 |
Восстание грибов в Воронежской области
В Воронеже ширится эпидемия грибных отравлений. По данным на минувшую ночь, она уже унесла жизни 38 человек, в том числе пятерых детей. Еще несколько человек лежат в больнице в безнадежном состоянии. А всего пострадавших уже несколько сотен, и они продолжают поступать. Критическая ситуация складывается и в других областях России. В том, что происходит в Воронежской области, попытался разобраться специальный корреспондент ИД Ъ АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ. Все оказалось еще хуже, чем можно было предполагать.
Подброшенные грибы
Сосед начальника ГО МЧС Воронежа на днях отравился грибами. К счастью, отравился он не сильно, потому что не успел съесть много, ему промыли желудок и выписали, он очень просился домой.
Зачем же он просился, спросите вы? А просто он хотел доесть эти грибы, потому что не пропадать же им, в конце концов. А доев, он через несколько дней и умер в больнице.
В городе и области, считай, военное положение. Идет война с грибами. Грибы побеждают. Их запрещено собирать и продавать. Распоряжениями руководства города и области установлены наказания за хранение, употребление и распространение грибов.
Но вот гражданина Денисова наряд милиции задержал с поличным прямо в Центральном парке. И вроде ему деваться некуда: пакет с грибами в руках. У него проверяют документы. Оказывается, это не просто Денисов, а сотрудник станции защиты растений. Ему говорят:
— Как же так, нехорошо, гражданин, вы же лучше других должны понимать, какая обстановка в городе...
А он встает в позу обидевшегося человека:
— Да я всю жизнь эти грибы собираю и собирать буду! Потому что я не только грибник, а и человек, и у меня тоже есть права.
Тогда милиционеры на ходу меняют тактику и говорят:
— Вот мы вам их сейчас и зачитаем. Итак, гражданин, пройдемте в отделение, составимте протокольчик...
Денисов тут бледнеет, как поганка, потому что не хочет провести ночь в КПЗ даже из-за любви к грибам, и тоже тогда меняет тактику:
— Значит, так. Я эти грибы не собирал.
— Как это? — деланно удивляются милиционеры.
— Я их... нашел!
Тут уж милиционеры по-настоящему удивляются. Они чувствуют подвох, но не могут его обнаружить.
— А разница-то какая? — честно спрашивают.
— Такая! — с торжеством говорит Денисов.— Нашел всю кучу прямо в пакете, поднял, чтобы посмотреть, нет ли в ней ложных опят и бледных поганок, а тут вы!
— Не хитрите, гражданин,— облегченно говорят ему милиционеры, поняв, наконец, смысл этой уловки.— Вас взяли с поличным.
И тогда Денисов в полном отчаянии решается на крайнюю меру.
— Нет, не взяли. Мне их подбросили, эти ваши грибы!
— Кто?
— Вы!
— Когда?
— Только что! Я сам видел...
И этот разговор продолжается еще долго и заканчивается штрафом в размере трех МРОТ прямо тут, в Центральном парке, хотя мог закончиться и гораздо, гораздо хуже, потому что милиционеры очень обиделись на его последнее предположение.
Во всем виновата мама
Не бывает бывших грибников, так же как не бывает и бывших наркоманов. Попробовавший однажды попробует еще раз. Только на этот раз будет умнее и не станет разгуливать, как дурак, с грибами в руках прямо по Центральному парку на виду у милиции, а уедет куда надо и там все сделает.
И побывал я в областной детской больнице Воронежа. От грибов погибли уже пятеро детей. Им было от 5 до 14 лет. Грибами их кормили взрослые. А Даша выжила. Ей восемь лет. Она говорит, что у них отравились сразу три семьи.
— Моя двоюродная сестричка, тоже Даша,— перечисляет она,— тетя Наташа, дядя Игорь, бабушка, мама, тетя Гала...
— Как ты думаешь,— сурово спрашивает ее доктор,— кто виноват во всем этом?
— Мама и тетя Наташа,— уверенно говорит она.— Они упросили, чтобы дядя Игорь отвез их за грибами на белой машине в Решетовский лес. Они привезли лисичек, потом варили, потом мы их ели. Потом мне стало тошно, а дальше не помню. Я знаю, что в нашем отделении дети умирают. А у одной тети во взрослой больнице мама и сестра умерли, она мне сама рассказывала.
— А ты,— спрашиваю,— собирала когда-нибудь грибы?
