расовых идей и начали всерьез поддерживать антропологию, в Российской империи началось, пусть и не слишком активное, поощрение аналогичных изысканий. Ведь продолжалась колонизация территорий на юге и востоке, да и в условиях начавшейся либерализации русской жизни было полезно обзавестись современным научным объяснением того, почему в империи некоторые инородцы, прежде всего евреи, ущемлены в правах. Так что в 1869 году в Москве состоялась этнографическая выставка, привлекшая значительный интерес обывателей, а десять лет спустя — антропологическая, имевшая такой успех, что после нее количество отечественных антропологов возросло в несколько раз.

"Изучение человеческих разновидностей"

В преддверии выставки Дмитрий Анучин в газете "Русские ведомости" убеждал соотечественников, для которых сама мысль о человеке как предмете зоологических исследований казалась кощунственной:

"Без большой практики и специального изучения весьма трудно различать отдельные породы лошадей, овец, крупного рогатого скота, свиней, собак, судить о большей или меньшей степени чистоты и смешении этих пород. С подобным же затруднением мы встречаемся и при изучении человеческих разновидностей, и если считается понятным и естественным, что изучение, например, пород лошадей может составить предмет особой отрасли знания, "гиппологии", то тем более мы имеем оснований признать рациональным обособление в отдельную науку изучения пород человечества... Изучение племен не может ограничиться одной морфологией, т. е. познанием наружного вида и внешних форм, но должно распространяться на совокупность организации, включать в себя изучение анатомических и физиологических особенностей. Только таким путем можем мы надеяться составить более определенное понятие о существующих между людьми племенных отличиях и проникнуть глубже в понимание сущности и происхождения этих особенностей".

Анучин указывал и на то, что подробные знания о человечестве нужнее всего самому человечеству. Но на деле исследования приносили мизерный научный и практически нулевой политический результат.

Первые попытки практического использования антропологии были связаны с физиономикой — наукой о распознании характера человека по его внешности. Однако идея связать ее с антропологией в России ни к чему не привела. Российские физиономисты с горечью констатировали правоту известного русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова:

"Великорусское племя отличается именно тем, что в нем трудно находить одно лицо, похожее на другое, что сплошь и рядом встречаем мы не только у бродячих северных инородцев и у кочевых степняков, но и у южных горцев, а в особенности у закавказских и русских армян. Даже на самой маленькой ярмарке, на небольшом базаре, всякий желающий без труда может убедить себя в том, что ничего нет труднее, как найти такие черты, которые можно было бы почитать общими, и определить и выяснить для себя такой закон, который удобно было бы применить для распознания племенных отличий великорусов... Едва ли только не говор один до сих пор может почитаться в числе общих особых примет".

Профессор Московского университета Анатолий Петрович Богданов попытался выявить общие черты с помощью фотографирования и сравнения снимков, но потерпел полную неудачу. В 1878 году он писал:

"Если встретится физиономия, вполне интересная как выражение русского лица, то получить с нее портрет в 99 случаях из ста бывает невозможно вследствие отказа в позволении снять с себя портрет в фас и профиль... Приходилось ограничиваться весьма тесным кругом более знакомых лиц, которые в виде одолжения соглашались удовлетворить странному требованию, от коего они не ожидали ничего путного, но соглашались из желания не противоречить безвредной мании знакомого и близкого человека".

"Если считается естественным, что изучение пород лошадей может составить предмет особой отрасли знания, то тем более мы имеем оснований признать рациональным обособление в отдельную науку изучение пород человечества"

Немалые проблемы испытывали и другие исследователи, решившие заняться антропологией. Увлекшийся новым направлением московский врач Василий Николаевич Бензенгр в 1879 году описал свои попытки сбора информации у пациенток:

"Получение сведений сопряжено с величайшими затруднениями... Предлагаемые вопросы очень часто вызывали краску на лице пациентки, особенно молодой. Мы вообще так мало привыкли называть вещи собственными именами, а наши женщины еще менее привыкли говорить спокойно о своих физиологических функциях, что только положительные уверения в том, что все эти сведения необходимы для правильного лечения настоящей болезни, могли заставить их давать нужные ответы... Поэтому я никак не могу ручаться за полную правдивость ответов, особенно в некоторых, поистине очень щекотливых вопросах; фигура умолчания употреблялась моими пациентками чаще, чем бы я желал".

