Сегодня Генпрокуратура России должна передать Минюсту Франции пакет документов, необходимых для принятия решения об экстрадиции бизнесмена Михаила Живило, обвиняемого в организации покушения на Амана Тулеева. Корреспондент Ъ НАТАЛЬЯ Ъ-ГЕВОРКЯН встретилась с единственным человеком, который имеет возможность общаться с предпринимателем в тюрьме, его французским адвокатом госпожой АРИЭЛЬ ГАСКОН-РЕТОРЕ.
— Адвокатом господина Живило вы стали после его ареста?
— Нет, я уже была с ним знакома. Он консультировался со мной по поводу получения территориального убежища во Франции.
— Вы общаетесь с клиентом на французском языке?
— Нет, мы говорим по-английски. Пока этого достаточно. Я могу пригласить переводчика, если будет необходимость. К тому же вполне вероятно, что в дело включится еще один адвокат, знающий русский язык.
— Вы не могли бы объяснить, что, собственно, произошло 22 февраля: Михаила Живило арестовали, или он сам пришел в полицию?
— В квартире, где он живет, сработала противопожарная сигнализация. Естественно, приехали пожарные и полицейские. Стали проверять документы у всех, кто там в тот момент находился. У Живило документов с собой не было. Все его документы были у меня. Он говорил, что ему угрожают, поэтому так будет надежнее.
— Он не смог предъявить документы — и...
— ...его привели в полицейский участок, чтобы установить личность. Он назвался. Компьютер выдал, что он находится в розыске по линии Интерпола. Тогда вызвали сотрудников из отдела по борьбе с терроризмом, поскольку именно они занимаются задержанием лиц, разыскиваемых Интерполом. Вот и судите сами: как его задержали? Формально вроде бы не добровольно. Но он не прятался. Его квартира находится буквально напротив комиссариата полиции. Он не скрывал своего имени. И уже когда его задержали, обратился к французскому правительству с просьбой о территориальном убежище.
— Почему он просил именно территориального, а не политического убежища?
— Дело не в политике и не в его политических взглядах. Он выехал из России, потому что ему угрожали. А территориального убежища имеет право попросить любой гражданин, если он испытывает давление или его жизни угрожает физическая опасность.
— Довольно сложно доказать, что жизни вашего клиента угрожала опасность. У вас есть необходимые документы?
— Уже известен факт, что была попытка убийства Живило в 1996 году, что есть контракт, что за его голову заплачено. Нельзя доказать, что в России он будет убит, но факты позволяют говорить о том, что ему угрожает опасность. Мне должны прислать документы из России. Они есть. Я их жду.
— Сколько же времени Михаил Живило находился во Франции?
— С конца августа, кажется. Он въехал по шенгенской визе. Когда срок действия визы закончился, он обратился ко мне за консультацией: что делать? Мы подготовили бумаги с просьбой о территориальном убежище и отправились с ними в префектуру полиции. На 2 апреля у нас было назначено собеседование в парижской префектуре.
— Но если его документы лежали уже какое-то время в парижской префектуре, а Михаил Живило разыскивался Интерполом, то почему же его арестовали только сейчас?
— Процедура в префектуре такая. Мы пришли вместе с Живило и предъявили его досье. Префектура записала имя, фамилию, номер паспорта и назначила время аудиенции. В назначенный день Живило не смог прийти в префектуру, он был госпитализирован. Аудиенцию перенесли на 2 апреля. На тот момент, когда его объявили в международный розыск, в префектуре не было его адреса. Российская прокуратура, со своей стороны, предполагала, что он во Франции, но где конкретно, они, видимо, сразу выяснить не смогли.
— Говорят, что полиции сообщили адрес Михаила Живило 20 февраля, а 22-го его арестовали. Предполагается, что кто-то просто "стукнул".
— Живило общался здесь и с русскими, и с французами, тем не менее его адрес знал весьма ограниченный круг людей. Даже я не знала. Возможно, его "сдали", но кто — я не знаю. Вы знаете, у него есть дела и в Америке, и в России. Не исключено, что им интересуются иностранные спецслужбы. Может быть, его нашли русские "органы". Может быть, русские службы вышли на него через людей, с которыми он контактировал.
— Каковы условия содержания господина Живило в тюрьме?
— Он сидит в одной камере с французом, который приговорен к десяти годам за попытку ограбления банка.
— То есть ему не скучно сидеть.
— Вы знаете, сокамерник практически не говорит по-английски, что затрудняет их общение. Условия там нормальные. Все полицейские очень вежливы. Живило занимается спортом и смотрит телевизор. Мы пока не узнавали, может ли он читать русскую прессу и литературу. Это решает директор тюрьмы. Думаю, разрешат. Ведь каждый француз, например, имеет право читать по-французски, почему же русский не может читать на своем языке?
— Может ли он звонить из тюрьмы?
— Нет.
— А где его семья?
— Семьи у него нет. Во всяком случае, во Франции нет. Он, кажется, разведен, и детей у него нет. И это несколько осложняет его ситуацию, поскольку по французским законам для освобождения из-под стражи нужны или гаранты, или члены семьи в качестве гарантов того, что ты не покинешь территорию Франции. Правда, есть его заявление, что он хочет остаться во Франции. Да, еще для освобождения надо внести банковский залог.
— Какой?
— Мы пока не обращались с такой просьбой, поэтому сумму я вам назвать сейчас не могу.
— А какое впечатление на вас произвел Михаил Живило?
— Вы знаете, вначале ты принимаешь человека, он рассказывает свою историю, ты о нем ничего не знаешь. Теперь я его чаще вижу, читаю очень много материалов о нем. Мне он симпатичен. И я вам скажу: я уверена, что он не мог совершить преступление. Но это мое личное ощущение. Он производит впечатление человека образованного, спокойного, неагрессивного. Впрочем, и неагрессивный человек может нанять убийц. Факты говорят, что он этого не делал. Вообще, что-то здесь не так. Сами обстоятельства дела говорят о том, что оно выдуманное. В конце концов, если Живило хотел, чтобы кого-то убили, то он достаточно богат, чтобы оплатить дорогое убийство профессиональным киллерам.
— Какова вероятность того, что французы примут решение об экстрадиции?
— Сложно сказать. Но я готова делать все, чтобы этого не произошло. И у меня есть довольно веские аргументы. К тому же Живило может довольно многое рассказать о русской мафии...
— Господин Живило боится экстрадиции?
— Он волнуется, конечно. Сказал, что готов сидеть здесь в тюрьме сколь угодно долго. Но не в России.