— Нет,— она смотрит мне прямо в глаза и как будто клянется.— Ни-ког-да.
Мы молчим.
— Ах да, один раз мы ездили за грибами,— она краснеет, как будто я едва не уличил ее в очень стыдном занятии.— Но я тогда цветы собирала, а не грибы. И потом, это было очень и очень давно, прошлым летом. И только один разочек...
Мне кажется, что у Даши уже все хорошо и ее вот-вот выпишут, а доктор рассказывает мне, что накануне в отделении реанимации умер еще один ребенок, хотя все надеялись, что он выживет, он уже чувствовал себя просто прекрасно и все просился на выписку, да вдруг сгорел за два часа.
— Ничего мы не можем сделать,— очень зло говорит доктор.— Вроде идет человек на поправку, а потом раз — и очень быстро загружается. Глаза подкатывают, и все. И никто ему не может помочь. Делаем вскрытие — тотальный некроз печени. Ее просто нет, этой печени, понимаете! А виновата во всем бледная поганка, самый подлый гриб на свете!
Мама и папа умершего ребенка тоже лежат в больнице, она недалеко, километрах в двух от детской. Они тоже в плохом состоянии. Знакомые забрали их ребенка из морга и привезли маленький гроб под окна взрослой больницы, чтобы родители могли попрощаться с ним хотя бы взглядом. На кладбище, говорят, рядом с детской могилой на всякий случай оставили еще два места, родители сами попросили.
Грибы после вскрытия
Что же такое происходит? Ведь это ведь всего-навсего грибы! Ведь человеку, кроме исключительных случаев, не свойственно есть отраву. Правда, вот Роман Анатольевич Шестаков, 18 лет, съел, как записано с его слов в справке областного Госсанэпиднадзора, сырой гриб, найденный им же у школы милиции, запил его для верности хлорофосом, и вот уже восемь дней находится в тяжелом состоянии. Зачем? Чтобы постичь тайну и дополнительный смысл бытия, а проще говоря — догнаться. Но таких, как Роман Анатольевич, немного, а может быть, он и один в своем роде, по крайней мере, в этой справке других таких придурков не значится.
Но не исключаю я, правда, и того, что обманул всех Роман Шестаков, потому что видел я его в реанимационном отделении областной клинической больницы. Лежит он без сознания, подключенный к разнообразным дорогостоящим аппаратам, и безмятежно улыбается, и что-то бессмысленное и доброе лепечет. Добился, получается, он того, чего хотел. Ведь вот уже восьмые сутки кайфа пошли, а всего-то — гриб с хлорофосом. Умрет, правда, скорее всего.
И все-таки, повторяю, это нетипичный случай. А что же типичный? Почему даже токсикологи областной клинической больницы — самые яростные грибники и, несмотря ни на какие запреты, невзирая на то, что видят каждый день у себя в отделении, а видят они там ежедневную смерть, почему все они, по их же честным словам, в субботу ранним утром пойдут в лес за грибами и станут их собирать?
Вот замглавврача больницы Валерий Новомлинский. Он долго рассказывает мне, какое современное оборудование установлено в их лечебном заведении, рассказывает про американские следящие системы "Хьюлет паккард", про системы жизнеобеспечения "Пуритан Бенетт", про гравитационную хирургию и плазмоферез, про энтеросорбцию и гемофильтрацию. Все они, примененные с умом, позволяют снизить летальность воронежских грибников по сравнению с волгоградскими на 7,6%.
— Но ведь все равно умирают,— с болью говорит он.
— Что же делать? — спрашиваю я.
— Только не ходить в лес! Не ходить. Все ошибаются, любые грибники с любым опытом. Не ходить! Вот я в прошлые выходные пошел за грибами, смотрю: сколько же народу в лесу... И все что-то несут. Я к ним в корзинки заглядываю, а там... Все, что мы после вскрытия достаем из наших пациентов. А попробуй объясни...
Но сам-то ты, Валерий Новомлинский, где был, если кто еще не понял, в этот самый момент, когда им в лукошки заглядывал? В лесу. Что делал? Грибы ты собирал, Валерий.
Не смогла удержаться
Вот в реанимационном отделении лежит Елена Львовна Гуляева. Она вроде бы миновала состояние средней тяжести, она уже ближе к легкому и может рассказать, что с ней произошло:
— Я с раннего детства грибы собираю и все-все их знаю.
