Неужели только конфликт между силовыми ведомствами дает возможность обществу узнать правду о ситуации в стране и правоохранительных органах?
На прошлой неделе один из фигурантов прокурорского скандала, бывший начальник управления подмосковной прокуратуры Дмитрий Урумов был переведен из СИЗО под домашний арест — по ходатайству следствия, с которым арестованный активно сотрудничает, давая признательные показания, и которому Генеральная прокуратура так и не дала санкции на заключение досудебной сделки с обвиняемым. Это обстоятельство, по мнению людей, работающих в правоохранительных органах, скандально не меньше, чем само прокурорское дело, начавшееся с истории о крышевании нелегальных казино. Чем закончится эта история, сегодня не скажет никто. Но сюжет, бесспорно, уникальный.
Колеса и спицы
Моя милицейская карьера начиналась 35 лет назад как раз в Московской области. Даже в страшном сне не мог представить того, что происходит сейчас: обыски в кабинете начальника главка, аресты городских и районных прокуроров, стрельба в служебном кабинете начальника управления Генпрокуратуры по надзору за органами госбезопасности... Это не просто коррупционный сюжет. Речь должна идти о новой форме организованной преступности, где люди в мундирах не просто играли традиционную для коррупции роль крыш, а сами выступали в роли активных членов преступного сообщества: подыскивали коммерсантов и объекты, которые могли дать суперприбыль, наезжали на этих предпринимателей, заставляли работать на себя, собирать дань с других. При этом в распоряжении этого невиданного ранее преступного сообщества был весь арсенал оперативно-розыскных средств и методов — агентура, прослушка, наружка и т.д. Ведь оперативные работники областного милицейского главка и сотрудники секретного Управления "К" МВД России также были членами этого мафиозно-правоохранительного сообщества.
Это дело с самого начала имело ключевую особенность — оно возникло и стало раскручиваться в условиях невиданного прежде в истории нашей правоохранительной системы яростного противоборства различных правоохранительных ведомств. Этот, по сути, открытый конфликт продолжается и сейчас: Генеральная прокуратура оказывает прямое противодействие расследованию, которое проводит Следственный комитет, опирающийся на оперативное сопровождение ФСБ.
Это противодействие происходило в самых разных формах. Сначала Генпрокуратура просто не давала возбудить уголовное дело. Потом не давала санкции на аресты областных прокуроров, оперативников МВД и так называемых решальщиков (на сленге мафии — консильери, т.е. людей, которые выполняли функции "менеджеров" мафии). Теперь Генпрокуратура не дает заключить так называемую сделку с правосудием (или, как это теперь звучит в российских УК и УПК,— "досудебное соглашение о сотрудничестве") между следствием и двумя обвиняемыми — начальником управления областной прокуратуры Дмитрием Урумовым и оперативником областной полиции Сергеем Ермаковым. Этот конфликтный рубеж в противостоянии силовых ведомств, как убеждают меня знакомые с ситуацией люди, не последний. Пока питерское происхождение главы СКР Бастрыкина, подкрепленное сопровождением ФСБ, позволяет преодолевать активное прокурорское нежелание докручивать дело. Что будет дальше и как далеко это дальше дойдет, ясности нет.
Кого пугает сделка
Новый для российской системы правовой институт — сделка с правосудием (введен в России только в июне 2009 года) в США и Европе применяется в основном именно для борьбы с мафией. Те из обвиняемых, кто идет на досудебное соглашение со следствием, берут на себя обязательство помочь следствию в расследовании своих преступлений, фактически признаются в инкриминируемых им деяниях и, что самое главное, обязуются сдать всех других членов ОПГ или преступного сообщества. За это они получают правовые гарантии на снижение грозящего наказания. Урумов и Ермаков сдали своих подельников и организаторов преступлений. Поэтому Урумову заменили арест в СИЗО на домашний арест, а Ермакову на подписку о невыезде. Но сделки как правового акта не случилось, а значит, Генпрокуратура никаких гарантий фигурантам не дает, и это фактически ставит под вопрос дальнейшую перспективу сюжета, в том числе и судебную.