Сведения, собранные Бензенгром с 1866 по 1875 год, представляли определенный интерес для демографии. Только четверть его пациенток оказались уроженками Москвы: подавляющее большинство приехало в Первопрестольную из Московской и прилегающих к ней губерний. Кроме того, небезынтересным оказался и факт, что за все время он видел только двух крестьянок старше 75 лет, а много работавших женщин старше 50 лет по виду и состоянию здоровья относил уже к старухам.

Однако, несмотря на то что врач за десять лет собрал данные о 5611 пациентках, результат его исследования для антропологии оказался, мягко говоря, не вполне впечатляющим. Главным выводом исследования оказалось:

"Мы считаем себя в полном праве сказать, что раннее половое развитие русской женщины есть ее расовый антропологический признак".

Еще менее успешным стало проведенное в 1887 году Николаем Андреевичем Янчуком антропологическое исследование литовцев, политические цели которого почти не скрывались в его отчете:

"До XII в. литовцы почти все время были в подчинении у славян, и только с XII в. начинается самостоятельная жизнь Литвы, достигшая в течение нескольких столетий довольно цветущего развития и потом опять павшая под ударами более сильных соседей — славян и немцев... На основании данных, представляемых языком, исследователи выводят заключение, что народности литовская и славянская составляли некогда одну лито-славянскую ветвь индоевропейского племени. Из этого одного целого вышло два разветвления: литовское и славянское, и каждое из них стало существовать отдельно, развиваться и дробиться на наречия и на народности".

Оставалось окончательно доказать правомерность пребывания литовцев и их земель в составе Российской империи — с помощью антропологии. Янчук сравнивал литовцев с белорусами и по цвету глаз, и по цвету волос и пришел к выводу, что литовцы и белорусы очень близки друг к другу. Но делать окончательные выводы в пользу единого происхождения двух народов все-таки не стал:

"Мною исследована сравнительно очень небольшая область, одна местность Литвы... Поэтому, легко может статься, что и те немногие частные обобщения, на которые я указал, в дальнейших исследованиях литовцев другими лицами не оправдаются. Мы заметили, что в некоторых отношениях (цвете волос и глаз, форме головы) в общем литовец близко подходит к белорусу; но в то же время относительно частностей в типе белорусов замечается значительно большее разнообразие, чем в типе литовцев. Что же из этого следует? Близкое сходство или одинаковость физиологических черт литовцев и белорусов указывает ли на то, что литовцы чисто славянского происхождения? Трудно сказать, хотя бы уже потому, что вряд ли сам белорус может считаться чистейшим славянским типом и служить образцом для сравнения..."

"720 взвешиваний мозга мужчин"

На этом фоне работа доктора Николая Васильевича Гильченко, который после бурной революционной молодости был прощен императором и с 1884 года служил военным врачом, ввиду собранного им солидного фактического материала выглядела образцовой и полностью отвечающей всем целям и задачам русской антропологии. Объектом исследования доктор Гильченко сделал мозг, как он писал, "племен, населяющих Россию":

"Благодаря счастливым условиям постоянной службы в военных госпиталях, мне удалось в течение 8 лет произвести более 700 взвешиваний головного мозга у лиц обоего пола, различного возраста и племени. Большая часть работы (472 взвеш.) произведена была на Кавказе, в секционном покое Владикавказского военного госпиталя, остальные же данные собраны во время службы моей в Московском военном госпитале. Материалом служили трупы в названных госпиталях, в которых по закону и обычаю производится вскрытие каждого умершего от той или иной болезни. Эти умершие, в громадном большинстве, были нижние чины различных частей войск местного гарнизона, комплектовавшегося уроженцами польских, малороссийских и северо-восточных губерний. Но, помимо этого обычного населения военных госпиталей, во Владикавказский военный госпиталь поступают и лица гражданского ведомства, вследствие полного отсутствия в городе Владикавказе каких бы то ни было лечебных заведений, за исключением одной амбулаторной лечебницы. Благодаря этому обстоятельству, мне удалось собрать небольшой, но редкий материал, касающийся веса мозга у различных горцев Кавказа".

