Еще задолго до того, как российский президент публично объявил о своем желании обладать русской идеей, московский мэр начал эту идею созидать.
Пожалуй, из всех грандиозных лужковских проектов лишь один — сеть кафе быстрого питания "Русское бистро" — удостоился однозначной оценки со стороны своенравных жителей столицы. Причем оценки положительной. Случай просто из ряда вон. Тем более что в Москве пока еще никто не отменял "Макдональдс", к которому, казалось, за шесть лет жители города успели прикипеть всем сердцем.
"Русское бистро" и задумывалось московским мэром как прямой конкурент американскому монстру. Но никакой конкуренции нет и в помине: с одинаковым удовольствием жители столицы жуют и кулебяку, и макчикен, и гамбургер, и расстегай. Им одинаково мил густой молочный коктейль из "Макдоналдса" и до боли жидкий синтетический напиток из "Русского бистро". Зато великие деятели русского искусства безоговорочно поддержали лужковское новаторство. К примеру, актриса Наталья Андрейченко, вернувшаяся из Америки в родные пенаты, едва сойдя с трапа самолета, ринулась дегустировать пирожки с грибами в "Русское бистро" на Тверской. Поглотив их штук семь или восемь, актриса пришла к выводу, что "Лужкову за одно это надо при жизни памятник поставить". Своих детей госпожа Андрейченко тоже призывает есть ватрушки, при этом обязательно запивая их квасом. В скором времени она намерена развернуть активную кампанию в пользу установления "Русского бистро" в Соединенных Штатах Америки. Америка зашлась в нетерпении.
Если творческая интеллигенция всерьез задумывается о том, чтобы поставить памятник человеку, открывшему трактир, значит, трактир этот неправильно рассматривать с точки зрения чисто кулинарной.
"Попытка — не пытка" — эта расхожая русская формулировка как нельзя лучше подходит для "Русского бистро". Свой памятник Лужков, конечно, заслужил — но, как водится, не за полученный результат, а за проявленное рвение. Он раньше других сообразил, что русская национальная идея уже давно существует — только ее надо почетче обозначить. Русская идея Лужкова, в сущности, выражена в трех объектах: храме Христа Спасителя (русский народ ни на минуту не забывает о Боге), "Русском бистро" (русский народ любит хорошо и вкусно поесть, русская кухня — лучшая кухня на всем земном шаре) и расширенной кольцевой автодороге (русский народ любит быструю езду, как завещал ему Гоголь). Выше, шире, сытнее.
С Храмом и с Дорогой Лужков, похоже, справился на пятерку. С "Русским бистро" вышла заминочка. Заминочка чисто технического свойства — но весь великий замысел она свела буквально на нет.
Дело в том, что, как выяснилось, к словосочетанию "русская еда" прилагательное "быстрая" категорически не клеится. Быстрая русская еда — это то, чего быть не может в принципе, ибо так уж "исторически сложилось", что русская еда — еда долгая. Едим раз в день, но если уж сели за стол, то сели "как люди". Этого обстоятельства мэр не учел, совершив таким образом серьезный стратегический промах.
Казалось бы, где как ни в "Русском бистро" меню должны были составлять по принципу "что есть в печи — все на стол мечи". Однако именно в "Русском бистро" его составляли явно не по этому принципу. Скудный ассортимент — пирожки, салатики да супчики — еще можно было бы отнести за счет "болезней роста" и с чисто русским милосердием простить. Но и у чисто русского милосердия есть свои границы. Один вид порции борща, подаваемого в "Русском бистро", способен раз и навсегда отвратить человека от желания пробовать русскую кухню в лужковском исполнении. В хрупкую пластмассовую чашку размером с ладошку младенца наливают кипяток, разведенный малиновой краской из импортного пакетика с гордой надписью "Borstch". Из пакетиков той же серии, только с другими надписями, повара готовят "навары". Несоответствие лингвистической формы кулинарному содержанию открывается в тот момент, когда взгляд посетителя падает на следующую строчку из меню: "Навар говяжий, навар куриный" (это как раз понятно), "навар томатный, навар гороховый, навар овощной" (здесь уже решительно неясно, о чем идет речь). Последние сомнения в том, что "Русское бистро" куда менее русское, чем нам, русским патриотам, хотелось бы, отпадают, когда в меню обнаруживаешь "молочный напиток" (но не "коктейль") из самой русской из всех русских ягод — ананаса.
Почувствовав, что разговаривать с посетителями на кулинарном русском языке у них не получается, идеологи "Русского бистро", чтобы не компрометировать любимую идею окончательно, в отчаянном порыве сделали решительную, последнюю ставку. Ставку на градус, в России почти всегда беспроигрышную. Меню "Русского бистро" украсили коньячный напиток "Баргузин" и водка "Русская" в пластиковых стаканах. Информация о том, что в "Русском бистро" дают выпить и к тому же недорого, в мгновенье ока облетела Москву. Но увы — русский человек любит "приходить со своим". Удивительно, что и это, столь, казалось бы, очевидное наблюдение не остановило московского мэра на его пути к фиаско.
В "Русском бистро" теперь выпивали днями напролет. Туда потянулись люди, раньше обходившие это заведение за версту. Журналисты, актеры, вахтеры, просто алкоголики — всем было тепло и уютно в "Русском бистро". Выпивка была своя, закуска казенная. Вечерами "Русское бистро" не удавалось закрыть — народ хотел продолжения. Плюнув на все, персонал стал выпивать вместе с клиентами. Клиенты курили и сквернословили. Русская идея торжествовала. Патриотически настроенные пенсионеры радовались как дети и показывали "ужо" невинному "Макдональдсу". В "Русском бистро" начали драться.
Начальство сообразило, какого опасного джинна оно выпустило из бутылки. И изъяло спиртное из продажи, дав русской идее обратный ход. Теперь в "Русском бистро" совсем нелюдно. Прилично одетый старичок, всегда заказывающий чашку чая и виновато разворачивающий пакет с пряниками — это его ежедневный обед. Приезжие — уставшие, запутавшиеся в огромном городе люди. Бабушки, продающие газеты в ближайшем подземном переходе. Мальчики, тайно делающие свой первый миллион, а пока в десять часов вечера с жадностью кусающие свою первую за день кулебяку... Этих людей объединил голод — и, кажется, объединил гораздо крепче любой национальной идеи.
ЭДУАРД Ъ-ДОРОЖКИН