Родители привезли Аню в Петербург, потому что в Украине ей уже никто не мог помочь. Зная это, я готов был увидеть худого анемичного ребенка, капризного и настороженного. Но Аня Семенова — красивая девочка, умная и доверчивая, даже открытая. К тому же на редкость активная, минуты на месте не усидит. Когда мы познакомились, казалось, что болезнь отступила. Как говорили родители, опухоль куда-то ушла. И все поверили в чудо — в то, что ушла навсегда. На самом деле она могла вернуться в любой момент — злокачественная лимфома Беркитта. И она вернулась.
Надо отдать должное украинским врачам. В Виннице от Семеновых не отмахнулись, не выговаривали, что зря-де паникуют и беспокоят по мелочам. В самом деле, что особенного — температуры нет, девочке даже не больно, разве что распухли лимфатические узелки на шее.
А ведь нередко бывает и в России: заглянет домой детский врач, подожмет губы: "Если нас будут вызывать по таким пустякам, когда же нам работать!" Вот вовремя не распознают, запустят болезнь — и слишком часто до такой степени запустят, что лечение уже невозможно.
Украинские врачи обеспокоились вовремя: биопсия, анализы показали, что опухоль злокачественная. Причем редкая для наших широт. Четыре блока химиотерапии вывели Аню в ремиссию, но ненадолго.
Жизнь Семеновых изменилась. Теперь главным в жизни стала Анина болезнь и борьба с ней. Родители Ани, их зовут Елена и Олег, узнали об этой болезни все, что только могли узнать. И делают все, что могут. Это по их настоянию винницкие анализы были перепроверены и в Киеве, и в России.
Мы с Олегом познакомились в Санкт-Петербурге, в Институте детской гематологии и трансплантологии им. Р. М. Горбачевой. Он пытался разузнать, как и где лечить дочку. В институте ему подтвердили: да, у Ани рецидив. Надо еще раз пролечиться химией, на этот раз в 31-й городской больнице Петербурга, где лечат по эффективной методике, пока недоступной украинским докторам. А потом обязательно пересаживать Ане чужой здоровый костный мозг.
Мы сидели в парке на берегу Невы, на окраине города, где река еще не в граните. Аня ловила пушинки и рассматривала смешных собак: огромный дядька гулял с двумя маленькими, будто игрушечными, таксами. Потом Аня обнаружила цветущее дерево, оглянулась на нас и стала, шевеля губами, подсчитывать, сколько же цветочков хватит на всех.
Олег почти профессионально говорил мне о том, что и как в организме дочки происходит на клеточном уровне, такое впечатление, будто он знает все о хромосомах, генах и геномах. Он только до конца так и не может поверить, что все это произошло и происходит с ними, с их дочкой. Они с Леной каждый день ходят в церковь, и когда опухоль "куда-то ушла", полагали, что им помогли вера и молитвы. Может быть, робко предполагали они, все-таки произошло чудо, и опухоль ушла навсегда?
А она вернулась. И если бог есть, он-то лучше нас знает: одними молитвами все равно не обойтись. Лена и Олег, люди глубоко верующие, тоже это знают.
Они только не знают, где деньги взять. Ведь Аня в России — иностранка. Для нее платный не только поиск донора, который не оплачивается бюджетом и для российских детей. Для нее в России платное и все то, что для местных ребятишек входит в государственные квоты. В Украине тоже есть государственные программы лечения детей. Но вот в таких случаях наши госбюджеты еще не умеют компенсировать друг другу затраты на лечение. Может быть, научатся? А пока не научились, надо помогать всем миром.
И верить в чудо. Аня сама — чудо. Вот в нее и надо верить.