В прошлом году в песочке возле аэродрома она собирала рыжики, и все было хорошо. В этом году ей долго было не до грибов, она отвлекалась на всякие пустяки, и только в прошлую пятницу смогла выбраться в лес с дочкой, и то, как признается, просто отдохнуть. Тут-то она и увидела грибы.
— Ну и все,— говорит,— не смогла удержаться, даже завизжала. Стала собирать.
— А что собирали?
— Да черные грузди.
— А не рано,— спрашиваю,— для груздей?
— Рано,— соглашается.— Ну, типа черных...
Тут она начинает просто истерически хохотать, потому что и сама понимает, как выглядит в глазах окружающих.
— Вот дура я, ну и дура! — исчерпывающе подмечает Елена Львовна.— Но они были такие...
— Какие?
— Молоденькие...— хохочет она,— желтенькие такие... а когда вырастают, то беленькие... Типа груздей!
У нее уже истерика.
— Я сама,— находит наконец в себе силы продолжить,— не могу понять, что это такое со мной было. Я ведь телевизор смотрю и газеты читаю, знаю, что люди от грибов умирают...
— Что же дальше было, Елена Львовна?
— Отварила и съела со сметаной. Правда, дочке не дала, подумала, если отравлюсь, то хоть одна.
— Думали, что отравитесь, и все-таки ели?
— Ела. Все съела. Потом боли появились, потерпела я до обеда и вызвала "скорую помощь". Мне говорят, что я съела бледную поганку. Может быть, может быть... Наверное, мутировала эта поганка под грузди или что-то такое типа груздей, все мне теперь понятно...
Тут Елена Львовна отвлекается на что-то более веское в глубинах своего сознания и умолкает, к ней бросаются врачи, а из угла палаты я слышу хрип старухи, которая, мне говорили, уже давно помирает от той же самой бледной поганки, врачи отмерили ей какой-то максимальный срок, и он уже прошел, а она все еще жива почему-то. Она и говорить-то почти не может, я слышу отдельные слова, но все-таки улавливаю смысл:
— Луковицу, детка, кинь в кастрюлю с грибами... Посинеет — значит, ядовитые... Не посинеет — есть можно.
Я подхожу к ней ближе.
— Вы-то сами, бабушка, кидали луковицу в кастрюлю?
— Кидала, детка... Не посинела она.
— А раньше?
— Раньше синела...
В этом году грибы обманули бабку с ее луковицей.
В мужской палате лежит Игорь Николаевич Швырев, с чьей племянницей Дашей я разговаривал в детской больнице. Его собственная дочка, двоюродная сестра Даши, тоже лежит в этой больнице в тяжелейшем состоянии.
— Я в лесу родился и вырос,— жарко объясняет он мне.— В Сибири. В грибах разбираюсь, как в людях!
Он, видимо, имеет в виду, что очень хорошо.
— Лисички это были, лисички! Мы все ели лисички! И отравились. Ты скажешь, что это невозможно?
Я пожимаю плечами. Я уже ни в чем не уверен. В этом городе по разнообразным причинам от грибов умирают десятки людей, и никто не может остановить этого. Люди собирают грибы и умирают, а вместо них в лес идут другие и тоже умирают.
— А знаешь, почему мы лежим тут и умираем? — вдруг хитро смотрит на меня Швырев.— Говорят, что поганка мутирует под то, под се... Все это ерунда. Просто она передает хорошим грибам свой яд.
— Как?
— По земле, как же еще!
И он многозначительно уходит.
— Их всех просто надо перестрелять,— успокаивает меня заведующий отделением токсикологии Александр Владимирович Сертаков.
— Кого?-- переспрашиваю я.
— Грибников.
— Да вы же говорите, что сами в лес ходите всем отделением. Солите, маринуете... Едите, наконец.
— Ну, что я... В конце концов, может быть, это в прошлом... А грибников перестрелять! Иначе их не остановишь.
Ничего хорошего не выйдет
Одно я понимаю точно: что-то тут не так, в Воронежской области, совсем не так. Слишком агрессивно ведут себя грибы по отношению к воронежцам, и нет тут, пожалуй, никакого преувеличения. Как-то ведь надо все это объяснять, что-то же надо с этим делать.
В областном Госсанэпиднадзоре над проблемой грибов бьются несколько лабораторий: радиологическая, токсикологическая и какая-то еще. Заведующая токсикологией Галина Михайловна Басова не очень склонна к разговорам, и это меня тоже уже настораживает. Меня уже все настораживает.