В результате 720 взвешиваний мозга мужчин от 12 до 95 лет оказалось, что средний вес равен 1376,57 грамма. Эта цифра почти не отличалась от данных других русских исследователей. Близкие средние значения указывали и исследователи из Германии, Италии и других стран. Однако Гильченко интересовали в первую очередь индивидуальные и национальные отличия.

"Индивидуальные величины веса мозга, полученные мною при взвешивании, крайне разнообразны. Наименьшим мозгом в 1066,4 грм. обладал 70-ти летний уроженец Тульской губ., имевший рост в 1678 миллиметров. Наибольший вес мозга в 1750 грм. наблюдался у 22-летнего поляка, уроженца Виленской губернии, ростом в 1688 мм".

Куда интереснее оказались различия в массе мозга у людей разных национальностей. Ведь тогда бытовало мнение, что чем больше мозг, тем умнее человек. Вывод Гильченко о русских оказался неутешительным для патриотов: "По моим наблюдениям, средний вес головного мозга у великороссов равен 1367,9 грм. при средней величине роста = 1675,8 мм". Гильченко констатировал: "Великорусскому племени свойствен вес мозга меньший, чем какой получен нами для "среднего обывателя России", без всякого отношения к племени".

Утешить великороссов могло лишь то, что у украинцев, или малороссов, как их тогда официально именовали, мозг оказался еще легче:

"Произведено взвешивание мозга и его отдельных частей у 133 малороссов различных губерний и областей России, в возрасте от 16 до 95 лет. Средний вес головного мозга малороссов = 1365,6 грамма при средней величине роста = 1688,4 миллим. Таким образом у великороссов и абсолютный вес мозга (1367,9 грм.) и относительный (средний рост = 1675,8 мм.) вес больше, чем у малороссов... Небольшой вес мозга составляет, по-видимому, племенную особенность украинцев. Влияние племени (народности) в данном случае заставляет признать и то, что малороссы в общем отличаются высокорослостью. Лишь население побережья Балтийского моря (эсты, ливы) превосходит в этом отношении население малороссийских губерний".

Удручающими для национальной гордости великороссов оказались и данные доктора Гильченко по полякам:

"Сделано 102 взвешивания головного мозга и его отдельных частей у представителей различных губерний Царства Польского и поляков губерний Юго-Западного края. Средний вес мозга у поляков = 1397,2 грам., средний рост = 1681,2 миллим. Нельзя не обратить внимания на весьма значительную величину веса мозга поляков сравнительно с другими славянскими племенами".

Но самые удивительные результаты Гильченко получил по другим народам:

"Мною сделано всего 55 взвешиваний мозга у представителей некоторых племен, населяющих Кавказ, а именно: 11 взвеш. мозга осетин, 17 взвеш.— у ингушей (чеченцев), 3 взвеш. мозга дагестанских горцев, 12 взвеш. мозга армян, 11 взвеш.— грузин и проч... По-видимому, лишь у 1/3 осетин встречается головной мозг среднего (обыкновенного) веса; большинству же осетин свойствен мозг весьма значительного веса. Средняя величина подтверждает это. Средней вес мозга у осетин = 1465,5 гр. Средняя величина роста = 1686,3 мм...Средний вес мозга чеченцев = 1462,9 грм. Средний рост у этих чеченцев = 1702,5 мм... Средней вес мозга грузин, вычисленный мною из 11 взвешиваний = 1350,4 грамма. Таким образом, грузины обладают наименьшим (по весу) головным мозгом из числа тех народностей Кавказа, которых мне удалось наблюдать".

По данным Гильченко, средний вес мозга у башкир (1414,65 г) превосходил аналогичный параметр у татар (1386,3 г). А евреи по среднему весу мозга уступали украинцам, но обгоняли грузин:

"Мною сделано 23 взвешивания мозга евреев. Наибольший вес мозга = 1569,7 грамма, был у 22-летнего уроженца Волынской губ., имевшего рост = 1688 мм. Наименьший мозг в 1134,6 грам. наблюдался у 56-ти-летнего отставного рядового, имевшего рост = 1625 миллим. Средний же вес мозга евреев = 1336,7 грамма".

Естественно, возникал вопрос: так что же следует из этого исследования для теории рас. Как оказалось, ровным счетом ничего.