Почему это происходит? Противники сделки с правосудием всегда аргументировали свою позицию тем, что этот правовой институт лежит за рамками нравственных понятий. Что часто подозреваемые и обвиняемые, оказавшиеся в СИЗО, готовы оговорить других людей по требованию следователей. Что сделка с правосудием — это возвращение к уголовной политике, проводимой сталинским прокурором Вышинским, по средневековой концепции которого признание обвиняемого является "царицей доказательств". Некоторые умудренные опытом бывшие прокурорские работники высказывают мнение, что в условиях открытого профессионального и личностного конфликта между руководителем СК Александром Бастрыкиным и генпрокурором Юрием Чайкой последний опасается использования сделки с правосудием в "игорном деле" как инструмента по компрометации руководящих сотрудников Генпрокуратуры.
Такая версия, конечно, имеет право на существование, но сразу вспоминается начало расследования. И пресс-конференция руководящих сотрудников Генпрокуратуры, цинизм которых перехлестывал через край. Достаточно вспомнить высказывание одного из прокурорских генералов: "Вот если бы над областными прокурорами (которые изображены на изъятых при обыске фотографиях) висел плакат "Нелегальные казино", тогда бы мы подумали о возбуждении уголовного дела". Дело, однако, возбудили, а те прокуроры, что были на фотографиях,— уже в СИЗО. И поэтому в стерильность органов прокуратуры уже мало кто верит. Так что не только в профессиональной среде моих коллег, но и в общественном восприятии противодействие следствию со стороны Генпрокуратуры объясняется вполне рациональными мотивами — боязнью, что дело будет расползаться на показаниях тех, кто пошел на сделку с правосудием. И может доползти до самой Генпрокуратуры.
Нет худа без добра
Нельзя не признать: столь явный конфликт между СК (и ФСБ) и Генпрокуратурой — явление отталкивающее, подрывающее остатки доверия ко всей правоохранительной системе. Но, с другой стороны, представьте на минуту, что генпрокурор и руководитель СК были бы друзьями не разлей вода. Знали бы мы сейчас что-то о "прокурорском деле"? И, что, например, было бы с главой администрации Серпуховского района Московской области Александром Шестуном, который обнародовал в интернете видео с фактами прокурорского вымогательства (с этого видео официально и началось "прокурорское дело")? А какова была бы судьба бывшего заместителя областного прокурора Станислава Буянского, с которого не официально, а фактически началась раскрутка прокурорского сюжета? Напомним, в мае 2010 года Буянского задержали сотрудники ФСО за попытку проникнуть на территорию резиденции президента России и тогда же Буянский был уволен. Сейчас стало известно, что он пытался лично рассказать президенту о преступной деятельности областных прокуроров, но выслушали его в итоге и прислушались к нему в ФСБ. В настоящее время Буянский является одним из ключевых свидетелей по делу, находится под программой защиты свидетелей.
Вопросы, понятно, риторические. Но при этом надо признать: наивных людей, которые считают, что в "игорном деле" теперь восторжествует полная справедливость, немного. Среди профессионалов — сотрудников правоохранительных органов — таких вообще нет. И все в один голос говорят: по-прежнему тревожно за судьбу свидетелей по делу. Один из потенциальных свидетелей — водитель Алексей Прилепский, работавший в структурах главного фигуранта игорного скандала Ивана Назарова — был убит в самом начале расследования (именно после этого убийства Назаров принял решение сотрудничать со следствием — он теперь освобожден из СИЗО и находится под защитой). Недавно Мособлсуд на 7 с половиной лет лишения свободы осудил Елену Базанову, заместителя Шестуна. Осудили на весьма шаткой доказательственной базе. Шестун и адвокаты Базановой считают, что дело было сфабриковано сотрудниками БЭП МВД России (в том числе и теми, кто значится в известном "списке Магнитского"). Сам Шестун без охраны не ходит, он получал прямые угрозы, что его за правдоискательство все равно посадят. Неизвестно, как пойдет сам судебный процесс по громкому делу.
Но было бы для всех нас хуже, если этого "спрута в мундире" так никто и не расшевелил бы. Возникает лишь вопрос: неужели у общества есть возможность реально взглянуть на криминальную ситуацию в стране и работу нанятых им правоохранителей лишь в ситуации их противостояния и ссоры?