Вчера в Сочи в отеле "Рэдиссон Лазурная" прошли переговоры между премьерами России и Финляндии Владимиром Путиным и Юрки Катайненом. На них Владимир Путин, как сообщает специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ, провел психотерапевтический сеанс, целью которого было успокоить нервные финансовые рынки в России и в мире и перестать звать лихо, пока оно тихо.
Обстановка в Сочи не располагает к трудным переговорам. Она не располагает ни к каким переговорам вообще. Возможно, поэтому финский премьер сразу сказал Владимиру Путину, что давно хотел приехать в Сочи в разгар курортного сезона и что даже с семьей обсуждал, не отдохнуть ли им здесь (впрочем, судя по тому, что господин Катайнен приехал один, к единому мнению семейный совет так и не пришел).
Российский премьер, рассуждая о двусторонних отношениях, заметил, что "на международных рынках наблюдается нервозность, турбулентный процесс". Россию из списка этих рынков он исключил, без сомнения, сознательно.
Позже, после переговоров, которые шли дольше двух часов, стало еще понятней почему. Финский журналист из газеты Helsingin Sanomat спросил премьеров, что делать, когда отовсюду идут мрачные новости о состоянии мировой экономики.
Финский журналист при этом и сам был мрачен. Возможно, от того, что рынки так турбулентны, а возможно, потому, что с ним только что поговорил посол России в Финляндии Александр Румянцев. Финский журналист сам подошел к российскому послу, впрочем, вряд ли ему стоило подходить из-за того, что он услышал в свой адрес.
— О, это вы! — обрадовался господин Румянцев.— Очень хорошо знаю вашу газету! Каждый день что-нибудь плохое да напишете о России! Это у вас редакционная политика такая!
При этом выражение лица у господина Румянцева было таким, как будто он встретил лучшего друга, которого не видел сто лет.
Финский журналист смотрел на российского посла и никак, похоже, не мог сопоставить два эти фактора: выражение лица господина Румянцева и смысл услышанного.
— Если я в Helsingin Sanomat с утра ничего плохого не прочитал про Россию,— оживленно продолжал господин Румянцев,— то такое ощущение, что я не побрился! Некомфортно!
Журналист, кажется, наконец-то понял, что происходит, и стал словно бы незаметно для посла двигаться к своему месту, чтобы через 20 минут задать свой вопрос российскому премьеру. Господин Путин был гуманнее к нему. Но сначала на вопрос ответил Юрки Катайнен:
— На этом этапе очень трудно посчитать последствия,— тревожно сказал он.— Ситуация нервная и связана с недоверием к руководителям стран: смогут ли они справиться?
Еще одна причина такой обстановки, по его мнению, в том, что август для финансовых рынков отпускной месяц, и от этого неуверенность в бизнес-среде только растет.
Финский премьер видит два риска: замораживание финансовых рынков и слишком длительный процесс слишком медленного их роста в результате такого замораживания.
После этого ответа казалось, что новый финансовый кризис неизбежен и что в Финляндии компетентные люди думают только о масштабах его последствий и способах их ликвидации.
Ответ российского премьера был принципиально другим. Господин Путин постарался сделать все, чтобы не сложилось впечатления, что новый кризис шагает по планете:
— Чтобы не было хуже, не нужно постоянно себя пугать,— сказал он.— Многое в таких вещах построено на психологии. Вы начинаете стращать друг друга — и наступают негативные последствия, которых могло и не быть.
Он не обращался к финскому премьеру напрямую, но то, что говорил господин Путин, было прямым ответом коллеге:
— Во-вторых, нужно проводить взвешенную макроэкономическую политику. Я назову только три страны, которые последовательно придерживаются экономических принципов Евросоюза: Финляндия, Эстония и Люксембург.
Финский премьер, чья страна неожиданно попала в этот почетный список Владимира Путина, тепло и даже с какой-то нежностью посмотрел на российского премьера.
— В Штатах договорились о повышении потолка госдолга. Это уже хорошо,— продолжил господин Путин сеанс психотерапии.— Европейский Центробанк принял решение о скупке гособлигаций Испании и Италии. Это не решает проблемы, но тоже хорошо.
Слово "хорошо" в его устах прозвучало уже четыре раза за пару минут. Для успеха сеанса это, видимо, было необходимо.
— Мы в России считаем нужным внимательно следить за ликвидностью,— продолжил российский премьер.— Если нужно, по различным каналам Минфин ликвидности (то есть рублей.— А. К.) сразу добавит... Сегодня Минфин из собственных ресурсов предложил на рынок 40 млрд руб. Потребность была выше, сейчас они посмотрят, отмониторят, поймут, как лучше сделать... Снижаем уровень дефицита бюджета: в этом году будет 1% или даже меньше... Уровень госдолга — 10%, при этом внешний долг наш только 3% из них... Золотовалютные резервы, точно не скажу, но в районе $550 млрд...
Даже "точно не скажу" имело психотерапевтический эффект: это означало, что за эти резервы премьер даже не волнуется, потому что они очень большие...
— Я надеюсь,— закончил он,— что мировая экономика будет постепенно восстанавливаться.
То есть за российскую вообще просьба не беспокоиться.