Как квалифицировать новый тип терроризма, который явил миру Андерс Брейвик?
Разного рода экспертам, от политиков до психоаналитиков, не хватило недели, чтобы ответить на вопрос о том, в какой мере можно считать автора норвежской трагедии террористом-одиночкой. С одной стороны, все, включая самого Брейвика, вроде говорят в пользу этого. С другой — "одиноких спасителей мира" в последние годы развелось столько, что надо быть слепым, чтобы не заметить тенденции.
"Сопротивление без лидера". Последний доклад Европола, доложенный и благополучно отложенный на полку этой весной, тенденцию, впрочем, заметил. Его суть: главная террористическая угроза для Европы — по-прежнему радикальный ислам, но активность крайне правых боевиков в последние годы стала системной.
Так, в 2009-м полиция предотвратила три попытки теракта в Венгрии (после массового убийства цыган в 2008-м). Во Франции в том же году арестованы шесть крайне правых активистов, замышлявших теракты. Применить силу пришлось в Великобритании, Чехии, ФРГ. Результаты: изъятие "списков врагов", взрывчатки, баз данных... И вывод: "действующие в одиночку сторонники крайне правых взглядов гораздо опаснее тех, что объединяются в группы". Замдиректора Европола Мишель Кийе расшифровывает: одиночки профессиональнее и они очень ловко растворяются в интернете.
Исследователи терроризма конкретнее силовиков. Брейвик, утверждают они, подходит под категорию "одинокого волка", который реализует стратегию "сопротивления без лидера". Эта концепция, напоминает швейцарский философ и эксперт по терроризму Жан-Марк Флюкигер, изобретена американскими ультраправыми в 1970-1980 годы как способ бросить вызов государству и не оказаться при этом под колпаком у полиции.
— Брейвик вдохновлялся тезисами Луиса Бима, автора фундаментального труда в этой области,— объясняет швейцарский эксперт.— Норвежец призывает последователей не вступать ни в группы, ни в партии, так как это верный способ попасть в полицейский компьютер.
Галерея "одиноких волков", перешедших от теории к практике задолго до Брейвика, впечатляет даже без Европола. Интернет помог новой террористической идее перескочить океан, соединив Тимоти Маквея, взорвавшего в 1995-м торговый центр в Оклахоме (168 погибших), с нацистом Дэвидом Копландом, который терроризировал Лондон взрывами самодельных бомб в 1999-м (три смерти, 130 раненых), или с Максимом Брюнери, который в 2002-м совершил неудачное покушение на президента Франции Жака Ширака. Что касается норвежской истории, считают эксперты, то это уже явно серьезный вопрос к спецслужбам: за 20 лет, что волки охотятся в одиночку, пора было бы научиться определять, как они обкладывают своих жертв. И перестать списывать свои грехи на "Аль-Каиду".
Зачем нужно было стрелять по своим. Норвегия — одна из самых счастливых, самых богатых и самых моральных стран мира, она практически не знакома ни с терроризмом, ни с безработицей. То, что жуткий теракт с расстрелом детей случился именно здесь, и случайно, и нет. Северный оазис давно привлекал иммигрантов, это было последовательной правительственной линией (сами норвежцы очень любят свою страну, но не стремятся работать на нефтяных платформах в Северном море). В итоге в начале июля, за пару недель до трагедии, опрос "Гэллапа" зафиксировал рекордное неприятие иммиграции: 53,7 процента счастливых и толерантных норвежцев убеждены, что ей следует положить конец. Пять лет назад таких было 45 процентов.
В каком-то смысле Норвегия стала лабораторией для Европы: массированный наплыв в последние годы заставлял ее решать проблему интеграции быстрее других. Вот только Брейвик, поступок которого на фоне всей этой цифири ничуть не теряет в дикости, искал не решение: он пошел на войну. И стрелял в тех, кого считает виновным в засилье иммигрантов,— в социал-демократов и в "подрастающих социал-демократов" (остров Утойя — это лаборатория "прямой демократии", где дети регулярно общаются со своими политиками). Стрелял, отмечают эксперты, чтобы поднять на свою войну за норвежскую, а заодно христианскую и европейскую идентичность новых последователей.
В этом смысле война за брейвиково наследство, которое сейчас стремительно обрастает в интернете апокрифами,— впереди. Ее исход зависит не только от работы спецслужб. Не меньше, если не больше, он зависит от того, с какой степенью ответственности мы все с вами отбросим этого "одинокого волка", который ради спасения мира загрыз семь десятков детей.