— Рабочий день закончился, но дело не в этом. Мы только что получили штормовое предупреждение по городу и разобрали все приборы, понимаете?
Какое штормовое предупреждение? За наглухо закрытым на всякий случай окном — ясный безветренный вечер. Чего она боится? Галина Михайловна торопливо рассказывает, что ни в одной из 49 проб грибов, которые они взяли на анализ, не обнаружено ничего такого. Ни одного отравления по типу пищевого, все радионуклиды в норме, никаких токсических элементов...
— Только один раз,— мнется она,— в одной пробе было превышение по чему-то там в 3,9 раза. Только не надо об этом писать.
— Но почему?
— Не надо, прошу вас... Ничего хорошего из этого не получится, я знаю... Лучше напишите, что все отравление идет по типу бледной поганки; напишите, что это подтверждают все наши исследования! Это ведь так и есть...
— Не волнуйтесь,— говорю,— так и напишу.
— У нас был съезд токсикологов,— горько бормочет она,— работала секция... Все станет ясно в ближайшие дни, не надо ни о чем писать.
Главный санитарный врач Воронежской области Михаил Иванович Чубирко, к которому я пришел после лаборатории, сразу показал себя образованным человеком.
— А что ты хочешь? — сказал он, выслушав кое-какие из моих сомнений.— Ты про учение дона Хуана слышал? Кастанеда написал. Там про эти грибы. Никаких справочников не надо. И никакая агитационная работа уже не поможет.
— Но вы же ее ведете.
— Ведем. Ну и что? Кого-нибудь она спасла? Тут другие методы нужны, неужели не понимаешь?
Вот уж от кого я никак не ожидал такой постановки вопроса. А какие методы?
"Они прекрасны!"
Тут-то я и нахожу наконец человека, которого долго искал,— Антонину Ивановну Ртищеву, известного воронежского миколога, то есть специалиста по грибам. Антонина Ивановна — доцент Воронежского государственного университета, автор нескольких книжек по грибам и специалист международного уровня. Вот она-то все и объяснит.
Антонина Ивановна призналась, что не может долго находиться в городе, потому что, как волк, все время в лес смотрит. Ей нужно быть как можно ближе к ее грибам. И мы поехали в лес.
— Я вам приготовила пиццу. Будете? — спросила она, когда мы подъехали к деревне Березовки, за которой начинался настоящий лес, каких, между прочим, вообще-то мало в Воронежской области. Степи там в основном.
Пицца оказалась очень вкусной, и вдруг я почувствовал, что на зуб мне попадают грибы.
— Конечно, это ведь пицца с грибами,— странно улыбнулась она.— Тут есть козляк, шляпка мокрухи, кесарев гриб, ножка гиропоруса... Все как надо, вы ешьте, ешьте...
Мне стало нехорошо. Мне даже пришло в голову, что я становлюсь частью какого-то дьявольского плана, в котором мне уготована не самая последняя роль.
— Давно вы занимаетесь грибами? — спросил я.
— Я занимаюсь ими, они занимаются мной...— уклончиво ответила Антонина Ивановна.— Это продолжается больше 40 лет. Когда-то я начинала с кукурузы. Помните "Дети кукурузы" Стивена Кинга?
Я помню, и довольно хорошо.
— Ну вот, у меня даже была специализация, пузырчатая головня кукурузы. Это было, когда кукуруза была королевой не только полей, но и всех вузов. Но понимаете, признаюсь вам честно, не для печати: мне скучно с ней, с кукурузой.
— А с грибами?
— О!.. С грибами! Вы никогда не пробовали ядовитые грибы?
Я вздрогнул.
— Не пробовали. А я все их знаю назубок. Правда, они этого не любят, но я очень осторожно... Очищаю от земли какую-нибудь часть гриба и лижу. Кто-то ничего не чувствует или чувствует какую-то горечь. А я чувствую совсем другое! У меня с ними совершенно особые отношения, только, наверное, не стоит об этом никому говорить, потому что, сами понимаете, люди разные и могут не так понять.
Мы шли по лесу, Ртищева все время останавливалась, наклонялась, шла дальше. Она явно что-то искала и наконец нашла.