"На голове волосы в 60% всех случаев черные, иногда с примесью русых; в 38% они темнорусые и в 2% рыжие. Что касается густоты волос, то в 75% они, можно сказать, густые, в 10% — редкие"

"Все попытки,— писал Гильченко,— установить какой-либо критерий степени умственного развития субъекта, найти точный показатель интеллектуальности человека до сих пор не увенчались успехом... Всего меньше вероятия найти показатель степени умственного развития в объеме и в весе головного мозга. Вес головного мозга зависит от величины роста, от возраста, пола и расы (племени). Нет сомнения, что более массивное телосложение, в интересах своих мускульных отправлений, предъявляет большие требования соматической деятельности мозга, а следовательно, тем самым влияет на степень развития мозга в отношении его объема (величины и веса). Но локализация умственных способностей, степень развития психических процессов всего менее могут быть разгаданы одним взвешиванием мозга... Тем не менее, имея в виду, как широко распространено убеждение не только среди публики, но и ученых, что высокое развитие интеллектуальных способностей всегда отражается на величине (и весе) мозга, мною были выделены из общего числа лиц, мозги коих я взвешивал, те индивидуумы, которые с некоторым правом могли быть отнесены к числу "интеллигентных лиц"... Средний вес мозга у них (1358,1 грамма) меньше общей средней (1376,57 грм.), тогда как рост этих интеллигентных субъектов (1699,5) в среднем превышал общую величину среднего роста (1675,4 мм.) населения России".

"Волосяная растительность отличается богатством"

После таких исследований, вызывающих главным образом вопросы и брожение умов, власти, казалось бы, могли полностью прикрыть крамольное направление. Однако вместо этого они попросту утратили всякий интерес к антропологии и забыли о возможности ее политического использования. Зато у исследователей увлечение антропологией выросло до невообразимых размеров, правда при этом приняло довольно странные формы.

В 1903 году гинеколог Эрнест Август Вильгельм Гершельман опубликовал в Русском антропологическом журнале статью "Формы грудной железы у эстонок", в которой излагались результаты исследования груди у пациенток этого врача и специально проведенного осмотра 67 проституток из города Юрьева (Тарту). Их груди классифицировались по форме, размеру и другим признакам. В конце статьи автор вносил свою лепту в расовую теорию:

"Русские, те, по крайней мере, которые были исследованы мною, превосходят эстонок величиною и степенью развития грудных желез".

Своеобразные выводы приводились в докторской диссертации земского врача Казанского уезда Алексея Андреевича Суханова "Казанские татары", которую он защищал в Военно-медицинской академии в 1904 году. В числе прочих расовых признаков татар он отмечал:

"Выражение лица благородное у мужчин 5%, у женщин — 10%; грубое, дикое у первых 17%, у вторых — 23%; не грубое 78% у первых и 57% у вторых. Взгляд веселый 17% м. и 30% ж.; серьезных — 30 м. и 24 ж.; печальных — 33% м. и 38% ж.; хитрых --20% м. и 8% ж.".

Суханов, кажется, не упустил ни единой детали:

"У казанских татарок лобок оказался развитым хорошо в 94,7% и слабо развит в 5,3%; в 90%, огромном большинстве был округлой формы. Подкожный жирный слой обильно развит оказался в 60%, плохо развит в 40%. У мужчин лобок был развит хорошо в 90% и был округлой формы в 80%; покрыть обильно жиром в 55%... Ягодицы мясистые, тучные были в 20% у мужчин и в 78% у женщин. По форме ягодицы у мужчин были больше овально-округлой формы (79,6%), а у женщин более широкой (56%)".

А доктор медицины Эрнест Вильгельмович Эриксон опубликовал в 1905 году результаты своего исследования "К антропологии грузин", где говорилось:

"Грузины, подвергнутые мною антропологическому исследованию, были исключительно нижние чины, в возрасте 23-25 лет, квартирующих в Тифлисе войск... Через мои руки, как военного врача, прошло грузин очень много, но измерено всего 73. Телосложение их вообще посредственное; оно менее крепкое, чем, например, у армян. Мышечная сила далеко не такая, как, например, у родственных грузинам аджарцев. Грузины, населяющие Кахетию, т. е. Сигнахский и Телавский уезды Тифлисской губ., в общем физически слабее, чем живущие в пределах прежней Карталинии, ныне именуемой Ахалцихским и Ахалкалакским уездами той же губернии. Причинами являются, между прочим, малярия и алкоголизм в населении Кахетии и, напротив, отсутствие болотной инфекции и относительная трезвость принявших мусульманство грузин Карталинии. Впрочем, все мною исследованные грузины (христиане) были народ вполне здоровый, с правильно и достаточно развитыми мышцами и костной системой".

