Полгода при Путине

 
Начался июль. Владимир Путин уже полгода правит страной. Срок вполне достаточный, чтобы дать первые ответы на вопрос, что такое путинская Россия.

       Можно сколько угодно ругать российскую Конституцию за ельцинизм, то есть недостаточный демократизм (если понимать демократизм по-европейски). Но нельзя не замечать главного: мы живем в президентской республике, или, если выражаться не политкорректным академическим языком, а называть вещи своими именами,— в выборной монархии. Что отвечает русской исторической традиции и общественным ожиданиям. К этому можно относиться по-разному, однако глупо отрицать объективную реальность на том основании, что она кого-то не устраивает.
       Киношлягер по определению не кладезь мудрости, и тем не менее фраза "Он русский — это многое объясняет" подходит не только для анекдотов.
       Борис Ельцин был природным царем. Он по-византийски захватил власть, менял фаворитов, надолго удалялся "работать с документами", совершенно по-царски регулярно оказываясь заложником своего окружения. Термин "семибанкирщина", конечно, неслучаен.
 
       Именно Ельцин выбрал Владимира Путина в наследники. И передача власти прошла почти по монархическому сценарию, всенародное голосование лишь подтвердило выбор Ельцина. Путин же, не дожидаясь выборов, едва став и. о. президента, тут же даровал Ельцину неприкосновенность.
       Захочет ли Владимир Путин оставаться царем? Вопрос риторический, хотя бы потому, что выбора у него фактически нет. Он не спорит с судьбой, а по-ельцински заявляет в своей инаугурационной речи, что "в ответе за все, что происходит в стране".
 
       Любопытно, что, по сути, монархическую идею разделяют и самые просвещенные западники из числа олигархов. Петр Авен в своей статье "Экономический рост и общественная мораль", опубликованной в газете "Коммерсантъ", строит рассуждения примерно так. Бизнес не живет без норм деловой этики, моральные принципы в России сейчас не в чести, и внедрить их может только президент, потому что больше просто некому. Другими словами, Владимир Путин — статья написана в этом году — становится не только верховным правителем, но и эталоном морали.
       
       Путин стал президентом на волне общественных ожиданий серьезных перемен. И сразу оказался на распутье. В том, что реформы нужны, он, по-видимому, уверен, вопрос в том, как их проводить. Уповать на европейски чистый демократический вариант несерьезно. Взять пример с Петра I и начать бороться с варварством варварскими методами невозможно. Остается комбинировать.
 
       Поначалу казалось, что Путин, став президентом, воюя в Чечне, не снимая камуфляжа, возьмется за решительное обновление — поддержка масс позволяла. Однако выяснилось, что президент не сторонник форсированных действий. Тем более импровизированных. Он человек основательный, имеющий за спиной неплохую школу.
       Для начала он решил узнать, где то волшебное звено в цепи, за которое надо потянуть, чтобы все пришло в движение. Для этого еще при Ельцине Путин создал Центр стратегических разработок. Там писали вовсе не только экономическую программу. Это при Ельцине по-марксистски считали, что все дело в экономике. Гайдар с Чубайсом когда-то искренне верили, что еще день простоять и ночь продержаться, а там "неинфляционными мерами" (ГКО) покроется бюджетный дефицит, финансы "оздоровятся", инвесторы почему-то вспомнят о реальном секторе — и заживем. Не сработало.
       Либералы, которых призвал Путин, опираясь исключительно на свой выбор, в значительной мере вопреки тому, что от него ждало общество, не забывшее 17 августа 1998 года,— другие. Есть надежда — настоящие. Они не пожарные, они фундаменталисты. Для этих либералов экономика — вещь прикладная. Главное же — реформа власти.
       
 
 
       Любой властитель, а тем более российский, когда речь заходит о его власти, демонстрирует все, на что способен. На что же способен Путин?
       Его реформа власти разворачивается в двух плоскостях. Первая — это реальное обновление государственного устройства, вторая — подавление возможного сопротивления. Президент выбирает прежде всего точки, где они пересекаются.
 
       Путин начал с деления страны на семь федеральных округов. Эту акцию можно оценивать по-разному. Еще демократы первой волны конца 80-х--начала 90-х призывали упразднить национальные образования в составе Российской Федерации. Особенно активно эту позицию отстаивал Гавриил Попов, прямо призывавший вернуться к губернскому устройству, существовавшему в царской России. Он считал, что право наций на самоопределение (бесспорно, самый демократический способ решения национального вопроса),— это мина замедленного действия под федерацией. И оказался прав. Так что демократия, по крайней мере в России, далеко не всегда обеспечивает лучший способ решения проблем.
       Федеральные округа оказались лишь первым и далеко не главным ударом по региональным лидерам. Президент сосредоточился на этом вопросе именно потому, что здесь пересекаются обе плоскости его реформы власти. Во-первых, Путин получает реальную возможность настоять на том, чтобы федеральные конституция, законы и подзаконные акты действовали на всей территории страны. Во-вторых, он использует при этом силовой ресурс и считает, что если региональные лидеры будут изгнаны из Совета федерации и почувствуют монаршую руку, которая может их отстранить, а то и вовсе посадить,— это только к лучшему. Налицо не просто "наведение конституционного порядка", но и безусловное укрепление личной власти президента.
       Напоминание о нарушении прав избирателей, которые выбрали региональных руководителей, а теперь могут их лишиться не по своей воле, а по воле президента,— аргумент из европейского, а не российского политического арсенала. Президент же решил двигаться к демократическим ценностям — "диктатуре закона", в том числе и федерального по отношению к региональным — не пренебрегая российскими традициями. Вполне рациональный, с точки зрения президента, компромисс.
 
       Есть и другой аргумент против путинской атаки на губернаторов. Совет федерации и так готов есть с руки президента, штампуя законы, принятые пропрезидентской Думой. Поэтому лишение губернаторов возможности чувствовать себя не только региональной, но и федеральной властью, регулярно навещать Москву, "решать вопросы", встречаться с президентом — это очень болезненный удар не просто по их статусу, но и по авторитету в родных регионах. Что может спровоцировать фронду. Аргумент мало убедительный. Фронду может вызвать что угодно, поэтому президент счел за лучшее превентивно обезвредить региональных лидеров.
 
       На фоне массированной атаки на губернаторов дело "Медиа-Моста": арест Владимира Гусинского, превращение Игоря Малашенко в невыездную фигуру,— выглядит лишь эпизодом. В какой-то мере это тоже результат реформы власти, хотя и в специфическом проявлении. Налицо не столько укрепление законности, сколько психологическая атака на строптивого олигарха. Гусинский с телеэкрана заявил, что решение о его аресте принял Путин. Опровержений не последовало. Зато всем известно, что освобождение Гусинского — это очевидная реакция генпрокуратуры на замечание президента, что мера пресечения "чрезмерна".
       Вывод очевиден. Путин строит суперпрезидентскую республику, а значит, собирается стать еще большим царем, чем был Ельцин. И в отличие от Ельцина не будет мириться ни с какими, даже потенциальными, покушениями на свою власть.
       
       НИКОЛАЙ ВАРДУЛЬ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...