— Вот она,— торжествующе сказала Антонина Ивановна.— Бледная поганка. Роскошный экземпляр! Шляпка семь-восемь сантиметров в диаметре, уже не колокольчатая, но еще не распростертая, оливково-желтая, с пушистыми светлыми хлопьями на поверхности! Мякоть белая, под кожицей слабо окрашенная, тонкая, без запаха и вкуса, пластинки свободные, частые, почти прозрачные!
Ртищева упивалась бледной поганкой, она не отводила от нее глаз, и остановить ее было невозможно.
— Смотрите: ножка ровная, слегка зеленоватая, внизу клубневидно утолщенная с белым чашевидным влагалищем. А колечко! Сверху полосатое, снизу слегка зеленоватое!..
Пропев оду бледной поганке, она, не оглядываясь на нас, пошла дальше в лес со своей поганкой в руке, но потом почти бегом вернулась и аккуратно посадила ее в то же место, откуда вытащила.
— Антонина Ивановна,— осторожно спросил я,— вы какие грибы, кроме бледной поганки, любите?
— Их много, очень много! — прокричала она, увлекая меня все дальше в лес.— Они прекрасны! Кто вам, например, сказал, что ложная лисичка — ядовитый гриб? Я ела ее, понимаете? Да, она несъедобная, но не ядовитая!
— Как же вы ели? Варили? Жарили?
— Варила? — она возмущенно посмотрела на меня и даже остановилась.— Запомните, молодой человек: не надо варить грибы, которым предстоит быть зажаренными! К чему это двойное убийство? В крайнем случае, если у вас нет другого выхода, жарьте...
— А вот они, перечные грузди...— зашептала вдруг она.— Вот... Никто их не берет, к счастью.
— Почему к счастью?
— Потому что их беру я! Все думают, что они ядовитые. Конечно, горькие, конечно, а как вы хотели?
Я уже мечтал только об одном: поскорее выбраться из этого леса. Миколог Ртищева была на их стороне, она давно продала душу грибам, она была с ними заодно.
Выходя на опушку, мы увидели старуху в красной кофте с косой. Старуха прошла было мимо нас, но случайно, видно, заглянула в лукошко Ртищевой. Там, кроме бессмысленного, на мой взгляд, перечного груздя, лежали откровенно ядовитые паутинники, бледные поганки, мицены чистые и ложные поплавки.
Старуха остановилась, молча полезла в корзинку миколога и выкинула всю дрянь. Только после этого она посмотрела в глаза Ртищевой, покачала головой и сказала укоризненно:
— Не надо!
— Странная женщина,— расстроенно сказала Ртищева ей вслед.— Думает, что помогла нам. Зачем же тогда она негниючник веточный выбросила? Я же его теперь долго могу не найти. Как мне быть? И кошелек я где-то потеряла...
Грубая человеческая сила
Старухе с косой удалось основательно сбить ее с толку. Возможно, есть против них какое-то противоядие, подумал я. Да, просто выбрасывать и топтать, топтать... И значит, верно действуют воронежские милиционеры. Только так, грубой человеческой силой, мы можем им противостоять. Не победим, конечно. Но хоть поборемся.
И значит, прав был старший инспектор по охране лесов Михаил Михайлович Аксенов, которого мы встретили в лесничестве под Березовкой. Инспектор сокрушался, что дело плохо, что муниципальный полк патрульно-постовой службы, который брошен в битву с грибами как последний резерв, не может уже держать оборону.
— Приезжаем в лес и ведем агитационную работу.— огорченно говорил он.— А толку? Только полное уничтожение... Перекрыть все входы и выходы из леса... Расставить посты... Но шансов все равно катастрофически мало.
Утром следующего дня в кабинете Михаила Ивановича Чубирко мы узнали, что за ночь в областной клинической больнице скончались еще четыре человека. Среди них была бабушка, которая рассказывала нам про луковицу, которая должна синеть и не синеет, Паша Мишутин, юноша 17 лет, который уже несколько дней не приходил в себя после того, как съел неизвестные ему грибы, и Люда Татаркова 19 лет, рассудительная девушка, в здравом уме и твердой памяти отчего-то съевшая сырые неизвестные грибы.
А Ртищева на прощанье раскрыла мне вообще все карты. Она уже не считала нужным скрывать от меня главное.
— Поймите,— холодно сказала она на прощанье,— ведь грибы — только наполовину растения.
— Как вы сказали?
— А наполовину...— продолжила было она и только тут замолчала.
АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