Обилие выпускаемых сейчас в России книг поражает и само по себе, и в связи с теми курьезами, которыми оно сопровождается. Любители классической музыки привыкли наслаждаться различными интерпретациями одного и того же музыкального опуса. В сегодняшней Москве искусство интерпретации распространилось и на книжную продукцию. В разных интерпретациях выходят классики науки и философии. Например, на протяжении двух лет вышло три независимых друг от друга издания книги одного из учеников Фрейда Вильгельма Райха, которая в оригинале называется "Character-analysis". В одной редакции она названа "Анализ личности", в другой — "Анализ характера", в третьей — просто "Характер-анализ". Еще более смешная история случилась с известной книгой современного французского философа Жака Деррида "Письмо и различие". Два перевода вышли одновременно в разных издательствах под одним и тем же названием и даже — что особенно забавно и нелепо — почти в одинаковом оформлении.
Подобные вещи происходят потому, что в России так и не сформировался издательский рынок научной и философской литературы, если, конечно, слово "рынок" употреблять в точном экономическом смысле. Издатели интеллектуальной литературы вообще не думают ни о потреблении, ни о реализации, ни о рекламе, ни о маркетинге. Для них процесс издания книги заканчивается, в сущности, в тот момент, когда оригинал-макет сдается в типографию. Продажа книги, получение прибыли, конкуренция — все это их мало интересует.
Как же в таком случае вообще выживают эти издательства? Дело в том, что в большинстве своем эти издательства не заботятся о прибыли потому, что прибыль у них с самого начала в кармане. По сути дела, это издательства-паразиты, но только паразитируют они не на государстве, как было при советской власти, а на различных научных фондах.
В современной России научная и философская книга издается следующим образом. В голове издателя возникает некая идея: "А не издать ли мне такого-то?" Издатель при этом совершенно не думает, нужны ли труды такого-то читателю. Вообще, слово "читатель" в современных интеллектуальных издательствах — это скорее бранное слово. Читатель не нужен. Издателю, чаще всего бывшему лингвисту или философу, нужно прежде всего самовыразиться. Самовыражению помогают научные фонды. Они распределяют гранты, то есть, попросту говоря, выделяют деньги на определенные книги. Деньги позволяют покрыть расходы на редакционную подготовку книги, типографию, бумагу и даже на гонорар автору или переводчику. Таким образом, второй шаг в издательской стратегии (после удачной задумки) — это получение гранта, еще лучше — получение как можно большего количества грантов.
Делается это так. В самом конце лета, а лучше даже в сентябре, когда все уже приехали с дач, издатель бросает клич: "Все на издание монографий!" Доверчивые ученые сдают свои рукописи издателю. Все эти рукописи издатель относит в Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ) или же в Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ). Чем они отличаются друг от друга, по правде говоря, никто толком не знает.
Далее рукописи проходят экспертизу. Примерно из 20 рукописей грант получают три-четыре. Остальные 16-17 "остаются на второй год". Те же книги, которые получают гранты, вскоре выходят в свет, и себестоимость этих книг, как можно догадаться, исчисляется в отрицательных величинах. То есть в данном случае бессмысленно говорить о том, сколько издатель затратил на производство данной книги. Вопрос следует ставить в иной плоскости: сколько он получил на производство данной книги?
Однако что же здесь плохого? Ведь при нашей общеизвестной бедности и несчастности наука в ином случае просто пропала бы. А так выходят книги, и среди них немало очень хороших.
Плохое заключается в том, что книга в России перестала быть книгой. Продолжим мысленно ту логическую цепочку, которую мы прервали на моменте выхода книги на рынок (на базар). Поскольку за книгу заплачено заранее, у издателя нет ни малейшего желания думать о ее дальнейшей судьбе, о том, разорится он на этой книге или, наоборот, получит прибыль, то есть он в очень малой степени заинтересован в возврате денег. Он ведь ничего не вкладывал. Поэтому он до чрезвычайности вяло заботится о реализации книги, не делает ей никакой рекламы, не готовит прессу. В результате книга тиражом в одну-две тысячи экземпляров попадает в элитарные книжные салоны Москвы вроде Ad Marginem, "Летнего сада" и "Эйдоса" и ее покупают в лучшем случае 300-400 интеллектуалов. Если повезет, штук пятьдесят отвезут в город Питер. Провинция этих книг практически не получает, если только научным фондом, распоряжающимся этой кампанией, не является фонд Сороса, который в некоторых случаях (так называемая благотворительная подписка) озабочивается тем, чтобы книги попали в крупнейшие провинциальные научные библиотеки.