Особое внимание доктор Эриксон уделил волосяному покрову:

"У грузин волосяная растительность отличается богатством, все же не в такой степени, как, например, у армян. На голове волосы в 60% всех случаев черные, иногда с примесью русых; в 38% они темнорусые и в 2% рыжие. Что касается густоты волос, то в 75% они, можно сказать, густые, в 10% — редкие... Хотя растительность на теле у грузин вообще обильная, все же на груди у солдат в 50% еще нет волос, в 10% волосатость на этом месте густая, в 28% — умеренная и в 12% — слабая. Излюбленными местами для волос являются: спереди — срединная линия и живот, около сосков и на лобке, а сзади — у лопаток и на крестце, на ягодицах, бедрах, голенях, предплечьях и некоторые другие. На лобке волос особенно много: тут они обыкновенно того же цвета, какой наблюдается на голове, или несколько светлее".

Скорее всего, обилие подобных исследований и диссертаций объяснялось тем, что в Военно-медицинской академии, где защищались докторские диссертации по медицине, служил увлекшийся антропологией Александр Иванович Таренецкий. И после того, как он в 1887 году стал профессором академии, антропологические диссертации получили право на существование. Когда же Таренецкий в 1901 году возглавил академию, число желающих обмерять и описывать разные параметры человеческого тела резко возросло. Ведь для желающих получить ученую степень по медицине это было намного проще, чем, к примеру, разрабатывать и внедрять новые методы лечения больных.

При этом актуальная для государственной политики тема — расовая принадлежность евреев — разрабатывалась отечественными антропологами без особого усердия. Алексей Арсеньевич Ивановский, один из видных специалистов, занимавшийся систематизацией человеческих типов, писал, например, что евреи составляют самостоятельную антропологическую группу, обособившуюся от всех других. Против предложенной концепции российские антропологи-евреи не возражали. Аркадий Данилович Элькинд писал в 1912 году о взглядах Ивановского:

"Работы следующих лет хотя в основе и не поколебали взгляда на антропологический тип евреев, далеко расширили и углубили познание последнего. Это объясняется тем, что были произведены новые антропологические наблюдения не только над европейскими евреями, но и над евреями внеевропейских стран".

Собственно, русские антропологи, даже если бы и перестали использовать науку в личных целях, не смогли бы создать для государственных целей расовую теорию, способную вдохновить подданных Российской империи на борьбу с евреями или кем бы то ни было еще. Для подавляющего большинства народа в стране с 80-процентной неграмотностью теория все равно осталась бы непрочитанной и непонятой. Так что черносотенцы использовали для своей пропаганды хорошо известные с древних времен христианские претензии к иудеям.

Иное дело Германия. О ситуации в немецкой антропологии этнограф Лев Яковлевич Штернберг в 1912 году писал:

"В антропологию прокралась совершенно априорная доктрина, по учению которой каждой физической расе, т. е. каждой группе с определенными физическими признаками, соответствует прирожденный ей искони определенный комплекс психических и моральных свойств, передаваемых, как и признаки физические, по наследству и остающихся раз и навсегда неизменными. Явились таким образом на сцену высшие и низшие расы, и евреи, как семиты, были причислены к расам низшим в интеллектуальном и моральном отношениях... На этой почве ариомании новейший германский шовинизм создал новую доктрину во славу немецкого патриотизма. В один прекрасный день на место термина "арийская раса" подставили расу германскую и из последней выделили особую, северную расу белокурых долихоцефалов (длинноголовых). Эти-то последние и являются единственными и истинными носителями германского типа и представляют расу из рас".

Пойти по немецкому пути российские власти не смогли бы, даже если бы захотели. Ведь великороссы не попали в число избранных рас. А в 1914 году, после начала мировой войны, любые германские теории объявили тлетворными и враждебными всему русскому. И то, что подобные теории в России не имеют перспектив, стало совершенно очевидным в 1917 году, когда выяснилось, что на русской почве лучше всего растет не расовая, а классовая ненависть.