Президент Дмитрий Медведев пообещал экспортерам подключить посольства и торгпредства к продвижению российского зерна на зарубежных рынках, где за время действия эмбарго обосновались конкуренты. В любом случае, чтобы вернуться на мировой рынок, нашим аграриям придется продавать урожай со значительными скидками. Упущенная выгода в ближайший год может составить $500 млн — и это еще не все потери от протекционизма на этом рынке.
Дипломатическая интервенция
Еще в начале марта первый вице-премьер Виктор Зубков, курирующий в правительстве АПК, не исключал вероятности того, что введенное в прошлом августе из-за засухи эмбарго на экспорт зерна будет продлено до конца 2011 года. В конце мая, когда решение об отмене эмбарго с 1 июля уже было принято, Зубков пояснил, что урожай ожидается хороший (85-90 млн т), а переходящие остатки на 1 июля составят порядка 18 млн т. В правильности запрета так никто и не усомнился. Как заявил тогда президент Дмитрий Медведев, эмбарго "помогло сохранить ситуацию на внутреннем продовольственном рынке в нормальном состоянии, и мы не утратили свои позиции" на внешнем рынке.
В каком-то смысле он был прав: сразу после отмены эмбарго Россия начала экспортировать зерно в объемах, близких к рекордным. По данным Минсельхоза, за неполный месяц (с 1 по 27 июля) экспорт составил 2,052 млн т зерна, в том числе 1,96 млн т пшеницы. Это уже больше, чем за весь июль прошлого года, когда в условиях благоприятной конъюнктуры экспорт достиг рекордного для этого месяца объема — 1,9 млн т. В ведомстве рассчитывают, что темпы экспорта будут расти, и итоги прошедших тендеров по закупке зерна в ряде стран-импортеров (Египет, Иордания, Тунис и т. д.) подкрепляют эту уверенность. Ожидается, что до конца года Россия экспортирует до 10 млн т зерна, а в целом в начавшемся сельскохозяйственном году (с июля 2011 по июнь 2012 года) поставки зерна на мировой рынок достигнут 18-20 млн т. Для сравнения: зафиксированный в 2009 году максимум российского зернового экспорта — 22 млн т.
И все же, несмотря на оптимистичные прогнозы, на минувшей неделе президент Российского зернового союза (РЗС) Аркадий Злочевский попросил Дмитрия Медведева "подключить и посольства, и торгпредства для продвижения нашего зерна на внешние рынки, чтобы мы могли вернуть свое место под солнцем". По его словам, за время действия эмбарго его заняли конкуренты, и заняли его "с помощью политического инструментария". Проблема, объясняют в РЗС, не в объемах экспорта, а в его цене. "Мы выигрываем в значительной степени за счет того, что предлагаем более низкие цены. До того как экспорт был закрыт, мы на этих тендерах выигрывали с разницей $1,5-2. Сейчас этого не получается",— комментирует вице-президент РЗС Александр Корбут. Этот вынужденный, по его выражению, демпинг — плата за утраченное доверие.
Скидка за испуг
После введения эмбарго уровень доверия к российским экспортерам "если аккуратно говорить, не вырос", объясняет Корбут. Там же, где нет доверия, появляются проблемы. По его мнению, государство должно помочь бизнесу нормализовать ситуацию, а посольства и торгпредства "должны заниматься вопросами продвижения продукции на экспорт", убеждать госорганы стран — потенциальных потребителей, "что Россия — дело доброе и хорошее, что надо с Россией работать".
"Бизнес, между прочим, свою часть пути прошел",— отмечает он. Когда был введен запрет на экспорт, у России были "определенные обязательства перед GASC" (General Authority for Supply Commodities, государственное агентство — главный импортер зерна в Египте). Наши экспортеры "закупили 450 тыс. т зерна на других рынках, по более высоким ценам, и поставили GASC", исполнив краткосрочные обязательства. Но не по всем контрактам это удалось, денег не хватило.
Возвращение российского зерна на мировой рынок было не таким легким, как хотелось бы. На первые после четырехмесячного перерыва два тендера, которые провело этим летом GASC, российские поставщики вообще не были допущены. Однако уже следующие два тендера (суммарно 360 тыс. т с поставкой в августе) были полностью российскими, и вице-президент GASC Номани Номани заверил, что не видит препятствий для участия России в будущих тендерах.
"По качеству и цене мы весьма конкурентоспособны на наших традиционных рынках (а это в основном страны Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока),— разъясняет директор аналитического центра "Совэкон", независимый директор Valinor Group Андрей Сизов.— Пока цена российского предложения заметно ниже предложения на французскую пшеницу, которая является нашим основным конкурентом на этих рынках. Но говорить о том, что мы не сможем на них вернуться, это несерьезно. Мы туда уже вернулись".