Итак, первое следствие грантовского иждивенчества — это вялость реализации. Второе следствие можно охарактеризовать как отчуждение критики от спроса. Как известно, для того чтобы иметь успех, книга должна "иметь прессу". В российско-московской жизни у этого либерально-буржуазного института практически нет никакого смысла. Во-первых, периодические издания, занимающиеся рецензированием, у нас так и не сформировались. "Книжное обозрение" и "Ex libris НГ" дышат на ладан. А не сформировались они потому, что они никому не нужны. Факт публикации положительной рецензии на книгу никак не влияет на читательский спрос, потому что в ситуации грантового книгоиздания пропадает — и это, пожалуй, самое главное — дух научного соперничества. Если за книгу заплачено заранее, то бестселлеры никому не нужны. То есть прежде всего они не нужны издателям. А если они не нужны издателям, то они перестают быть нужны и авторам. Зачем стараться сочинять сенсационный научный труд? Гораздо важнее иметь хорошие отношения с лицами, близкими к упомянутым РФФИ и РГНФ.
И действительно, за последние десять лет в России практически не было книжных научных сенсаций. И престиж русской науки советского периода, престиж очень высокий, упал. В 70-80-е годы у нас было полно гуманитарных научных шедевров. Взять хотя бы знаменитую энциклопедию "Мифы народов мира", обобщившую 30-летнюю деятельность отечественных филологов-структуралистов и по значимости сопоставимую с "Энциклопедией" французских просветителей XVIII века. Она впервые вышла в 1982 году и до сих пор переиздается, не требуя никаких грантов. А ведь великие русские ученые, создавшие этот двухтомник — В. Н. Топоров, С. С. Аверинцев, В. В. Иванов,— живы и здоровы. Что же они теперь делают? Они ничего не делают. За них все делают их издатели. Ибо перечисленные и им подобные ученые — это именно те люди, рукописи которых после сентябрьского грантового марафона прежде всего и обеспечивают сладкую жизнь интеллектуальным издательствам.
При этом качество и креативность книг тех же авторов, которые ранее были интеллектуальными кумирами, резко упали. Маститые ученые часто просто собирают все написанное ими за долгую и плодотворную творческую жизнь в один, а то и в два тома и отдают эти интеллектуальные кирпичи издателям, которым только того и надо: чем больше книга, тем больше грант под нее отвалит научный фонд. Величественный свод этих томов выпустило, к примеру, издательство "Языки русской культуры".
Но ведь вот что интересно. Раньше, в славные времена, когда книги благодаря наличию такой солидной конторы, как "Союзкниготорг", без всякой рекламы разлетались по всем уголкам Советского Союза,— ведь тоже не было конкуренции. Странно как-то, конкуренции не было, а научные бестселлеры были. Но раньше-то денег вообще никто не получал: ни издательства, ни авторы (может быть, только переводчики). И вот эта идея, что наука никак не связана и ни в коем случае не должна быть связана с деньгами, с продажей, с потреблением,— это сугубо советско-диссидентское стерильно-отрицательное отношение к консьюмеризму было перенесено на современную ситуацию. Характерна в этом смысле судьба научного наследия Льва Николаевича Гумилева. Пока его главная книга "Этногенез и биосфера земли" была фактом самиздата, его все очень уважали и жалели, он был хорошим. Но когда практически все его книги стали переиздавать почти массовыми тиражами, Гумилева стали ругать, говорить, что он ненаучен, что его произведения — бульварщина и так далее. А это был просто уникальный случай блестящего интеллектуально-издательского успеха. Как-то так получается: кто получает деньги за свои книги, тот плохой, не имеет к науке отношения, его обвиняют в желтизне. А лучше уж быть серым, чем желтым — по этому принципу живут и современные ученые, и современные издатели.
ВАДИМ РУДНЕВ