Увы, французская пшеница торгуется на уровне $280 за тонну, а российская — $245-250. Тем самым, легко посчитать, что только за июль экспортеры потеряли от дисконта за "утрату доверия" порядка $60 млн, а если вынужденный демпинг затянется, упущенная прибыль за ближайший год составит $0,5 млрд, а то и больше. Впрочем, как известно, у рынков короткая память, а значит, реальные потери производителей и экспортеров могут быть и меньше. Но и это лучше, чем потери прошлого года, когда с рынка ушло несколько крупных компаний, а суммарные потери производителей, возможно, превысили $1 млрд.
Всемирные грабли
"Помощь на внешних рынках — это хорошо. Но надо оказывать правильную помощь",— подчеркивает Сизов. Во-первых, речь должна идти о логистических и инфраструктурных расходах внутри страны. "В портах ситуация понемногу улучшается, терминалы расширяются, и, хотя расходы на перевалку не снижаются, они хотя бы и не растут",— рассказывает он, напоминая, однако, что стоимость перевалки в России, по грубой оценке, в полтора раза больше, чем в Европе, и в два раза больше, чем в США. "Больше нареканий вызывает наша железная дорога. Из-за отсутствия конкуренции в этом секторе постоянно идет повышение цен, и в результате зерно даже на расстояние более 1000 км зачастую дешевле возить автотранспортом,— говорит он.— Из-за того что у нас фактически один оператор, тарифы близки к запретительным. Необходимо либерализовать рынок железнодорожных перевозок зерна, создать условия для появления конкуренции".
"Второе,— продолжает Сизов,— политика государства должна строиться таким образом, чтобы у нас такие меры, как полное эмбарго, невозможно было ввести неожиданно для всех. Закрытие экспорта было шоком и для наших стран-импортеров, и для экспортеров, и для наших фермеров". О том, насколько неожиданным было то решение, можно судить хотя бы по тому, что еще 3 августа прошлого года замглавы Минсельхоза Александр Беляев говорил, что такая мера "не будет вводиться". Более того, ведомство надеялось сохранить экспорт "на уровне прошлых лет", поскольку потерять его просто, а завоевать "очень тяжело". А два дня спустя, 5 августа 2011 года, премьер Владимир Путин подписал постановление о временном запрете на вывоз зерна, пояснив, что нам "надо не допустить роста внутренних цен, а также сохранить поголовье скота".
Точно такие же аргументы использовали в 1973 году власти США, когда под предлогом борьбы с ростом цен на продовольствие и защиты животноводства ввели запрет на экспорт сои, что фактически закрепило выход на этот рынок Бразилии. С 1973 по 1985 год доля этой страны в мировом экспорте сои выросла с 17 до 40%, и Бразилия по сей день остается вторым (после США) экспортером — ей принадлежит 33% рынка. Не выучив урок с первого раза, США, напоминает Александр Корбут, еще раз "сыграли в эту игру", в качестве ответа на ввод советских войск в Афганистан введя запрет на поставки зерна в СССР,— в результате одним из крупнейших экспортеров зерна стала Европа. Впоследствии США ввели нормы, практически не позволяющие вводить запрет на экспорт "ни при каких условиях".
Влияние прогноза на ландшафт
Предсказуемость государственной политики в вопросах регулирования рынка необходима не только экспортерам. В условиях падения цен на внутреннем рынке существующий механизм закупочных интервенций порой срабатывает с запозданием. К примеру, по оценке Сизова, сейчас внутренние цены активно снижаются в связи с "высоким новым урожаем". Сезонные финансовые проблемы аграриев вынуждают их агрессивно продавать зерно нового урожая, что лишь усиливает падение цен. "Чтобы попытаться удержать рынок, государству стоит прямо сейчас начинать аккредитацию участников этих закупочных интервенций и быстрее все запускать. Рынок мало обратит внимания на рассуждения о запуске интервенций, нужны реальные действия,— призывает Сизов.— А более глобально — нужно уходить от этих интервенций в пользу механизма минимальных гарантированных цен с возможностью обратного выкупа зерна сельхозпроизводителем в дальнейшем".
С подобным предложением — ввести постоянно действующий механизм "интервенционных операций с правом обратного выкупа" — РЗС уже обращался к Минсельхозу. Это позволило бы производителю получить деньги за зерно в тот момент, когда они ему больше всего нужны, а в случае роста цены — выкупить его по той же цене (плюс плата за хранение) и выгодно продать на растущем рынке. "Сельхозпроизводитель получает прогнозируемую ситуацию, что цена на зерно не будет ниже такой-то. Все, что выше,— его доход. Он это знает, он может планировать свой бизнес",— мечтает Корбут. В Минсельхозе не смогли оперативно ответить "Деньгам", на какой стадии находится рассмотрение этих предложений, но в РЗС говорят, что встретили в ведомстве понимание и "если этот механизм появится, то зерновой ландшафт изменится достаточно быстро и интересно, потому что появится прозрачность деятельности для любого зернового бизнеса".